Принцесса викингов
Шрифт:
– Ты говоришь серьезно? – обеспокоился Роберт. – И ты приберег такое известие напоследок?
– Мне уже пора, – не глядя на герцога, проговорил епископ. – Для норманнов я отправился в аббатство Святого Эвруля, и мне необходимо появиться там еще до того, как они что-то заподозрят. Будет скверно, если их дозор обнаружит моих людей с мулами в лощине.
– Откуда у тебя эти сведения? – не слушая его, снова спросил Роберт.
– Во дворце Роллона есть мои глаза и уши, – спокойно отвечал Франкон. – И хоть все вы считаете, что я продался норманнам, я никогда не забываю, что в моих жилах течет галльская кровь.
Когда епископ удалился, Роберт развернул коня и двинулся в противоположную
– Вам удалось, мессир, увидеться с Франконом? – спросил новый вавассор, отпрыск его старинного вассала, Ги Анжуйский. – Похоже, что вашей племяннице все более небезопасно оставаться у норманнов. Клянусь ранами Спасителя, я своими глазами видел, как грубо обращался с ней Роллон!
Роберт внимательно взглянул на юношу. Он знал, что Ги был обручен с Эммой и все еще надеется добиться у герцога ее руки. Тщетно! Роберт никогда не отдаст девушку за сына вассала, в особенности такого властолюбца, как Фульк Анжуйский. Опасно возвысить этого хвастуна и выскочку, отдав его наследнику франкскую принцессу. И пусть сам по себе Ги безвреден – обычный влюбленный мальчишка, но он старший сын честолюбца Фулька, а никто лучше Роберта не знал, что в честолюбии – корень всякой измены. Нет, об этом не может быть и речи. Роллон Нормандский – другое дело. Союз меж ним и Эммой мог бы сблизить конунга с Робертом. К тому же Ролло сам по себе достаточно силен, чтобы, породнившись с ним, ожидать от него поддержки, а не предательства.
Роберт огляделся. Сквозь расступившиеся кроны деревьев сквозил туманный силуэт на горизонте. Старая крепость Вернонум, расположенная на скале. Когда-то это был римский форт, позже перестроенный Каролингами. Еще Карл Лысый велел возвести в этом краю мощные укрепления для защиты от северных завоевателей. Однако франки так боялись норманнов, что отказывались здесь служить, и крепости со временем стали опорными пунктами самих северян… Не исключено, что Франкон и в самом деле прав, утверждая, что они поселились здесь навсегда, и ему, герцогу Нейстрии, и в самом деле следует подумать о том, чтобы породниться с их правителем…
Однако когда спустя два дня Роберт Парижский вновь возвратился в окрестности Вернонума, теперь, двигаясь открыто, в сопровождении пышной свиты, он не спешил заводить разговор об этом с выехавшим ему навстречу Роллоном. Норманнский предводитель с годами все более начинал походить на франка. И хотя он не обрезал свои длинные волосы и не отпустил, как многие из его воинов, длинные усы на франкский манер, над его отрядом, как у франкских правителей, реяло знамя – вытканный золотом лев на пурпурном фоне. На самом Ролло была длинная туника поверх кольчуги, вышитая вдоль края и на локтях, на плече сверкала драгоценная фибула, удерживающая плащ.
– Рад приветствовать тебя, герцог! – еще издали крикнул он на хорошем франкском языке, и Роберт заметил, как ослепительно сверкнули в улыбке его зубы. Было похоже, что норманн не хочет вспоминать о той их встрече, когда Роберт, выкупив Ролло у бретонского герцога Гурмгайлона, вез его в клетке, как строптивого раба, в Париж. Роберт не опасался вероломства с его стороны, ибо уже убедился, что на слово Ролло можно положиться вернее, чем на клятвы иных франкских князей, произнесенные над святыми мощами, однако поневоле вздохнул с облегчением, когда Ролло протянул ему руку. Они заговорили о прежних ловлях, о том, что почти не осталось туров в здешних лесах и все труднее отыскать добрую дичь.
