Принц, нищий и маньяк
Шрифт:
Дмитрий Давидович отвернулся:
– Наверняка и жену Геннадия посещали аналогичные мысли.
– А кто еще может об этом знать?
Ковальский замялся. Сквозь его смуглоту пробилась бледность.
– Эта дрянь изменяла ему с одним из его заместителей, Пригорским. Вряд ли подлец расколется сразу. Но если его хорошенько припугнуть…
– Я поняла.
Журналистка поднялась и стала прощаться. Дмитрий Давидович ее не удерживал. По всему было видно: занятому человеку необходимо разрешить массу других вопросов. На прощание он галантно поклонился:
– Очень рад знакомству.
Женщина пообещала.
Катя не успела отъехать от особняка Ковальского на большое расстояние, как затренькал ее телефон.
– Ну, что, поговорила? – Голос Павла звучал взволнованно.
– Что-нибудь случилось?
Киселев быстро ответил:
– Я прошу тебя не предпринимать никаких действий без моего ведома!
– Что ты имеешь в виду? – Обычно Павел не лез в ее расследования.
– Может, я и не прав, Катерина, но пока что у нас двое подозреваемых, жена убитого и его приятель. По словам Кравченко, ты пытаешься навязать ему в качестве рабочей версии нечто неправдоподобное. Твои действия могут привести к тому, что преступник скроется бесследно.
– Не парься, – успокоила его Зорина. – Во-первых, моя версия уже летит ко всем чертям. Во-вторых, есть кое-что интересное.
Она пересказала ему свой разговор с Ковальским. Оперативник заскрипел зубами:
– Значит, супруга!
– Это необходимо выяснить. Я намеревалась отправиться к Пригорскому.
– Не нужно. Сейчас мы пробьем телефончик, вызовем его ко мне, и он выложит нам все на блюдечке. А потом, если хочешь, я возьму тебя с собой на задержание этой Любови. Та еще Любовь… Ну, давай. До встречи.
Катя повернула машину к управлению. Киселев ждал ее с довольной улыбкой:
– Сейчас явится, голубчик! Кажется, он уже напустил в штаны.
Его слова оказались пророческими. Заместитель Шилова действительно не заставил их долго нервничать по поводу своего отсутствия. Глядя на маленького полного мужчину, обливавшегося потом, одетого в невыутюженный костюм, усеянный пятнами, Зорина с удивлением думала: неужели такая дама, как Шилова, могла променять на него своего ухоженного Геннадия? Если это правда, тому должны быть веские причины. Женщина не похожа на проститутку или любительницу новых ощущений. Налицо веская причина. Впрочем, возможно, именно та, о которой говорил Ковальский. Любовь пообещала этому гороховому шуту повышение, и он сдался. Ей вдруг ужасно захотелось поговорить со вдовой. Чутье, никогда прежде не подводившее журналистку, подсказывало: тут найдется кое-что интересное. Однако без разрешения Павла Киселева Катя не решалась сделать самостоятельный шаг. А между тем Пригорский смущенно топтался у порога. Ему никто не предложил сесть.
– Вы меня вызывали?
Оперативник вырвал повестку у него из рук:
– Михаил Иванович?
– Да. Но я не понимаю…
Павел откинулся на спинке стула:
– Сейчас поймете. Я не спрашиваю, осведомлены ли вы о гибели вашего шефа, потому что меня интересует другое. Мы допросили Любовь Шилову, и она проговорилась, что наняла вас с целью убийства своего мужа.
Бледные щеки Пригорского
– Она так сказала?
– Совершенно верно. Вы, впрочем, можете ознакомиться с ее показаниями, – Киселев протянул ему исписанные листки. Только Катя знала: это не показания подозреваемой, а какие-то рукописные заметки. Тем не менее этот нехитрый ход сыграл свою роль. Михаил Иванович затрясся.
– Она сдает вас без зазрения совести, – добивал его оперативник.
Пригорский сдался:
– Хорошо, я все скажу. Она действительно просила меня убить ее мужа.
– Любовь объяснила, почему она не желает развестись?
– Желание заграбастать все…
– Понимаю, – вздохнул Киселев. – И вы согласились?
Мужчина воззвал к его состраданию:
– У меня двое детей, больные родители…
– И вы привели «приговор» в исполнение… – безапелляционно заявил Павел.
Жирные щеки допрашиваемого запрыгали, как студень:
– Бог с вами! Я тут ни при чем, поверьте! Мне вдруг стало страшно… Убийц ведь всегда находят, особенно таких нелепых, как я… Я поделился своими опасениями с Любовью.
– А она?
Михаил Иванович вытер лоб, с которого дождем катился пот, платком сомнительной чистоты:
– Она стала угрожать мне. Один раз я поддался мужской слабости… Люба угрожала поставить в известность мою жену…
– И даже после этого вы не сдались?
– Нет, – в его голосе зазвучала уверенность. – Я настаиваю на этом и надеюсь, что вы во всем разберетесь. Если вам интересно мое мнение, то она сама его и прикончила!
– Может быть, наняла кого-то другого? – вмешалась Катя.
Пригорский покачал головой:
– Шилова очень торопилась. У ее супруга было все: связи, деньги. Он мог вышвырнуть ее в любой момент.
– Тоже верно, – подключился Киселев. – Ладно, сегодня вы выйдете отсюда свободным. Я предупреждаю: если вы захотите покинуть пределы города, следующий наш разговор вряд ли закончится так миролюбиво. От души надеюсь ради вас же самого, что все это – правда.
– Это правда, – упрямо повторил Михаил Иванович.
– Проверим.
Проводив Пригорского до двери, Павел вдохнул полной грудью:
– Катерина, распахни окно, если тебе несложно. Вся комната провоняла его запахом! И был бы еще дорогой одеколон, а то простой человеческий пот, дурно пахнущий.
Зорина с удовольствием исполнила просьбу друга, и свежий воздух хлынул в кабинет. Киселев уселся на стул и отпил глоток холодного чая:
– Красота! Какие у тебя соображения?
– Я знаю, какие есть у тебя, – парировала Катя. – Брать моего ненаглядного и ехать к Шиловой. Ну, угадала?
– Разумеется. Ты с нами?
– Конечно.
Павел позвонил Скворцову, который обедал неподалеку, вкратце изложил ему суть дела, и супруг журналистки примчался в отдел.
– Сейчас придет Михалыч со своими причиндалами, – сообщил он. – Юрку Мамонтова звать?
– Как хочешь…
Прокуратура не заставила себя ждать. Галантный Мамонтов поцеловал Кате руку:
– Рад вас видеть, мадам!
– Аналогично.
Новенькая серебристая «десятка» повезла группу в элитный район, где обитала семья Шиловых. Любовь оказалась дома.