Принц и Мадонна

Воск Степанида

Я поняла, что пора вмешиваться, иначе от декана останутся только рожки да ножки.

Кинулась в комнату, где застала следующую картину. Датский уже в брюках, но еще без сорочки, которая находилась в руках мамы, лупящей этой самой сорочкой декана по рукам.

— Жора, уйми свою супругу, иначе я за себя не отвечаю, — прокричал Датский, обороняясь.

"ПапаЖора" крякнул, увидев развернувшуюся перед ним сцену, и бросился на помощь другу.

Мягко, насколько можно, скрутил жену, не позволяя в первую очередь нанести увечья себе, ударившись о крепкие руки Датского.

— Тихо. Тихо, Аля. Пошумела и хватит. Он все понял. Испугался. Больше не будет, — успокаивал жену полковник полиции. Видели бы все происходящее его сотрудники, обхохотались.

— Как можно? Мою девочку, из-за него…полощут на каждом углу. Мне уже звонят мамочки и спрашивают, а правда ли, что моя дочь… продажная женщина? — мама чуть ли не рыдала в руках "папыЖоры".

Я даже представить не могла какую огласку получила сплетня, которая совсем и не сплетня, а самая что ни на есть правда. Если уже до нее докатилась, то что говорить об академии. Я только утвердилась в мысли все бросить и провалиться сквозь землю.

— Аля, не все так плохо, — подал голос отчим, поглаживая маму по спине, успокаивая.

— Жора, как ты мог это допустить? — мама расплакалась.

Георгий Антонович возвел глаза к потолку, округлил в притворном ужасе, мол, я-то откуда мог знать, что все так получится?

— Аля, мы все решим.

— Как мы решим? Репутация нашей девочки растоптана, — мама заламывала руки. — Это конец.

— Мама, — закричала на женщину, — я еще жива. Не надо меня хоронить раньше времени, — меня обуяла злость.

— Я, вообще, не вижу проблемы, — подал голос Датский.

— А тебя, мальчик, я не спрашивала, — мама ткнула в сторону декана пальцем.

— Этот "мальчик", как выразилась дама, давно уже мужчина, — рыкнул он, начиная злиться.

— Вот именно, что мужчина. А у меня девочка. Которую этот мужчина испортил.

— Аля, мы же не в восемнадцатом веке живем, — постарался отвлечь внимание на себя "папаЖора".

— Вот именно. В наше время честь еще дороже.

— Что по вашему надо сделать, чтобы вернуть ее? — задал вопрос Датский.

— А вы как думаете? — с вызовом воскликнула мама. — Есть только одно решение.

— Жениться? — "нашелся" декан.

— Вот именно, — в третий раз произнесла мама. В ее голосе слышалось удовлетворение. — Жениться. И больше ничего. Но даже это вы сделать не в состоянии, — с вызовом добавила она.

— Кто такое выдумал? — удивился Датский, надевая сорочку.

А мне так нравилось смотреть на его обнаженный торс. Он отвлекал от посторонних дум и ненужных мыслей.

— Закон, запрещающий многоженство. Впрочем, если бы в нашей стране это было возможно, я не позволила своей дочери выйти замуж и быть только второй.

— А если первой? — спросил Датский.

— Каким образом? — мамина бровь поднялась на один сантиметр.

— Я разведусь.

— Все так говорят, — повела плечами мама.

— И чем мне вам доказать?

— Поклянитесь, а лучше дайте письменное обязательство, — у мамы были ответы на все случаи жизни. — Немедленно.

— Хватит, мама, — подняла я руки. — Ты что делаешь?

— А что? — удивилась она. — Я устраиваю твою судьбу. Только и всего. Разруливаю, так сказать, то, что ты натворила, не посоветовавшись.

— Ну, извини. В следующий раз как надумаю ложиться в постель с мужчиной обязательно спрошу у тебя разрешения, — съязвила. — А в этот раз как-нибудь сама разберусь. Господин Датский, вы свободны.

— Доня, я же только обо всем договорилась, — укоризненно воскликнула мама.

— Меня это не интересует. Георгий Антонович, заберите свою жену, пожалуйста, пока мы не наговорили друг другу кучу всего, после чего не сможем помириться, — мой голос дрожал.

— Аля, пойдем, — "папуЖору" два раза не надо было уговаривать.

По пути, пока выходили из комнаты, мама несколько раз пыталась что-то сказать, но всякий раз закрывала рот, видя мой красноречивый взгляд.

Я услышала щелчок закрывшегося замка.

— Прошу прощения, — произнесла, не глядя на Датского. — Маму иногда заносит. Она, просто, очень сильно меня любит, — принялась оправдывать ее поведение.

Мужчина подошел ко мне, протянул руку, приподнял подбородок.

— У тебя прекрасная мама. Сразу видно в кого ты такая.

— Какая такая? — еле слышно вдохнула, ожидая ответа.

— Удивительная.

Вроде бы обыкновенное слово, а как оно было произнесено. С теплотой. Нежностью. Датский прошелся рукою по лицу, нежно очерчивая овал.

— Мне нужно разобраться с делами, — он с сожалением опустил руку.

— Да, конечно, — только и смогла сказать.

На занятия я все же пошла, хоть и не на следующий день. Все же поддалась на уговоры мамы, Лили и Датского не бросать академию, но трусливо выклянчила несколько дней отдыха для принятия решения, сославшись на необходимость посещения врачей. Маме пришлось сознаться в недавнем приступе, за что получила еще больший нагоняй, чем за другое свое поведение. В итоге получила кучу наставлений и адресов клиник, где я должна сдать анализы и получить консультации у специалистов. Пришлось согласиться с законными требованиями родительницы. Так что мне некогда было особо рефлексировать, приходилось бегать из одного медучереждения в другое. И все на своих двоих. Машину мне так и не отдали. На вопрос когда же я увижу свою красавицу, что Датский, что "папаЖора" отмалчивались или переводили разговор на другие темы. Я подозревала, что мне ее больше не отдадут, чтобы у неизвестного не было возможности мне насолить, еще раз испортив автомобиль.

К академии я приехала в аккурат к звонку на первую пару, надеясь заскочить в аудиторию за миг до преподавателя, чтобы избежать хотя бы части вопросов и осуждающих взглядов. Не знаю какую выгоду хотела получить Лужева от связи с деканом, я не получила ничего кроме зависти и букета других отрицательных эмоций. От их насыщенности вокруг меня мутило. Остро чувствовать чужой негатив было неприятно, если не сказать, что противно.

На третий этаж, где должна была состояться лекция по финансовому праву, которую вел грузный Потап Потапович, бывший военный офицер, самый добрый из всех преподавателей читающих лекции в этом семестре, я поднималась по запасной лестнице. Он единственный из всех, к кому можно было опоздать и не волноваться, что не пустит на занятия. Мужчина всегда делал вид, что ничего предосудительного в опоздании нет, поговаривали, что службу в армии он оставил из-за нежелания следовать четкому распорядку. Хотя, я в этом сомневалась, сам Потап Потапович на лекции являлся всегда вовремя, не позволяя студентам ждать.