Принц и инспектор Вест
Шрифт:
Именно отсюда девушка видела, как было совершено убийство.
В противоположной стене Роджер заметил арочный проход. Стена была высотой около двенадцати футов, верх ее покрывал голубой кафель. За стеной проходила дорога. Он слышал шаги и шум машин. С трех других сторон стены были очень высокими. У каждого окна были деревянные ставни, выкрашенные в ярко-зеленый или лимонно-желтый цвет и крошечные балкончики. Окна защищали от солнца навесы, которые нужны были лишь, когда оно находилось в зените. Большинство ставней было закрыто, что придавало отелю такой же покинутый вид, как и улицам. Но кое-где ставни
– Здесь божественно, – сказала Джанет.
– Высший класс, – заметил Роджер. – Впредь не жалуйся, что ты жена полицейского.
– О, я ничего не имела бы против, если бы ты был итальянским полицейским. – Джанет немного помолчала. – Дорогой…
– Ну что?
– Интересно, в какой комнате был убит Барнетт?
– Хочешь, чтобы я узнал и сказал тебе?
Она задумалась.
– Нет, конечно. Просто я не хочу, чтобы это была именно та комната. – Она отвернулась от окна. – Я хочу принять душ и надеть чистое платье, а затем ты можешь взять меня куда-нибудь.
Она оставила его, чтобы исследовать сверкающий фарфор и сияющий никель ванной комнаты.
И Роджер был рад этому.
В окне соседней комнаты появилась девушка. На мгновение она задержалась, всматриваясь вниз во дворик. Из описания, которое у него было, Роджер понял, что это Энн Пеглер. До этого момента он не представлял, насколько она была потрясена: на ней буквально не было лица, и она выглядела очень нездоровой.
Внезапно из прохода внизу в стене появился человек.
На лице девушки отразился испуг, и она отпрянула от окна, вытянув руку, словно хотела защититься.
Роджер слышал всплески душа.
Затем кто-то постучал в дверь комнаты.
5. УЖАС
Джанет все еще плескалась в ванной под душем и напевала. Великодушный слушатель узнал бы отрывки из «Трубадура». Роджер подождал около двери в ванную, стук повторился. Перед ним все еще стояло лицо девушки, столь же четко он запомнил человека, вошедшего через дверь в стене, – короткий, темноволосый, быстро двигающийся на толстых ногах.
Роджер встал сбоку от двери и открыл ее.
Человек, стоявший в коридоре, прикоснулся к своему лбу.
– Привет, полицейский, – сказал он. – Не хочешь ли благословить мою руку серебром?
– Я хотел бы благословить другую часть твоего тела плеткой, – ответил Роджер, но в голосе его не было злости. – Входи и не шуми.
Он впустил пришельца и закрыл дверь в коридор как раз в то время, когда Джанет запуталась где-то на верхних регистрах.
– Не будь таким самоуверенным, – сказал вошедший, – у моей жены также бывают приступы. Именно поэтому мы особенно хорошо ладим, когда она в Лондоне, а я в Милане. Не можешь ли ты поделиться чем-нибудь с полуголодным газетчиком? Может, есть что?
У него было приятное лицо с пухлыми щеками, хотя тело выглядело довольно худым в тесноватом костюме из серебристо-серого тропика. Волнистые светло-каштановые волосы окаймляли небольшую лысину. Круглые, очень яркие голубые глаза и полные губы со вздернутыми уголками завершали его портрет. Коричневые ботинки сверкали, а в руке он вертел легкую тропическую шляпу. Это был Уайттекер из «Глоба», и не было никаких сомнений в том, что именно он находился в «фиате», который преследовал Роджера по дороге из аэропорта.
– Да, – ответил Роджер, – у меня есть сюжет. Меня послали сюда проверить, не смогу ли я одурачить прессу. И я не смог. Остальное – не для огласки, но ты можешь сделать две вещи, чтобы устроить небольшую шумиху немного позднее.
– Полицейский, – печально сказал Уайттекер, – никогда не существовало племени, более страждущего куска живого мяса. Но, по крайней мере, ты можешь подвергнуть меня искушению.
– Во-первых, – начал Роджер, – покажи моей жене достопримечательности. Возьми ее в тот ресторан на крыше, о котором я слышал. Дай ей понять, каким романтичным может быть Милан при лунном свете. Она не позволит тебе зайти слишком далеко.
– Отвлечь ее от тебя и от одиночества, – пошутил Уайттекер, – что ж, во всяком случае, это новый поворот. Сознательный полицейский жертвует свою жену донжуану, журналисту. А что в этом для Альманаха?
– Во-вторых, что сейчас вселяет такой страх в Энн Пеглер? – спросил Роджер.
Ухмылка исчезла с лица представителя «Глоба». Без нее он выглядел старше и более деловитым: скорее бизнесмен, чем плейбой. Фактически в свои тридцать пять он имел отличную репутацию зарубежного корреспондента газеты.
– Должен сказать, что ты не теряешь даром времени. Чем ты пользуешься? Счетчиком Гейгера? – Он вытащил черепаховый портсигар из кармана и предложил Роджеру закурить. – У тебя, по-видимому, задатки гения, – объявил он. – Угадай почему?
– За ней охотится миланская полиция, – предположил Роджер. – Ставь плюс мне.
Уайттекер поднял обе руки кверху:
– Сдаюсь! Не пытай меня больше, хорошо? Да. Ты встречал когда-нибудь здешнего начальника полиции? Хороший малый. Высокий, красивый, ему следовало бы быть вторым Тосканини, и его сердце на самом деле принадлежит «Ла Скала». Именно поэтому он не думает о своей работе. У него абсолютно не лежит к ней сердце. А у него именно сейчас очень серьезное дело: сохранять баланс между преступностью и политиками в городе, где коммунисты имеют множество голосов, – это не то, что я считаю синекурой. Он, конечно, исправно делает свою работу. Он чуть не встал на четвереньки, чтобы остановить это королевское шествие, поскольку считал, если ребята из Зары не доберутся до Его Высочества, это сделают коммунисты. Однако Его Высочество стал очень популярным из-за предоставленных Италии концессий на добычу нефти, и власти распорядились, чтобы ему были оказаны все возможные почести, чтобы встреча была со всей помпой. Северини была поручена охрана порядка, а тебе то же дело в дорогом старом Лондоне; не так ли?
– Поделили.
Уайттекер усмехнулся:
– Традиционная английская уравновешенность как-то не согласуется с такими порядками, Красавец. Во всяком случае, я полагаю, что Северини на протяжении последнего месяца спит лишь один час в сутки из двадцати четырех. А он и в нормальном состоянии не отличается покладистостью и благодушием. Он думает, что девица Пеглер лжет, и не дает ей передышки. Все дело в логике, – продолжал Уайттекер, поглядывая на ванную, где плеск душа прекратился и Джанет мурлыкала песенку, которая отдаленно напоминала «Этот восхитительный вечер».