Пришельцы
Шрифт:
Будто во сне, Леша примкнул новый круглый магазин к автомату и, преодолевая ощущение нереальности происходящего – точно такое чувство он испытал в самолете, когда отказали приборы, – полоснул очередью сверху вниз. И тут пришелец вдруг споткнулся, подломился и рухнул на землю, а стрелок, в яростном ликовании, кинулся к поверженному противнику и стал дубасить его прикладом по скафандру. И в пылу не заметил, как налетели парашютисты и открыли огонь сквозь сосновые кроны – осыпало ветками и хвоей. Леша бросил пришельца и, удовлетворенный, не торопясь, скрылся в бору.
С той поры он и находился в состоянии войны с «драконами».
Не верить ему не было никаких оснований, и потому Поспелов лишь убедился, что АН-2 до сих пор находится
Он был уверен, что это инопланетяне, прибывшие на землю с агрессивными намерениями.
Новоиспеченный агент Витязь сам себе определил задание – искать логово «драконов». За три года он прошел «бермудский треугольник» вдоль и поперек десятки раз, отлично знал местность, и никто сейчас, кроме него, не смог бы заняться свободным поиском. Он получил жесткие инструкции – не вступать с «драконами» в перестрелки, а лишь отслеживать пути их движения, сферу интересов и передавать информацию по радиосвязи.
Вербовка Ситникова по времени почти совпала с появлением на метеостанции нового начальника – агента Рима. Таким образом, создание действующей агентурной сети завершилось, и теперь Поспелов рассчитывал, что начнется нормальная резидентская работа – сбор информации, обработка ее, выдача новых заданий. Он намеревался завтракать у Ромула, обедать у Рема, ну а на ужин возвращаться к своей «жене» в Горячее Урочище. Такой «треугольник» его вполне устраивал; из-за отдаленности встречи с Римом планировались один раз в неделю, исключая конечно, экстренные, а с Витязем и того реже. Сам Поспелов, кроме обязанностей резидента, хотел вплотную заняться «ромашкой»цветком, который расцветал довольно редко в самых разных местах «треугольника». Витязь за все время видел его раз восемь, но издалека, за несколько километров, и всякий раз в сознании вспыхивала лампочка пожарной тревоги: от «ромашки» веяло предчувствием смерти, и Ситников был не в состоянии перешагнуть этот барьер.
Рим тоже была женщиной, тридцати пяти лет от роду и, как говорили раньше, со следами былой красоты, и тоже из бывших «нелегалов». По сравнению с Ромулом и Ремом она казалась матронессой, опытнейшим разведчиком, так что Поспелов в ее присутствии ощущал себя несколько неуверенно. Рим имела дурную привычку перебивать, поторапливать, но все оттого, что схватывала на лету даже самую трудную задачу. И еще поражала ее стоическая, какая-то неженская невозмутимость.
Конечно, агента ввели в курс дела и проинструктировали в Москве, однако хоть бы мускул дрогнул на ее тонко вылепленном гордом лице, когда Георгий предупреждал о возможном нашествии солдатских скелетов из Долины Смерти.
И тогда еще мысленно позлорадствовал – погоди, вот явятся, тогда узнаешь, почем фунт лиха… Мертвецы не заставили долго ждать и явились буквально на третьи сутки после того, как Рим поселилась на метеостанции. Это говорило о том, что за каждым вновь прибывшим в «бермудский треугольник» устанавливается незримая слежка, а затем проверка на испуг, испытание на прочность нервов и последующую реакцию. Постоянные жители Одинозера, супружеская пара наблюдателей-метеорологов, ничего подобного никогда не видели, хотя слышали множество всяких историй о чертовщине, и были в ужасе после кошмарной ночи. В не менее ярком «восторге» оказалась и Рим, которая ничего другого не придумала, как после двух часов шабаша, устроенного перед домом прямо на метеоплощадке, вызвать милицию по радиостанции. Пока милиция добиралась до Одинозера, покойники благополучно отстрелялись холостыми патронами и удалились, не оставив ни следа. Сотрудники терпеливо выслушали потерпевших, поискали в траве стреляные гильзы и прочие вещдоки, разумеется, ничего не нашли и посоветовали в следующий раз вызывать, как только начнется вакханалия. С тем и покинули метеостанцию.
