Принцессы немецкие – судьбы русские
Шрифт:
Можно ли упрекать ее в том, что, провозгласив принцип разделения властей (законодательной, исполнительной и судебной), заимствованный ею из знаменитой книги Монтескье «О духе законов», она не сумела добиться его осуществления, если мы почти через три столетия не можем этого сделать? Кстати, многие ли помнят, что именно она, самодержавная императрица, первая провозгласила в России этот принцип демократии? Парадокс!
Вообще ее «Наказ» (свод законов, состоящий из 20 глав и 526 статей) вобрал в себя все самое передовое и рациональное, что было к тому времени придумано лучшими умами планеты. В этом главном труде ее жизни она проявила себя человеком просвещенным, мудрым, действующим на основании самых точных знаний о состоянии дел в стране, о сложившихся за века нормах и обычаях, о процессах, происходящих в политике и экономике в тот исторический момент, когда она работала над «Наказом». Созданное ею законодательство действовало в России до 1917 года лишь с незначительными изменениями.
Ей до сих пор вменяют в вину агрессивность международной политики, особенно клеймят за раздел Польши. Кто спорит – деяние, мягко говоря, не самое благородное. Но поступки политика можно оценивать, только исходя из реалий его времени. По поводу первого раздела Польши Екатерина высказалась цинично, но для своего времени вполне резонно: «Если они (Пруссия и Австрия. – И. С.) берут, то почему же и всем не брать».
Вы постарайтесь с самого момента поступления этих провинций под наш скипетр положить конец всем гонениям, притеснениям, несправедливостям, разбоям, убийствам и при судебных исследованиях ужасным пыткам, а также казням и жестоким наказаниям. Одним словом, мы желаем не только, чтобы эти провинции были покорены нами силою оружия, но и чтобы вы привязали сердца этих жителей к нашей империи правлением добрым, порядочным, справедливым, снисходительным,, мягким и гуманным.
Это отрывок из собственноручной записки-наказа губернаторам польских провинций, только что присоединенных к России в результате раздела. И снова ее великодушные внушения остаются невыполненными. Ей не по силам не только обогнать время, но и изменить сущность российского чиновника. А кому это по силам? Недаром они с Бецким мечтали воспитать нового человека. Но даже за 34 года самовластного правления сделать это оказалось невозможно. Что же касается преемников, то на них и вообще надежды мало, а уж ее преемник будет с ожесточением уничтожать все ее начинания. Тоже русская драма, повторяемая из века в век.
Отступление о том, что значит быть русской
Главным в личности Екатерины, признанной (как бы ни осуждали ее за слабости и даже пороки) не только одной из величайших женщин в мировой истории, но и одним из величайших правителей, была искренняя, страстная, самозабвенная любовь к России. Откуда? В этом ее загадка. В самом деле, почему в душе этой девочки из маленького немецкого княжества такой отклик вызвали и заснеженные, не слишком приветливые русские просторы, и древние храмы, и долгие, печальные песни (хотя музыкального слуха не имела и музыки не понимала и не любила).
Зато понимала: чтобы управлять Россией, нужно быть здесь своей, русской. Нельзя поменять кровь? Но разве это – главное? Главное – дух. Каким-то тайным чутьем задолго до Достоевского она почувствовала «особость» русской души и посчитала для себя честью и счастьем стать русской. По духу.
Что же касается крови… Вскоре после приезда в холодный, промозглый Петербург Екатерина с таким энтузиазмом принялась изучать русский язык, что не спала ночами, ходила босиком по холодному полу и без конца твердила новые слова. В результате – воспаление легких. Опасались, что не выживет. Вопреки протестам «просвещенной» мамаши лечили ее по-русски: кровопусканием. И вылечили. Потом она любила шутить: «Этим кровопусканием из моих жил до последней капли выпустили немецкую кровь, заменив ее русской!».
