Принц
Шрифт:
– И моя сестра.
– Значит, кто-то отправил тебе мою фотографию, где вы со Стернсом. А ты и Стернс были…
– Мы были любовниками, Кристиан, - поддел Кингсли. – Ты священник, а не девственник.
Кристиан одарил его полуулыбкой.
– Правда. Ты говоришь “были”. Это действительно дела минувших дней. Он священник сейчас. Он не может…
– Не беспокойся о le pr^etre. Он и я далеко в прошлом. Его прихожане поклоняются ему почти так же, как Богу. Он никогда
– Хорошо… это хорошо. Я никогда бы не рассказал, конечно. Я не могу рассказать ничего из этого никому. Но я буду лучше спать, зная, что ваше прошлое в прошлом.
– Так и есть. Или было. Кто-то знает о нас. Или думает, что знает.
– Были какие-то другие угрозы?
– Были инциденты. Кое-что было украдено из моего дома. В детскую спальню отца Стернса вломились. Но я не могу говорить об этом.
– Ты думаешь, - начал Кристиан, и остановился.
– Я имею в виду, вы были на скале, где нашли Мари-Лауру.
– Я был там, да.
– Зачем?
Кингсли уставился на Кристиана.
– Je ne sais pas. Я не знаю. Воздавал дань уважения. Она была всем для меня после смерти родителей. У меня почти не было отношений с бабушкой и дедушкой, которые взяли меня к себе. Они любили меня, потому что я был их внуком, и ни по какой другой причине. Но Мари-Лаура, она сделала все, чтобы приехать в Америку, чтобы быть со мной. Pourquoi?
Кристиан посмотрел на него пустым взглядом.
– А почему ты спрашиваешь?
– повторил Кингсли.
– Я не уверен. Просто мысли. Ты не думаешь, что кто-то считает, будто ее смерть не была несчастным случаем? Что если кто-то подумал… если кто-то обвинил вас? Без обид, но я помню ее первый день здесь лучше, чем помню твой первый день здесь. Черт возьми, лучше, чем я помню мой собственный.
– Я почти не обиделся. Я никогда не встречал ей равных по красоте. Ты думаешь, что…
Кристиан подошел к окну скита и отодвинул занавеску. Он указал на горный хребет, где Кингсли и Сорен стояли менее часа назад.
– Что случилось в тот день, Кинг?
– Она была зла на меня. Она убежала. Она упала и разбилась о скалы.
– Упала… или прыгнула?
Кингсли не смог встретиться взглядом с Кристианом. Священник задал ему тот же вопрос, который Кингсли задавал себе с того момента, как увидел внизу разбившееся тело своей сестры.
– Она прыгнула… мне кажется. Но я не могу сказать наверняка. Она сменила веру, когда они с отцом Стернсом поженились. Ей могло быть отказано в католическом погребении, если бы она совершила самоубийство. Mais…
Кристиан посмотрел на него с глубоким состраданием.
– Ты говорил, что вы повздорили. Что было причиной вашей ссоры?
Кингсли застонал и сжал переносицу.
– Она… Мари-Лаура…
Он обнаружил, что на мгновение не в состоянии продолжать. Разговоры о том времени, о смерти Мари-Лауры, наполняли его чувством, которое он редко - если и вообще когда-либо испытывал - стыдом.
– Она застукала отца Стернса и меня вместе. Она увидела нас.
– О Боже.
– Кристиан поднял руку ко лбу.
– Это происходило между вами и после того, как он женился на ней?
Кингсли кивнул.
– У меня и Мари-Лауры не было ничего, ни цента за душой. Мы хотели остаться в Америке, остаться вместе, но не могли. Ей нужно было возвращаться в Париж, к своей балетной труппе. Я не мог ее снова потерять. И Стернс, он предложил идеальное решение. Если бы он женился, то получил бы трастовый фонд, что его отец создал для него - миллионы долларов после его двадцать первого дня рождения или на следующий день после его свадьбы, в зависимости от того, что наступит быстрее.
– Значит, она знала, что этот брак только на словах.
– Ты же видел le pr^etre. Ты помнишь, как он выглядел тогда - почти так же красив, как и сейчас. Она согласилась на брак и сказала, что поняла, что все было только ради денег. Но она любила его.
– Она любила его, а мы его ненавидели.
– Потому что вы не знали его. Я любил его. Тот, кто знает его, любит. Если его не любят, значит его не знают.
Кристиан продолжал смотреть на Кингсли.
– Ты все еще любишь его, мой друг.
Кинг попытался посмотреть в глаза Кристиану и не смог.
– Это единственный грех, который я позволю отпустить мне.
Кристиан подошел к нему и мягко положил руку на лоб Кингсли.
– Любовь - не грех. Это единственная вещь, из всех, что ты сказал мне, которую я не хочу тебе отпускать.
Смеясь, Кинг снял руку Кристиана со лба и оттолкнул ее. Тридцать лет исчезло с одним игривым жестом. Они были мужчинами сейчас, но все еще мальчиками.
– Он знает?
– спросил Кристиан.
Он сел за кухонный стол и отодвинул чашки в сторону.
– Да. Он всегда знает. Я любил его, когда мы были подростками, и он никогда не отвечал мне взаимностью. Ни тогда. Ни сейчас. Не таким же образом. Или, возможно, таким же образом, но не так сильно.
– Тогда, он не должен был использовать тебя.
– Peut-^etre. Может быть. Но даже если бы ты сказал, что тогда он не любил меня и никогда бы не полюбил… - Кингсли снова расплылся в греховной улыбке, - …я бы не стал ничего менять.