Рим на милицию больше не рассчитывала, а запросила экстренную встречу с резидентом.
– Прошлой ночью, – сказала агент, – я пережила страшный кошмар. Это просто фильм ужасов!.. У меня не выдерживают нервы. Я думала, что здесь будет обыкновенная работа, все-таки в России же, не за рубежом!.. Не знаю, смогу ли я работать в полную силу, как требуется…
– Фильм ужасов? – вдруг осенила его догадка. – А если это и в самом деле фильм?
– Не знаю, трудно было разобраться. Все так натурально… Если снова сегодня придут – не выдержу.
– Должно быть, придут, – пообещал Поспелов. – На нового человека всегда приходят не один раз… Но сегодня я буду с вами.
– Со мной? Вы останетесь на метеостанции на всю ночь?
– Да… Только прикажите вашим сотрудникам закрыть ставни, выключить свет, лечь под одеяло и включить громкую музыку.
– Хорошо, – растерянно пробормотала она. – А мы?..
– А мы с вами пойдем смотреть кино.
– Если это… не кино?
– Но вы же сказали – фильм ужасов? Вот и проверим. Ничего, я все время буду с вами. Со мной же вам не страшно?
Она была не просто барыня – скорее, царственная особа, и Георгий предположил, что в нелегальной своей жизни за рубежом она играла роль жены какого-нибудь крупнейшего мультимиллионера, привыкла к роскоши, прислуге, дорогим автомобилям и, «разлагаясь» от безделья, искала острых ощущений. И вот, наконец, нашла их, правда, оказавшись в «бермудском треугольнике», в старом финском домике с видом на озеро, и вместо «ролсройса» – хорошо побитый и растоптанный, как башмак, «УАЗ».
Весь остаток дня и вечер Поспелов проходил с удочкой по берегу Одинозера, вдали от метеостанции, и наловил больше десятка сазанов и голавлей, отнес рыбу в мащину, оставленную в километре от метеостанции, и отправился на «свидание», прихватив трофейный автомат. Рим оказалась уже на месте, устроившись в траве под четырехногой вышкой какого-то прибора. То ли это было предусмотрено легендой, то ли она еще не могла отвыкнуть от прошлой жизни, но на операцию агент явилась в вечернем платье, неудобно зауженном на бедрах, с глубоким вырезом и, уж вообще ни в какие ворота туфлях на шпилечке и с высокой прической. Георгий напрочь отрицал, что она вырядилась, дабы ему понравиться: такие женщины привыкли брать, но не отдавать. Рядом с ней он выглядел бичом, бомжом – недельная щетина, брезентовая куртка, под которой выпирает автомат, поношенные кроссовки и тонкая вязаная шапочка. Типичный фермер…
И отчего-то, при столь блистательном виде, у Рима на точеном, благородном лице сквозила презрительная и даже циничная улыбка. Возможно, так казалось, а возможно, это была защитная реакция от внешнего мира, тех самых острых ощущений, которых боялась. Вчерашней ночью скелеты бесновались прямо в этом месте…
Все началось ровно в полночь. Сначала из леса, а точнее, откуда-то из крон полился мерцающий зеленоватый свет и послышался отдаленный шум голосов с отчетливым костяным стуком. Поспелов машинально потянул из-под полы автомат, однако вовремя опомнился и достал сигареты из внутреннего кармана.
– Прошу, – вытряхнул из пачки сигаретный фильтр.
– С удовольствием бы, но не ко времени, – усмехнулась она. – И вам не советую…
Или вы волнуетесь?
Волна зеленого свечения спала с вершин на землю и покатилась в сторону метеоплощадки, вместе с нарастающим гомоном голосов. И уже можно было различить отдельные выкрики, требующие предать останки земле. Поспелов не заметил момента, когда мерцающая граница этой волны преодолела сетчатый забор метеоплощадки, и увидел, что все пространство вокруг как бы пронизано зеленоватыми сполохами и неясными, белесыми пятнами. Все это бродило, переливалось, как в калейдоскопе, и только звук был ясным, объемистым и вездесущим.