Принц
Шрифт:
– Думаю, он продал душу дьяволу за такое лицо, как у него. Ты можешь увидеть его сегодня, если тебе угодно. Он здесь со мной.
Глаза Кристиана округлились.
– В самом деле? Вы двое по-прежнему…
– Семья. Моя сестра умерла, да. Но мы с ним по-прежнему близки. Были трудные времена... в течение нескольких лет.
Они двинулись в сторону Эрмитажа.
– Ты уехал сразу после того, как... все произошло. Куда ты отправился?
– Во Францию, - просто сказал Кингсли, и стал ждать. Кристиан больше ничего
– Я вступил во Французский Иностранный Легион. Определенно не Божья армия.
– Я слышал о Легионе. Меня абсолютно не удивляет, что ты оказался именно там. Интересную униформу вы, легионеры, носите.
Он одарил Кинга беглым оценивающим взглядом.
– Видел бы ты меня, когда я не пытаюсь слиться с толпой.
Для поездки в школу Святого Игнатия, Кингсли отказался от своей обычной одежды: сапог для верховой езды и костюма Викторианской или Регентской эпохи черного или серого цвета. Он оставил вышитые шелковые жилеты, милитари жакеты и свои шейные платки в шкафу. Сегодня он надел простой костюм от Армани - черный и однобортный. Один из его сотрудников сказал ему, что он выглядел бледно и не опасно в таком виде — как раз то, что нужно.
– Я оставил Легион много лет назад ради Манхэттена.
– До меня дошли слухи, что ты стал бизнесменом. Стоит ли мне спрашивать, какого рода этот бизнес?
Кингсли хлопнул Кристиана по плечу.
– Non.
Смеясь, Кристиан открыл дверь Эрмитажа. Кингсли остановился на пороге, вдруг не желая входить внутрь. Так много воспоминаний... все из них яркие, но не все из них хорошие.
– Ты можешь зайти. На самом деле здесь нет призраков. Отец Генри говорил так, только чтобы отпугнуть младших мальчиков. Опасная местность… ох, Кинг. Прости меня.
Кингсли шагул в Эрмитаж, не желая, чтобы прошлое возымело над ним еще больше власти, чем уже есть.
– Кристиан, прошло тридцать лет. Я могу вынести упоминание о ней и ее смерти. Поверь мне. Согласись, мы вряд ли бы остались друзьями с этим блондинистым монстром?
– Не могу поверить, что вы двое были друзьями даже тогда.
Кристиан махнул рукой на стул, и Кингсли уселся на него с благодарностью. Он скучал по своим сапогам для верховой езды, по их эластичной коже и поддержке. Эти туфли... ему нужно будет дать задание одному из своих помощников сжечь их в ту же минуту, как только он вернется в таунхаус.
– Не то, чтобы я дурно отзывался о другом иезуите, но он сложный человек. Трудно себе представить, как с ним вообще можно дружить.
Кингсли услышал незнакомую ноту в голосе Кристиана. Он не мог поначалу определить, что это, потому что не часто слышал ее. Ноту... осведомленности. Кингсли прищурился и решил выяснить точно, что именно тот думал, что знал.
– С ним непросто сблизиться. Но, тем не менее, как только ты это сделаешь, тебе воздастся, - сказал Кингсли, искусно закидывая приманку Кристиану в ответ.
Кристиан поставил чайник на плиту. Кингсли оглядел Эрмитаж и увидел, что Сорен был прав насчет ремонта. Тридцать лет назад, когда они с Сореном использовали этот коттедж для своих тайных встреч, здесь не было ничего, кроме грубого деревянного стола, стула и гниющей кучи дров у кишащего пауками камина.
– Я помню эту хижину, Кристиан. Это была адская дыра в наши дни. Теперь, похоже, над этим местом поработал дизайнер с Пятой авеню. Сочетающаяся мебель? Кожаные кресла? Бог мой, да ты роскошно живешь для священника, - съязвил он.
Кристиан широко улыбнулся.
– Не жалуюсь. Я отказался от женщин ради этой работы. По крайней мере, мне дали неплохое жилище.
– Как давно был ремонт?
– Вскоре после того, как твой друг Стернс пожертвовал нам свой щедрый дар. Он был заброшен. Некоторое время тут жили беженцы из Канады.
– Беженцы из Канады?
– Или беженцы из Америки, направляющиеся в Канаду. Каждый год у нас есть такие постояльцы. Эта долина соединяет две дороги.
– Здесь смертельно опасное место. Никто не знает этого лучше, чем мы.
Кристиан кивнул.
– Несколько умерли, пересекая эту местность. Мы стараемся хоть как-то контролировать ситуацию. Но люди проникают сюда незаметно. Целая семья спала в этой хижине, когда мы пришли, чтобы начать перестройку.
– Уверен, отцы позаботились о них.
– Мы стараемся. Чаю?
– Да, спасибо.
Кингсли взял чашку у Кристиана, который сидел напротив него возле камина.
– Ах, вот и французский. У тебя еще есть акцент, но я соскучился по языку.
– Я никогда не потеряю акцент. Он помогает мне оплачивать счета.
Кристиан снова улыбнулся.
– Ты был прав. Я действительно не хочу знать, в каком ты бизнесе. Уверен, ты держишь его подальше от ваших отношений с отцом Стернсом.
Кингсли приподнял бровь. Его губы дрогнули от усилий сдержать улыбку.
– Bien s^ur.
Они попивали чай у камина, как два английских джентльмена, не считая того, что один был иезуитским священником, а другой - французским грешником.
– Могу я спросить, что привело вас сюда?
– спросил Кристиан, изучая Кинга поверх края своей чашки.
– Призраки прошлого.
Кингсли перевел взгляд на холодный камин и еще раз обдумал свои слова. Именно Кристиан сделал тот снимок, который отправили ему и Сорену. Возможно, он что-то знал.
– Поскольку ты теперь священник, я могу верить, что все, что я скажу останется только между нами.
Возможно, если бы он сказал немного правды, Кристиан открыл бы даже больше.
– Ты можешь сказать мне что угодно. Для меня большая честь услышать твою исповедь.
– Только не отпускай мне мои грехи, s’il vous pla^it. Я буду скучать по ним, а они - по мне.