– Но на этот раз готовится славная потеха, – уверил, улыбаясь, Ролло. – Мои егеря выследили в Муассонском лесу могучего зверя, и хоть вы, мессир, и славный охотник, клянусь рукоятью меча, этот падет именно от моей руки!
– Если мы не упустим его, как в прошлый раз, – заметил Роберт. – Охоте не всегда сопутствует удача.
– Это не помешает нам с пользой и удовольствием провести время, как в старые времена! – воскликнул Ролло, и Роберт засмеялся вместе с ним, невольно подпадая под его обаяние. В этом человеке бурлила восхитительная жизненная сила. Видя его, Роберт готов был поверить, что его племянница мечтает заполучить в мужья именно такого мужчину. Однако стремя в стремя с Ролло ехала та, что звалась супругой нормандского правителя, и герцог, дабы соблюсти приличия, вынужден был поклониться и ей.
Снэфрид была в мужской одежде и высоких сапогах, она правила крепкой, серой в яблоках кобылой. Длинные, снежной белизны косы покоились на высокой груди. Роберт невольно повел плечом, встретив взгляд ее разных глаз. Поговаривают, что жена Роллона колдунья, и герцог поймал себя на мысли, что готов уверовать в это. Казалось, дурная темная сила бродит под этой лилейно-белой кожей, таится в диких раскосых глазах, и вместе с тем ореол завораживающей чувственности окружал Снэфрид, невольно приковывая к ней внимание мужчин. Герцогу бросилось в глаза, что один из ярлов Ролло, Рагнар, не отстает от женщины ни на шаг, глядя на нее с собачьей преданностью.
Роберт знал, что этот Рагнар – один из самых кровожадных викингов Ролло. Даже этой зимой, несмотря на перемирие, он, будучи начальником гарнизона в пограничном Вернонуме, не отказывал себе в удовольствии совершать короткие жестокие набеги на Нейстрийские земли.
– Я не вижу в твоей свите Эммы из Байе, – заметил герцог, когда они с Ролло, обменявшись приветственными речами и осушив мировую чашу, двинулись в сторону леса. – Разве мой посланник не передал тебе?..
– Несомненно, – поглаживая холку своего вороного, небрежно отвечал норманн. – Однако Эмма прибудет несколько позже. Она задержалась в Эрве, где моего брата неожиданно настиг недуг. Поэтому я велел ей остаться с ним. Брат привезет ее, как только прибудет обоз со всем необходимым для пира в лесу.
В отличие от больших королевских потех, на которые съезжалось неописуемое количество гостей, Ролло Нормандский предпочитал старый способ охоты, когда шум толпы не тревожил зверя до последней минуты. Поэтому, хоть здесь и не было обычных удобств, когда скрытые в чаще слуги подводят господам свежих коней и подают кубки с подкрепляющим, этот недостаток восполнялся диким азартом настоящей схватки, когда каждый мог рассчитывать только на себя, мог свернуть шею или загнать коня, явив, однако, неподдельную удаль. Это было непросто, довольно опасно, но и необыкновенно весело. Когда же ловля подходила к концу и добычу свежевали, появлялись слуги, ведущие под уздцы вьючных мулов, на полянах расстилались шкуры, ставились навесы на случай дождя, извлекались на свет божий яства и напитки. И Роберт внезапно отметил про себя, как горячеет его кровь в предчувствии опасной забавы.
Пробираясь по узкой тропе к месту начала гона, всадники выстроились гуськом, франки и норманны перемешались, делясь воспоминаниями о прежних охотах. Многие были давно знакомы и обменивались шутками, повсюду царило оживленное, приподнятое настроение. Солнечный осенний день, яркая палая листва, шуршащие на камнях побуревшие листья таволги – все настраивало на мирный лад. Загонщики ушли вперед еще до рассвета, чтобы поднять дичь и по сигналу начать гнать ее на ловцов. Главным трофеем должен был стать фантастически огромный тур, который с несколькими самками и детенышами избрал своими угодьями этот дикий ничейный край меж франками и норманнами.