Пришельцы и единороги (Городские легенды)
Шрифт:
Он обреченно дотащился до станции и поехал. Мелькали перроны, квадратные колонны, люди толпились и толкали Диму. Затем его вынесло в сутолоку – к разливу ларьков и замерзших лоточников в твердых от холода дубленках: не теряя синтетической бодрости, те предлагали угрюмым пассажирам, изгнанным из подземного тепла к наземному транспорту, разный ненужный хлам: кроссворды, доисторическую воблу, даже мороженое. Кое-кто поддавался, утрачивал волю и покупал.
Огни, умноженные снегом и светом из ларьков, слепили глаза. Для Димы это было здесь самым мучительным. Автобусы неостановимо ползли по проспекту,
Оказавшись на «Политехнической», Дима даже не поверил собственному счастью. Дорога обратно представлялась ему куда более простой. Обычно так и бывает. Главное – добраться до цели, а возвращение домой происходит само собой, без особых усилий.
Часы показывали начало пятого. «Опоздал», – с ужасом сообразил Дима. Со временем у него были сложные отношения. Время вечно обманывало Диму. Внутренние ритмы юного художника были куда более медленными, нежели обычный ход стрелок. Дима существовал во времени тягучем, неспешном; а все вокруг бежало, суетилось, стукало: секунда-секунда-секунда… Между тем как правильным в отношении Димы было бы: секу-у-унда-секу-у-унда-секу-у-унда-а-а…
«Чепрунова голову снимет», – понял Дима.
И тут он понял нечто еще более жуткое: Чепруновой возле эскалатора не было. Дима схватился за телефон. Оператор на чепруновском мобильнике бесстрастно сообщил, что «абонент не отвечает». Дима сделал еще несколько попыток – с тем же успехом, после чего сунул трубку в карман, бессмысленно протоптался по всему павильону станции метро и поплелся домой.
Возвращение, против обыкновения, оказалось еще более мучительным. Транспорта приходилось ждать подолгу, мороз усиливался, фонари и фары терзали зрение. Чепрунова была, конечно, уже дома.
– Где ты была? – спросил Дима.
– Я прождала тебя почти час! – сказала она.
Он видел, что Варвара взвинчена, но и сам, измученный, плохо держал себя в руках.
– Я все бросил и поехал тебя встречать! – крикнул Дима. – Я торчал там, как дурак! Где ты была?
– Ждала тебя! – сказала Варя. – Ты и есть дурак! И не ври мне, потому что тебя там не было.
– Был.
– Где?
– На «Политехнической».
– Я сказала – «Технологический». «Технологический институт». Каким местом ты слушал?
Дима вдруг понял, что ни мгновения больше не может выносить упреков. Он был совершенно разбит произошедшим. Повернувшись, он молча вышел из дома.
– Ну и катись! – крикнула ему вслед Чепрунова.
Дверь закрылась, и на лестнице сразу стало холоднее. Дима поежился и спустился во двор – точно на дно колодца, открытого навстречу ночному небу.
Там было очень тихо. Где-то в ледяном космосе пылали звезды. Их тепло не достигало земли, но Дима точно знал, что на Венере очень жарко. И еще где-нибудь, на планете, о существовании
Дима не понимал: решил ли он порвать с Чепруновой или же это обычная рядовая ссора, которая закончится вялым примирением? В любом случае, идти сейчас к родителям означало бы признать свое поражение. Полный жизненный крах. И Дима поплелся в парк, где весной они с Варварой столько раз бродили, бездумно обнимаясь.
В парке вовсю велась реконструкция. Там все раскопали, а потом как-то сразу началась зима, рвы и котлованы сковало морозом и покрыло снегом. Ходить по парку следовало с осторожностью: в любом месте могла оказаться скрытая пушистым сугробом ловушка. Нечто вроде волчьей ямы.
Статуи, разбросанные по парку, тоже замело. Дима вдруг сообразил, что, пока он стоял во дворе, небо затянуло невидимыми тучами и возобновился вчерашний снегопад.
Он потуже засунул руки в карманы. Сквозь дыру в подкладке сквозило, и Дима сжал пальцы левой руки в кулак, чтобы им было теплее.
Он быстро прошел по аллее, повернул и зашагал обратно. Ноги, вроде бы, согрелись, но лицо начало неметь, и дало о себе знать некогда отмороженное ухо. Дима остановился, подумал немного. Нет, к Чепруновой идти рано. Не остыла еще, будет торжествовать.
Он свернул на бывший газон. Огляделся по сторонам. Никого. Белое безмолвие. На тысячи верст – ни единой живой души. Лишь скудно горят фонари, холодные и отрешенные, словно снизошедшие к земле звезды.
Загребая ногами снег, Дима пошел в произвольном направлении. На ровном белом покрывале отпечатались его неряшливые следы, но это не имело ни малейшего значения: к утру снегопад и метель снова выровняют поверхность.
«Если ходить всю ночь, то не замерзну», – думал Дима. Но постепенно ему становилось все страшнее: призрак убийственного холода брел за ним по пятам, точно голодный волк за умирающим человеком в рассказе Джека Лондона. Дима сказал себе: «Какие глупости!» Он находится в центре Петербурга, в маленьком городском парке, а не где-нибудь там на Аляске. Вокруг – цивилизация.
Да, но… где она? Ничего, кроме белого покрывала. Точнее – синюшного в свете фонарей. Завораживающе прекрасного, с крохотными алмазиками. Какое расточительство – все эти снежинки, неповторимые, тончайшие произведения небесной кружевницы; смятые, стиснутые, они лежат все вместе, образуя нечто еще более прекрасное: толщу снега с невесомой каймой, колеблющейся под равнодушными вздохами ветра.
Дима сделал еще шаг, ломая мириады сокровищ, и вдруг провалился: скрытая яма захватила его ступню и больно вывернула ее. Дима рухнул на снег и завыл. Несколько минут он приходил в себя после приступа ошеломляющей боли, а затем решился – выдернул ногу из ловушки.
Перед глазами скакали огненные шары, на мгновение Диму даже бросило в жар. Судя по боли – в самом лучшем случае вывих стопы, но вероятнее – перелом. Интересно, удастся ли встать?
Времени, к счастью, было навалом. Можно полежать и собраться с духом. Дима устроился на мягком снегу поудобнее и стал ждать, пока боль утихнет хотя бы немного. Снег сыпался с неба, завораживая взор, и оседал на ресницах. «Если глаза залепит, можно будет смотреть как сквозь калейдоскоп…» – думал Дима рассеянно.