Принц Галлии
Шрифт:
— Да ну! Государственная тайна?
— Вот именно. Тогда я сообщила этому дерзкому мэтру, что вы здесь, в усадьбе. Он не на шутку встревожился. Сказал, что дело безотлагательное и что господа де Шатофьер и д’Альбре помчались в Кастель-Бланко, чтобы предупредить вас о заговоре.
— О заговоре?! — воскликнула Маргарита.
— Да, так он и выразился: предупредить о заговоре.
— Где он?
— В свободной комнате напротив. Я рассудила, что вы пожелаете немедля переговорить с ним с глазу на глаз, поэтому велела ему подняться вместе
— Вы правильно поступили, кузина. Очень правильно… Вот дьявольщина! Боюсь, оправдаются самые худшие из моих опасений.
— Какие опасения? — подал голос Тибальд, который все еще лежал в постели.
— Это к вопросу о продаже души Сатане, — ответила принцесса, расправляя платье. — Или кузену Бискайскому — что, как я уже говорила, не имеет принципиального различия. Ведь, в сущности, все равно кому продаваться — хозяину или его слуге… Ладно, Тибальд, сейчас я пойду потолкую с этим мэтром… — Маргарита непроизвольно прижала руки к груди в тщетной попытке унять мучительное щемление в сердце. — А ты пока приоденься и жди меня здесь. Кузина, — обратилась она к графине, — вы ступайте присмотрите, пожалуйста, за Рикардом. Я скоро приду.
Через четверть часа Маргарита в сопровождении Тибальда и мэтра Ливореса спустилась по лестнице на первый этаж. Лицо ее было белое, как мел, и неподвижное, как у статуи. Движения ее были каким-то скованными, неловкими, лишенными привычной грации; она ступала, едва сгибая ноги, словно на ходулях.
Под лестницей возле двери стоял Гоше. Он приветствовал принцессу почтительным поклоном.
— Ваше высочество…
— Как господин виконт? — бесцветным голосом осведомилась Маргарита, отрешенно глядя сквозь слугу.
— Его светлость уже пришли в себя, а когда узнали, что ваше высочество тут, пожелали увидеться с вами.
— Графиня там?
— Да, ваше высочество. Ее светлость велели мне выйти.
— Хорошо, — сказала Маргарита. — Вы все оставайтесь здесь. Вас это также касается, Тибальд.
Она вошла в небольшую комнатушку, освещенную тусклым светом одной коптящей в подсвечнике на грубо сколоченном столе свечи. В другом углу комнаты стояла узкая кровать, возле которой сидела на табурете Адель де Монтальбан. Завидев принцессу, она быстро поднялась на ноги.
— Мне оставить вас, кузина?
— Да, пожалуйста.
Доски кровати заскрипели. Послышался стон, а затем слабый голос Рикарда:
— Маргарита… Она здесь?…
Адель молча удалилась из комнаты. Маргарита подошла к кровати, опустилась на табурет и смерила Рикарда пристальным взглядом.
Он лежал навзничь, одетый лишь в нижнее белье, местами запачканное кровью; на шее у него на тонкой золотой цепочке висел медальон. Обтертое влажной тряпкой лицо было все в ссадинах и синяках, обе брови были разбиты, а из носа и потрескавшихся губ сочилась кровь. Глаза его скорбно и виновато глядели на Маргариту.
— Что ты наделал, Рикард? — с невыразимой болью в голосе произнесла она. —
— Собирался помочь кузену Бискайскому убить его сестру.
— Это я знаю. Но зачем?
— Он сказал…
— Меня не интересуют его мотивы. Тем более, что я догадываюсь, чем ему мешает Жоанна. Но ты, ты…
— Это не долги, Маргарита, вовсе нет. Хотя…
— Хотя что?
— Александр скупил все мои векселя. Не знаю, где он взял столько денег, но он их скупил. Он думал, что крепко держит меня в узде…
— И он таки держал тебя в узде. Он втянул тебя в эту грязную, мерзкую, отвратительную авантюру. И ты согласился, ты поддался соблазну одним махом уладить свои дела, но больше всего ты хотел причинить мне боль. Ведь ты знаешь, как я люблю Жоанну, пусть и немного ревную к ней отца.
— Ошибаешься, Маргарита. Я ни о чем таком не помышлял. Когда ты отвергла меня, мне стало все безразлично, я просто плыл по течению, я не задумывался ни над чем, не осознавал того, что участвую в злодеянии. А потом…
— Потом ты решил продать своего сообщника в обмен на мое согласие выйти за тебя замуж. Но сделка не выгорела, и ты… О, негодяй! Ты еще осмелился читать мне мораль! Ты назвал меня чудовищем!
Рикард слабо усмехнулся, и тут же лицо его передернулось от боли.
— Мы оба чудовища, дорогая. Мы с тобой одним миром мазаны, жаль, что мы не поженимся. Ты слишком идеализировала меня в нашем последнем разговоре.
— Скорее, я переоценила устойчивость твоего рассудка. Ты вконец рехнулся.
— Вовсе нет. Всю последнюю неделю я был в здравом уме.
— В здравом уме?!
— Да. Я все тщательно продумал и просчитал. Я решил умереть…
— Ну, так повесился бы, чтоб тебе пусто было! — в ярости воскликнула принцесса. — Зачем же убивать Жоанну?
— Жоанну должен был убить Александр… или кто-то другой — но не я.
— И все же ты его сообщник, а значит, тоже преступник.
— Вот именно. Я преступник и заслуживаю смертной казни. Как раз к этому я и стремился. Я слабый, малодушный человек, Маргарита, я не способен кого-либо убить собственноручно, даже себя; однако я оказался способным стать соучастником преступления. Я хотел признаться во всем на следующее утро, но — увы! — меня изобличили раньше времени, до того как я успел сделать для своей семьи доброе дело — забрать у Александра мои долговые расписки и сжечь их.
— Доброе дело!!! — вскричала Маргарита. — Бог мой! Доброе дело!.. Сумасшедший! Да ты совершенно не думал о своей семье — о своих родителях, о своих сестрах. Какой это будет для них удар!.. Особенно для Елены. Мне даже страшно подумать, что с ней случится, когда она узнает обо всем. Ведь она так любит, она просто обожает тебя. Она превозносит тебя до небес — а ты… ты… В конце концов, ты мог бы найти какой-нибудь другой способ уйти из жизни, если жить стало невмоготу. Но ради несчастных восьмидесяти тысяч обрекать на смерть кроткую, безобидную Жоанну…