Принцессы оазиса
Шрифт:
Лунный свет скользил по слитым воедино обнаженным телам. Женщина прерывисто дышала, а иногда вскрикивала. Майору чудилось, будто с каждым движением он все глубже погружается в некую бездну.
С некоторых пор спутником его жизни стал определенный аскетизм. И сейчас он счел возможным сполна утолить давний голод и не сдерживать бурю страсти. В конце концов, душа могла и не участвовать в этом, потому что Фернан давно понял: именно душу стоит оборонять самым крепким щитом. Особенно если дело касается Франсуазы.
Была почти середина ночи. Майор лежал на спине, а
— Завтра ты можешь не ходить на службу? — спросила Франсуаза Фернана, проведя рукой по его волосам.
— Не могу.
— Жаль. Провели бы день в постели. Тогда еще раз — сейчас. — И это прозвучало почти как приказ.
Франсуаза могла неделями отвергать его, а потом наступала пора, когда она была готова отдаваться ему раз за разом. Было слишком поздно, и он утомился, но Фернан знал, что, если откажется, скажет, что не хочет или не может, жена осыплет его упреками, оскорблениями и насмешками.
Он давно понял, что надо ловить определенные мгновения жизни. Он был неплохим человеком и мужем, но жизнь вечно вынуждала его довольствоваться какими-то крупицами. И кто меньше всего считался с его желаниями, так это Франсуаза.
Фернан решил, что постарается заснуть, ни о чем не раздумывая. И все-таки кое-что не давало ему покоя.
— Помнишь историю про араба с конюшни твоего отца, которую ты мне рассказала? — натянуто произнес он. — Неужели это правда?
Темные глаза Франсуазы сверкнули, словно в них отразился свет луны.
— Конечно, нет, дорогой, — мягко сказала она, — я тебе солгала.
Глава восьмая
Как ни нравилась Идрису разноцветная говорливая уличная толпа, как ни привлекало сверкающее на солнце море, он быстро понял, сколь претят ему бесконечно далекие от чистоты и строгости племенных обычаев городские нравы. Дело было не в каменных стенах, в коих он, привыкший к вольным просторам пустыни, отныне был замкнут, а именно в людях.
В эту школу набирались арабские мальчики со всех уголков страны, и среди них было немало таких, кто гордился старинными традициями своей семьи, родовым укладом и при этом презирал все сколько-нибудь чужое и считал бедуинов бедняками и дикарями.
Отец всегда твердил Идрису, что самое важное в жизни — это личные достижения, повторяя, что главное — не корона, а голова, но другие полагали иначе. Идеалом шейха Сулеймана был войн пустыни, с гортанным криком пускающий лошадь наперерез врагу, неистово мчавшийся через пески навстречу судьбе. Всадник, пригнувшийся к шее коня, одной рукой вцепившийся в луку седла, а в другой державший ружье, способное поразить любую цель. И при этом — не кичившийся своей удалью, с бесстрастием внимающий похвалам, полный спокойствия и правдивости, каких требует жизнь в пустыне.
В том, что этот идеал разделяют далеко не все, Идрис понял, едва переступив порог школы.
Передав плату за обучение и сдав на хранение вещи юного господина, провожатые уехали, и он остался
Идрис стоял с подаренным отцом Кораном в руках в окруженном высокими каменными стенами дворе, ожидая прихода кого-либо из наставников, когда из невысокой арки выбежал босоногий худенький мальчик, а за ним — двое других, постарше и покрепче, да к тому же куда лучше одетых. Повалив слабого противника на каменные плиты, меж которых пробивалась трава, они принялись его колотить. Мальчишка не сопротивлялся и лишь прикрывал голову.
Почувствовав, как в душе закипает гнев, Идрис сделал шаг вперед со словами:
— Оставьте его!
Юный бедуин произнес это повелительно и твердо, как привык говорить шейх Сулейман, вождь и духовный отец бедуинов оазиса Айн ал-Фрас.
Мальчики, которые были и выше его ростом, и старше, отпустили жертву и выпрямились. Воспользовавшись этим, обижаемый ими мальчишка медленно поднялся, попятился, а после, юркнув в арку, исчез.
— А ты кто такой? — бросил один из мальчиков, с явной враждебностью разглядывая Идриса.
— Новенький? — прищурился второй.
— Да.
— И откуда?
— Из оазиса Айн ал-Фрас.
— Что-что? «Поилка для верблюдов»? — Они дружно захохотали. — Так ты из пустыни? Бедуин? Кто тебя сюда послал и зачем?
Губы Идриса задергались, а глаза потемнели. Сделав над собой усилие, чтобы сдержаться, он с достоинством произнес:
— Я приехал учиться. Меня послал сюда мой отец, шейх Сулейман ибн Хусейн аль Салих.
— Подумаешь, шейх! — фыркнул один из мальчиков. — Предводитель нищих дикарей! А вот мой отец — эмир и его, — он кивнул на товарища, — тоже. И если мы захотим, ты уберешься обратно в пески.
Ни один обладающий хоть каплей достоинства правоверный не снесет оскорбления в адрес своего отца. Положив Коран на небольшой каменный приступок возле стены, Идрис подошел к обидчику и ударил его. Тот ответил. Завязалась драка.
Юный бедуин бился отчаянно и храбро, но он с самого начала очутился в невыгодном положении, и ему здорово досталось. Побоище прекратил появившийся из арки наставник, резкий окрик которого сразу отрезвил драчунов.
Мальчики тяжело дышали, с бешенством глядя друг на друга. У Идриса была разорвана одежда и разбита губа.
— В чем дело? — холодно и сурово произнес мужчина, и юный бедуин почувствовал, как его противники затрепетали.
— Это новенький, муаллим 7 Ризван, — поклонившись наставнику, произнес один из воспитанников, — он первым ударил Максуда.
Муаллим Ризван повернулся к Идрису, и его взгляд буквально приклеился к лицу мальчика.
— Только приехал и сразу драться? Забыл, что находишься в масхабе 8 — обители постижения божественной истины, а не в своем оазисе? Драка есть мустакрух 9 , ты должен это запомнить. Ступай за мной.