Пройдет много лет. Однажды, будучи в Царском Селе, Екатерина (уже императрица) почувствовала себя нехорошо. Приехал Роджерсон, ее любимый доктор, и нашел нужным немедленно пустить кровь. Она безропотно согласилась. В это самое время государыне докладывают, что приехал из Петербурга граф Александр Андреевич Безбородко узнать о ее здоровье. Она приказывает его принять. Встречает с радостной улыбкой: «Теперь все пойдет лучше: последнюю кровь немецкую выпустила».
В первые месяцы жизни в России самым счастливым днем был для нее тот, когда Елизавета Петровна сказала: «Девица пригожая, держать себя умеет и на немку не похожа». Лучшей похвалы для Екатерины быть не могло.
Действительно, даже не зная о своих русских корнях, она сумела стать русской. Русским языком овладела в совершенстве. Правда, писала с ошибками. Но Петр I, русский, писал абсолютно безграмотно. Считал: и так обязаны понять. Она же не стеснялась просить своего секретаря, Александра Васильевича Храповицкого, ошибки исправить. Потом сама переписывала письмо набело. Извинялась перед Храповицким: «Не смейтесь над моей орфографией; я объясню вам, почему я не могла ее лучше изучить. По моем приезде в эту страну я начала с большим старанием учиться русскому языку; но моя тетка Елизавета, узнав, какому „злу“ я предавалась, велела позвать мою гофмейстрину и приказала ей положить конец этим занятиям: „Она и без этого достаточно учена“, – сказала она ей. С тех пор я могла продолжать свое образование сама только по книгам, будучи лишена учителей». Но, изучая язык самостоятельно, она познала нечто куда более важное, чем орфография: дух языка, а через него приобщилась и к духу народа.
Русские обычаи стали ее обычаями, следовала им не по обязанности – легко и естественно.
Православие стало ее верой. К переходу в эту новую, покорившую ее душу веру готовилась с трепетом. Это случилось 28 июня 1744 года. Счастливый день! Через 18 лет, день в день, тоже 28 июня, она сбросит с престола ненавистного мужа.
Пройдут годы. Весь мир уже будет называть ее Екатериной Великой. Фридрих Прусский (его тоже звали Великим) напишет ей: «Вся Германия и я с доверием надеемся, что Ваше Императорское Величество, толико прославив свое новое отечество – Россию, вспомните, что вся германская империя гордится тем, что вы там увидели свет». Фридриху нужна была помощь России в войне против Австрии, и он решил польстить Екатерине, хотя недолюбливал ее, считая неблагодарным созданием своих рук.
Как он ошибся! Она прощала ему многое (он зря считал ее неблагодарной, она всегда помнила, что именно он помог ей оказаться в России); простила даже то, что советовал Петру Федоровичу, когда тот стал императором, отправить ее в тюрьму. Только не это: он посмел напомнить ей, что она не русская! Она не желает об этом помнить! И – встает на сторону Австрии.
Она убеждена, что рождена для России. А муж, этот прихвостень Фридриха Прусского! Русским языком за 20 лет жизни в Петербурге так и не овладел. Не потому, что не мог: память имел прекрасную. Не хотел! Любил повторять услышанное еще в детстве от своего голштинского воспитателя Брюммера: «Этот подлый язык пригоден только собакам и рабам». Православия душой не принял, со священниками был груб, в церкви вел себя непристойно, над верой жены насмехался. Эта страна, ее покорившая, заворожившая, оставалась для него чужой. Открыто признавался: «Я не рожден для России, непригоден русским, а они – мне…».
Уже этого, на взгляд Екатерины, было достаточно, чтобы лишить его русской короны. А он еще утвердил это ее убеждение первыми своими действиями на троне: вышел из войны, вернув обожаемому Фридриху все, завоеванное русской армией – русской кровью; начал вводить в армии прусские порядки, сразу заслужив ненависть и армии, и особенно гвардии. Полезных его начинаний (а они были) просто не желали замечать. Повторяли одно: еще немного – и Россия станет прусской провинцией! Этого нельзя допустить! Взгляды патриотов с надеждой обратились к Екатерине.