Пришельцы
Шрифт:
От пота начали отклеиваться пластыри – сначала на ртах, затем и на глазах.
Вероятно, пришельцы не замечали этого в пылу маршброска, и мужики мало-помалу прозревали, а если еще резко и ритмично подвигать бровями, чтобы пот стекал под пластырь, то клей отмокал и разъедался скорее. У Азария открылся левый глаз и он наконец увидел землю – лес, сопки, ночное небо и ненавистную спину поводыря в камуфляже. Сразу же возникла мысль ослабить поводок, набросить его петлей на шею и задавить пришельца на ходу, но скафандр, приращенный к плечам, вряд ли бы позволил сделать это. Других мыслей в отупевшем сознании не было, и он бежал, проигрывая в уме, как станет душить
И вдруг обвис и рухнул на землю Лобан, до этого ни разу не споткнувшийся. Мужики протащили его волоком несколько метров и остановились. Замыкающий колонну пришелец оходил его несколько раз плетью, но Лобан даже не шевельнулся и не издал ни звука. Поводырь не спеша привязал ремешок к дереву и приблизился к упавшему, пнул его ногой, опрокинул на спину. Посовещавшись о чем-то на английском, задний конвоир склонился, послушал сердце, приоткрыл веко – должно быть. Лобан умер на бегу…
Его оттащили чуть в строну, закидали мхом и ветками и несколько минут бухтели в своих скафандрах – вероятно, переговаривались по радио со своим начальством.
Затем пристегнули полумертвого Шурку к ошейнику Пашки, заменили пластырь, у кого он отклеился, и повели дальше шагом. Пришлепнутый к потной коже новый пластырь продержался недолго и через полчаса перед глазом Азария образовалась щелка. В темном небе среди туч изредка поблескивали редкие, звезды, сопки в ночи казались одинаковыми, множество весенних ручьев тоже были на одно «лицо», так что он долго не мог сориентироваться, запомнить или узнать место, пока через несколько часов быстрого хода не вышли в Долину Смерти. Ветер здесь гудел, как в трубе наверное, на реках ломало лед, кое-где лежали серые линзы рыхлого мокрого снега, под ногами чавкала грязь. Конвоиры дело свое знали, и, тренированные, шли без устали, не теряя бдительности. Азария ни на минуту не оставляла мысль расправиться с поводырем, и в отчаянии он примеривал для этой цели то сосновый сук, то увесистый камень, замеченный на пути, но чтобы склониться, поднять их с земли, надо, чтобы все, идущие в связке, поняли его намерение и ослабили натянутые троСики. А они не понимали, до бесчувственности ослабев. Шуркина голова так вообще моталась по сторонам, удерживаемая только ошейником. Эх, был бы за спиной Тимоха! Этот бы все сообразил и помог бы в нужный момент…
Эта прогулка могла стать последней. Пришельцам нужна рабочая сила для тяжелого труда под землей, поэтому запрут в каких-нибудь катакомбах и будет уже не вырваться. А там постепенно замордуют и прикопают… Нет, вырваться из этого рабства можно только сейчас, пока вокруг – лес, сопки и воля, хотя связаны руки и головы. Но Шурка, гад, почти висит на его шее и все время тянет назад! Вышли к разлившейся речке, глубокой, выше пояса, и, верно, потому пришельцы повели десантуру вдоль берега: искали брод. Сунулись в одном месте, в другом – течение сильное, сшибет с ног, а у Азария мгновенно созрел план: как только-зайдут вводу, прыгнуть из последних сил на спину поводыря и утопить его к чертовой матери! Тимоха, если «прозрел», увидит, поймет и навалится на заднего конвоира.
Там, может, и молодняк поможет…
Брод отыскали, через полкилометра, поводырь проверил глубину, на минуту оставив свой ременный повод, и Азарий обернулся назад, чтобы подать какой-нибудь знак Тимофею, привлечь его внимание, однако услышал его нудное бухтение.
– Ну чего? Чего ты дерешься? – плаксиво тянул тот. – Забил ведь уж, сука, едва иду! Крайний, так бить можно? Ну что ты, падлюга, бьешь-то?..
Конвоир лупил его плетью, но как-то неохотно, устало, для проформы, а Тимоха будто сам напрашивался, чтоб били сильнее, будто подставлялся под удары. Что там было дальше, Азарий не видел, поскольку поводырь схватил ремень и потащил направляющего в реку. Шурка, должно быть, испугался воды на его глазах оставался пластырь, – сильно рванулся назад и чуть не опрокинул Азария.
Придушенный ошейником, он все-таки потянул вперед, стараясь максимально приблизиться к поводырю и в тот же миг чуть не упал под ноги ему – тросик сзади резко ослаб. А рядом, справа почему-то оказался Тимоха! Раздумывать было некогда, Азарий сделал рывок и ударил скованными руками поводыря в бок – тот в этот миг поворачивался к десантуре и одновременно поднимал автомат. Дюжий пришелец отскочил и устоял на ногах, – лишь сунувшись руками в воду. Быстрое течение связывало движения, для следующего рывка было уже слишком велико расстояние – не достать, и тогда Азарий рухнул в реку плашмя и скрещенными, скованными руками достал ноги поводыря…
Он ждал автоматной очереди и рвал ногу пришельца, стремясь, таким образом, сделать подсечку и опрокинуть его в воду; сам он ушел с головой, однако поводырь стоял как вкопанный! Но не стрелял!
И вдруг повалился, оторвавшись от дна, как легковесная щепка. Азарий вынырнул и увидел перед собой Лобана с ржавой саперной лопаткой в руках.
– Уплывет, сука! – заорал Тимоха. – Лови его!
Кажется, Пашка ухватил поводыря за автоматный ремень и подчалил к десантуре, сгрудившейся и бурлящей, как камни в пороге.
– Давай на берег! – скомандовал Лобан. – Что, так и будете стоять?
– А где второй? – Тимоха завертел головой.
– Да вон лежит, на отмели! – Лобан поймал в воде ремень, привязанный к ошейнику Азария, потянул. – Ну, пошли, пошли, рабочий скот, мать вашу!..
Задний конвоир еще был жив, хотя его позвоночник у поясницы был перерублен саперной лопаткой и ноги не двигались. Зато дергались руки, хватая воду, и стучалась внутри скафандра голова с уродливой рожей. Поводырю досталось лопатой между ребер в левом боку, и он, приплавленный к берегу, был тяжел и неподъемен, как топляк.
Лобан хладнокровно вогнал лезвие лопаты в грудь заднему конвоиру, выдернул свое оружие, сполоснул его в воде.
– Ишь, падлюги, прирыли меня! – сказал с гневным весельем. – Я сам вас всех урою, выродки! Ну чего, мужики, давай расковываться и сушиться.
– Когти рвать надо! – буркнул Тимоха. – Кто их знает, какая у них связь и сигнализация. Может, тревогу дали…
– Нет уж на фиг! – отрезал Лобан. – Мне нужна передышка. Думаешь легко свое сердце останавливать? И так бежал за вами, думал, копыта откину… До сих пор стучит через раз.
Он опустился под сосну, усевшись на вздыбленные из земли корневища, побрякал браслетами скованных рук.
– Поищите у них ключи в карманах… И спички. Мне сейчас согреться надо. Иначе я правда умру. Кровь заледенела…
Окна «нивы» слегка запотели изнутри, и рассмотреть, кто в машине, было не просто, особенно издалека. Тем более, эти мужики с автоматами не хотели забредать в холодную утреннюю речку.
– Самое малое – изнасилуют, – белеющими губами произнесла Ромул. Две беззащитных бабы в машине…