Прирожденные аферисты
Шрифт:
– Ты что сделал?
– А что? Оставил о себе память.
– Запомни, Сивуха. Это тебе не по карманам шарить. Мы серьезные люди. И никогда, послушай, никогда нельзя задевать человеческое достоинство тех, кого мы уговариваем поделиться деньгами.
– Это еще почему? Мы умные, а они дураки. Не грех напомнить об этом, – не сдавался Сивуха.
– Мы должны проявлять уважение к нашим зрителям и кормильцам… Если еще раз позволишь такое – будешь побираться по поездам. Я понятно свою мысль довел?
– Понятно, – обиженно произнес Сивуха.
– И заметь, я даже не оскорбил тебя, хотя мог бы, имея явное физическое и моральное
Сивуха вытащил из кармана и проглотил еще одну таблетку. На этот раз успокоительную. И подумал: а ведь правда, сморозил ерунду. И главное – зачем? Ответа на это найти не мог. Он часто совершал спонтанные поступки и потом задавался вопросом: а на хрена мне все это было надо?
Глава 6
За столом на семейном совете собрались мужчины. Сосредоточенные и не лезущие в разговор женщины сновали за спинами, разнося еду и вино. Собирать гостей за пустым столом не принято. Но кувшины с вином гости пока не трогали. Разговор шел серьезный, и не дело, если он скатится в праздное застолье.
Председательствовал, как всегда, дедушка Варуджан. Притом занимал он это место не только по возрасту, но и по праву мудрого, решительного и жесткого человека. О его судьбе можно было снимать приключенческие фильмы. В молодости он состоял в партии эсеров и занимался экспроприациями имущества экспроприаторов – проще говоря, грабежами для пополнения партийной кассы. Потом примкнул к дашнакам – партии крайних националистов, и в 1918 году поучаствовал с ними в создании свободной Республики Армения. Повоевал с турками. Разочаровался в соратниках и переметнулся на сторону большевиков, которые в 1920 году установили власть в Армении и включили ее в состав Закавказской республики. После этого Варуджан занимал должности в советских органах. Но постепенно его потянуло к старым друзьям дашнакам, он заговорил о независимой Армении. Это ему припомнили в 1938 году, и он отправился на долгие пятнадцать лет в лагеря. Оттуда вышел не сломленным, но обозлившимся. И железной рукой многие годы держал в руках семью Айрутян, обеспечивая ее процветание. Сегодня должность зампредисполкома их. Начальника районного ОБХСС – их. Цех по производству летних платьев и курортной мишуры – тоже их, а это все деньги. Благосостояние. Новые дома, личные автомашины. И, главное, уважение окружающих.
В свои семьдесят пять лет Варуджан не утратил физической стати и ясности рассудка. Иронично прищурившись, он смотрел на убивавшегося Ашота.
– Деньги, какие деньги пропали! – причитал тот.
– Деньги, деньги, – поморщился Варуджан. – Ты все время о деньгах.
– Но деньги – это…
– Мусор твои деньги! – хлопнул дедушка Варуджан широкой ладонью по столу. – За деньги умирают только низкие люди. Ты не понял, что случилось?
– Нас обокрали, – завопил Ашот. – Столько денег. Ая-яй… По миру пустил, волк хищный! За такие деньги две машины купить можно! Дом построить каменный!
– Замолчи, Ашот. Все гораздо хуже. Пойми, нас обманули. Нас, армян! Обманули какие-то безродные хорьки!
Действительно, это был стыд и позор. Ведь обмануть армянина – это надо постараться. Недаром говорят: когда армянин родился, еврей заплакал.
– Они не просто нас обманули. Они нас оскорбили. – Варуджан продемонстрировал ерническую записку и процитировал: – «Ишаки горные…» Если кто не понимает – это про нас.
Заметив
– Это про тебя, Ашот. И про тебя, Давид. И про меня!
Повисла драматическая пауза. Дед умел держать паузы – чтобы все почувствовали важность момента.
– Мы исправим это, – прервал он молчание. – Мы найдем их!
Он обвел глазами собравшихся. Никто не рисковал подать голос, когда он говорил таким жестким тоном.
– Баграм, – посмотрел Варуджан на своего сына.
– Да, отец, – привстал тот.
– Ты сделаешь это. Ты воин, а они, – слегка презрительно кивнул Варуджан в сторону остальных, – они торговцы. Их огорчает, что они не могут купить автомобиль. А ты имеешь понятия о чести семьи.
Баграм безропотно кивнул. Плечо его было перевязано – след той перестрелки в горах, но рана уже зарубцевалась. Мощный, здоровый организм человека, выросшего в идеальных экологических условиях, кандидата в мастера спорта по классической борьбе, быстро преодолел последствия ранения. И Баграма можно было выпускать на тропу войны.
– С тобой поедет Давид, – продолжил Варуджан.
Парнишка поднял глаза на деда. Его уши были красными – от стыда. Ему казалось, что все считают его главным виновным в происшедшем. Ему хотелось искупить свою вину. И вот теперь дедушка предоставляет ему такую возможность.
– Ты доказал, что способен на поступок, убив проклятого Лесничего, – изрек Варуджан. – И ты знаешь тех негодяев в лицо.
– Да, дедушка, я сделаю все, – закивал Давид.
– Баграм, Давид. Родные мои. Вы найдете этих грязных паршивцев. И возьмете у них наши деньги. И еще столько же за причиненные обиды и понесенные расходы.
– Хорошо, – кивнул Баграм.
– И вы накажете их.
– Что с ними сделать?
– Сделайте так, чтобы они надолго запомнили нас. А если увидите, что они упорствуют и не раскаиваются…
Он выдержал снова паузу. Потом вновь хлопнул ладонью по столу:
– Убейте их!
Давид удовлетворенно кивнул. Он с радостью выпустит кишки этим жуликам за свой позор и обиду.
– Мы все сделаем, отец, – кротко произнес Баграм. – Только как искать их в такой большой стране?
– Они воры, – сказал старый Варуджан. – А воры общаются друг с другом. Я помогу вам…
Глава 7
«15 июня в столице СССР открылось Московское совещание коммунистических и рабочих партий, на которое прибыли представители 75 стран. С приветственной речью выступил Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев…
Президентом Франции на прошедших выборах избран лидер правой партии голлистов Жорж Помпиду…»
От чтения газеты Маслова оторвал звонок дежурного по МУРу.
– Маслов, давай в восемнадцатое отделение. Там по твоей линии серьезное преступление. Дежурная машина у главного входа.
– Уже лечу.
Вскоре от старомодного, с балкончиками и колоннами, большого здания ГУВД Мосгорисполкома на Петровке, 38, отчалил скромный зеленый «Москвич-408» без мигалок и надписей, обозначающих принадлежность к милиции. Инспекторы уголовного розыска форму надевают только на строевые смотры. Их настоящие фамилии не найти в городских телефонных справочниках и газетных статьях. И машина в угрозыске тоже должна быть неприметная. Сыску реклама не нужна – он любит тишину и незаметность.