Прикосновение полуночи
Шрифт:
– Я никак не могу привыкнуть к тому, что их называют Журавлями. Это птицы моего отца, имя его гвардии.
– Многие из них и были раньше гвардейцами Эссуса, – заметил Холод. Он держал мою руку в ладони. – Их просто отдали Келу после смерти Эссуса.
– А у них был выбор? – спросила я. Меньше всего до сих пор я волновалась о стражах моего отца, потому что разве они не предали его? Разве не они допустили его смерть? Теперь я подумала, сколькие из них отказались бы от клятв королевских гвардейцев, если бы им дали такую возможность.
Дойл
– То, что ты послала вчерашней ночью за всеми стражами, подвигло кое-кого из пташек Кела заговорить с нами о своей жизни.
– Почему именно это развязало их языки?
– Твой поступок показал, что ты заботишься обо всех своих людях, не только о тех, кто тебе нравится. Такой заботы Журавли не видели многие годы.
Я почувствовала спиной, как Холод передернулся от отвращения.
– Я думал, что нам достаточно пришлось вынести от рук королевы, но… – Он покачал головой: – Но такое…
– Нам нельзя отдать ему двор, Мередит, – повторил Дойл. – Думаю, он действительно безумен.
– Заключение и пытки дела не поправят, – сказала я.
– Верно, – согласился он.
– Расскажи ей все, – посоветовал Холод.
Дойл вздохнул.
– Ты помнишь, что королева разрешила одной из женщин Кела утолить его жажду?
Я кивнула:
– Да, и той же ночью последовали покушения на мою жизнь и жизнь королевы.
– Вот именно, и мы не уверены, что приказы отдал Кел. Возможно, так решили верные ему в отчаянной попытке спасти его раньше, чем он обезумеет настолько, что скрыть это уже ни от кого не удастся.
– Ты думаешь, что сидхе откажутся ему подчиняться?
– Если он попытается обращаться с двором, как со своей стражей, – да.
Я поглубже забилась в меха, кожу и в тепло их тел.
– Что он с ними делал?
– Нет, Мередит, – ответил Дойл. – Может быть, позже, когда у нас образуется избыток времени и до сна будет еще далеко. Это не из тех историй, что рассказывают на ночь.
– Мы расследуем убийство. Можешь поверить, до кровати мы доберемся не скоро, – сказала я.
– Сейчас тебе нужно знать одно: ты стала для него навязчивой идеей.
– Идеей в каком смысле? – спросила я.
Они обменялись взглядами. Дойл покачал головой. Но Холод сказал:
– Она должна знать, Дойл.
– Ну так скажи ей сам. Почему всегда я должен сообщать такие новости?
Холод моргнул и постарался не выдать свои – и мои – мысли. Мы и не подозревали, что Дойлу не нравится сообщать дурные вести. Он был Мраком королевы, а мрак в полном спокойствии нашептывает жуткую правду – или, во всяком случае, кажется, что в спокойствии. Недавняя вспышка словно сдернула с Дойла какую-то часть его сущности.
– Как угодно, – сказал Холод и посмотрел на меня. – Кел назвал одну из женщин своей гвардии твоим именем и поклялся, что раз уж его мать так хочет, чтобы ты забеременела, то причиной тому
Я смотрела в его красивое лицо и хотела спросить, не шутит ли он, но понимала, что не шутит. Теперь уже меня передернуло.
– Лучше умереть.
– Не уверен, что это тебя от него избавит, – тихо сказал Дойл.
– Что ты хочешь сказать?
– Одна из малых фейри умерла, когда он ее насиловал. – Дойл снова вздохнул, а в глазах у него появилось выражение, которое я видела нечасто, – страх. – Келу это понравилось. Он продолжал снова и снова насиловать труп, пока тот совсем не разложился.
Я почувствовала, как отхлынула кровь от моего лица.
– Во всяком случае, так говорят его гвардейцы, – поправил Холод.
– Вы видели их глаза, вы думаете, они лгали?
Холод испустил долгий вздох и покачал головой.
– Нет. – Он наклонился ко мне, обнимая покрепче, окутывая водопадом серебряных волос. – Прости, Мередит, но мне казалось, тебе нужно знать.
– Я и раньше боялась Кела…
– Бойся еще больше, – буркнул Дойл. – Такому, как он, нельзя вручить ключи от Неблагого Двора. Особенно сейчас, когда к нам возвращаются силы. Чем мы сильнее, тем опасней. Мы слишком опасны, чтобы дать власть над нами сумасшедшему.
– Сила возвращается благодаря Мередит, – возразил Холод.
– Да, но когда к сидхе вернется сила, она будет подобна оружию. Оружию не важно, против кого оно обращено.
– Богиня может покинуть нас навечно, если обратить ее силу во зло, – сказала я.
– Я считаю так же, но представь, сколько вреда мы сумеем причинить, прежде чем Она отнимет у нас свои дары.
Мы сели на пол и попытались вообразить возможные несчастья. Дойл крепко меня обнял, потом встал и встряхнулся, как большой пес. Он поправил на себе кожаное пальто и сказал:
– Я думал придержать новости о симптомах безумия Кела до того, как закончим с полицией, но… – Он надвинул на глаза темные очки и тут же превратился в прежнего высокого, темного, загадочного Мрака. Только серьги в ушах светились серебром, разбавляя его черноту. – Мы проводим тебя наверх. Прошу прощения за то, что я утратил контроль над собой, принцесса, и за эту задержку.
Холод поднял меня на ноги.
– Единственный срыв за тысячу лет… По-моему, даже маловато.
Дойл покачал головой:
– По моей вине Рис и полицейские все еще стоят на холоде. Непростительно.
Я тронула его за руку, но мускулы под кожаной одеждой были каменно тверды, словно он не позволял себе расслабиться даже настолько.
– Я не считаю это непростительным…
– Если она снова начнет нас утешать, мы опоздаем еще больше, – напомнил Холод.
Дойл улыбнулся, сверкнув зубами.
– Приятно, когда тебя утешают вместо того, чтобы наказать. – Он поднял меховой плащ. – Пожалуйста, всего на один раз. Мы найдем тебе что-нибудь по твоему вкусу, но сейчас – я прошу…