Принцесса разыскивает горошину
Шрифт:
— А в-третьих, — с самой широкой улыбкой продолжил Димыч, — тебе так больше нравится.
— Чего несешь, полудурок? — Я чуть на шампур его не нанизала. Вместо сосиски. — Соображай хоть иногда!
Нет, но ляпнет же, барбос! И как у него только язык поворачивается? Мне, видите ли, так больше нравится! Ага, как же, всю жизнь мечтала ночевать на топчане чьей-то покойной прабабки и питаться полупротухшими сосисками! А также прощаться с жизнью при каждом шорохе… А впрочем, впрочем… Вынуждена признать, что все вышеперечисленное какое-никакое,
В такой-то нервной обстановке у нас и прошел ужин. Я еще пару раз закидывала удочки насчет Димычевой сестрицы, а он отделывался шуточками да ухмылочками.
— Она тебя что, из квартиры выгнала? — добивалась я.
— Да мне там просто надоело, — это все, что выжал он из себя.
Негусто, прямо скажем. А я еще обязана доверять этому типу, хотя бы потому, что кому же еще? У меня же теперь ни мужа, ни подружки. Остается еще один вариант — милиция, — но как-то этот вариант меня не вдохновляет.
— Слушай, а ты в милицию не ходил? — пришло мне в голову поинтересоваться у Димыча.
— Зачем? — Он даже подавился.
— Хотя бы насчет Власты. Тем более что ты сомневаешься в ее самоубийстве.
— И что толку? — пожал плечами Димыч. — Сам-то я не ходил, но через сведущих людей интересовался. Так вот, никому это не нужно, чего-то там выяснять. У них конкретных убийств выше головы, а тут еще ищи доказательства, что жертве кто-то помог. Я решил сам во всем разобраться. А вот чего ты в милицию сразу не потопала, Я, честно признаться, сильно удивляюсь…
— Я? Сперва так испугалась, что даже не сообразила. А после подумала, поздно уже. Еще подозревать меня начнут, раз я сразу не заявила. И потом, представь, какие бы у них рожи стали после моего рассказа со всеми подробностями. Наверняка поинтересовались бы, не состою ли я на учете в психушке.
— Да уж, такой вариант очень даже не исключен, — согласился Димыч и протяжно зевнул, умиротворенно поглаживая собственный живот. — У меня, если честно, тоже такая мысль мелькала пару-тройку раз. Поначалу… А потом, когда немного попривык да пригляделся, понял: шиза у тебя вполне безобидная и исключительно на бытовой почве.
Нет, ну чья бы корова мычала, а? А кто на симпозиум защитников мухи цеце собирался? Пушкин?
Короче, я не выдержала и съездила ему по уху еще разок.
Димыч так и подпрыгнул:
— Эй, ты чего руки-то распускаешь? Чуть что, так сразу по уху! Слова не скажи! Мужика своего небось так же обхаживала? А потом еще расстраивается, что он налево завернул!
И верно, что-то я и правда разошлась. Сама себе удивляюсь. А главное, ведь никогда прежде не замечала в себе нездоровой тяги к рукоприкладству, даже в раннем детстве, в песочнице. Все с Лили началось. С той непродолжительной потасовки, в которой эта стерва понесла значительные потери в виде приличного клока волос.
— Извини, Димыч, — буркнула я, не поднимая глаз, — это все от нервов.
— Ладно, проехали, — милостиво отпустил он мои грехи и снова зевнул. — Давай-ка лучше спать, а то завтра дел по горло…
Мы затушили костер и разбрелись по своим углам. Я, как и накануне, устроилась на прабабкином топчане, для начала побрызгав вокруг себя дезодорантом. Но перебить запах затхлости мне все равно не удалось. Наверное, Димычу на веранде в этом смысле получше было. Зато, судя по доносящимся из-за тонкой фанерной перегородки характерным шлепкам и монотонному чертыханию, его сильно донимали комары.
Впрочем, очень скоро за стенкой послышалось размеренное посапывание. Вот что значит молодой здоровый организм. А я еще долго ворочалась с боку на бок на твердом топчане, так и сяк прикидывая, что делать со вновь обретенной свободой. Наверное, с той же проблемой сталкиваются сбежавшие из зоопарка дикие звери. С одной стороны, зов джунглей и прочее, с другой — пока сидишь в клетке, кусок мяса тебе завсегда обеспечен. Конечно, он не то чтобы очень свежий, и у смотрителя рожа мерзкая и пропойная, чего уж говорить про посетителей, этих идиотов, целыми днями торчащих у вольеров, как будто им заняться нечем! В общем, выбор зашибительный: или на воле лапу сосать с голодухи, или на цепи тухлятинкой пробавляться.
Глава 20
КТО СПИТ С ОТКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ
— Вставай, ехать пора, — бесцеремонно растолкал меня Димыч в совсем уже несусветную рань. Только-только рассветать начало.
— Уже? — Я с трудом приподнялась на прабабкином топчанчике, плохо соображая спросонья. — Что, нас опять застукали?
— Кто? — пробурчал Димыч, почесывая живот и не хуже меня давясь зевками.
— Кто-кто, киллеры, кто же еще… — Я снова свернулась калачиком на прабабкином одре.
— Ты что, не слышала? Вставай, говорю! — Димыч стащил с меня тоненькое жаккардовое одеяльце.
Я села, по-турецки поджав под себя ноги, и пожаловалась на систематический недосып, а в ответ услышала отвратительно бодрое ржание:
— Ничего, на том свете выспишься!
— Три типуна тебе! — пожелала я Димычу и, недовольно покряхтывая, побрела во двор умываться у колодца. А через минуту и Димыч ко мне присоединился.
Вода была прямо ледяная. Поэтому я ограничилась тем, что немного побрызгала себе в лицо, зябко поеживаясь и звонко постукивая зубами. Зато Димыч плескался, как морж. Даже майку снял.
— Ты, я смотрю, у нас просто атлет! — заметила я, оглядывая его очень даже нехилую фактуру. Сначала довольно рассеянно, а потом, уж простите меня, старую, и с некоторым, гм-гм, спортивным интересом. И что на меня вдруг нашло? А с другой стороны, если б на Димычевом месте оказалась, к примеру, длинноногая нимфетка, а на моем — мужская особь в возрасте с четырнадцати до девяноста девяти лет от роду, было бы ровно то же самое. Да еще хорошо, если б дело только взглядами и обошлось. А то ведь знаете, как оно бывает…