Пришествие князя тьмы
Шрифт:
Гром кивнул, явно не до конца понимая мой план, но не желая перечить. Мы вышли из душного притона и направились вдоль по улице, жадно глотая относительно свежий ночной воздух. Но после спертой атмосферы игорного дома казалось, что дышишь самой свежестью.
Гром на ходу остервенело тер лицо, пытаясь стереть с него остатки помады и румян. Видок у приятеля был тот еще — взъерошенный, раскрасневшийся, глаза безумные. Краем глаза я заметил, как он бросает на меня опасливые взгляды, явно борясь с желанием завалить вопросами.
Молчи
Спустя четверть часа мы вышли на набережную. Сумрачные воды Невы тускло блестели в свете луны, навевая тоску и безысходность. Я кивнул в сторону ближайшей скамьи, и мы уселись прямо на холодный камень, доставая припасенные в карманах бутылки портвейна.
Некоторое время мы просто сидели молча, передавая друг другу емкость и делая длинные глотки кислятины. Наконец, Гром не выдержал и произнес с нескрываемым сомнением:
— Слушай, Вань, а что мы вообще можем? Ну вот, подумай сам. Мы же еще сопляки зеленые, первогодки. Какие из нас борцы с системой? Это тебе не морды аристократам бить, тут ого-го какие силы замешаны. Боюсь, как бы не сожрали и косточек не выплюнули.
Я криво ухмыльнулся и хлебнул еще портвейна, прежде чем ответить:
— Эх, Гром, Гром. Ты библию-то хоть раз открывал? Там столько историй о том, чего может добиться человек, если по-настоящему уверует и пойдет до конца. Взять хоть Давида и Голиафа. Казалось бы — мелкий пастушок супротив матерого великана. А чем кончилось? То-то же.
Приятель задумчиво почесал в затылке:
— Оно, конечно, так. Только где ж мы еще союзников-то найдем? Не вдвоем же против всего царства переть. Засмеют ведь, и поделом.
— А мы и не одни будем, — уверенно возразил я. — Ты вспомни хоть ту же Анну нашу. Уж она-то с потрохами предана идеалам, сто очков вперед иным мужикам даст. Да и Дмитрий, хоть и придурок изрядный, но, сдается мне, правильный он парень в глубине души. Таких вот и надо в соратники брать, да по-тихому. Глядишь, лет через пять такую кодлу сколотим!
Гром затряс головой:
— Ой, не знаю, Вань. Дюже сомнительно все это. Я Анну и прочих наших оболтусов знаю, не пойдут они супротив власти. Больно хорошо им и сейчас живется, с чего им рожи-то подставлять?
Я вздохнул и отхлебнул еще. Эх, наивная ты душа, Гром. Ни черта-то ты в людях не смыслишь. Не ведаешь, на что они способны, когда припечет.
— Был один демон, — медленно начал я, глядя в темную даль. — Тоже когда-то предал своего господина, за что и был низвергнут с небес. Думал, самый умный, без любви и веры проживет. А в итоге — ужасно пожалел о содеянном. Понял, что ни власть, ни могущество не стоят потери близких. И раскаялся, да поздно было.
— К чему это ты? —
— А к тому, — назидательно произнес я, — что каждый может исправиться и встать на верный путь. Были бы причины и желание. Даже отпетые грешники и предатели. Что уж говорить о нашей ветреной молодежи. Анна, Дима — да они первые в мой крестовый поход запишутся, дай только время.
Приятель недоверчиво хмыкнул:
— Ишь ты, как загнул — про демонов да крестовые походы. Прям как по писаному вещаешь. Будто, сам знавал того перебежчика с небес?
Я расплылся в загадочной ухмылке и допил остатки портвейна, не спеша отвечать. Гром попал в точку, сам того не подозревая. Уж я-то знаю, каково оно — предавать и жалеть. И каково мечтать об искуплении, которого, быть может, не видать, как своих ушей.
Но не время раскрывать карты. Придет час — Велиал явит себя миру. Но лишь тогда, когда от моих слов и поступков будет зависеть судьба страны. А пока — притаимся, будем вить веревки. И плести собственную паутину интриг, куда попадутся все эти расфуфыренные мошки.
Вот что, Гром, — решительно произнес я, хлопнув друга по плечу. — Хватит околачиваться без дела. Завтра с утра пораньше нас ждет практика, а у меня до сих пор и перста-то нет! Непорядок, нужно исправлять ситуацию. Двинули в гостиницу, покемарим чуток, да с новыми силами в бой.
— Ой, да ладно тебе, привереда! — отмахнулся Гром, пошатываясь. — Да ты своей некромантией кого хочешь за пояс заткнешь, хоть с перстом, хоть без.
Наконец мы добрались до постоялого двора. Гром мгновенно заснул, едва коснувшись подушки, а я вышел на скрипучий балкон, вдыхая ночную прохладу. Покой мне только снился — мысли роились, настойчиво требуя действий.
Внезапно с улицы донеслись грубые голоса и звон клинков. Я глянул вниз и увидел потасовку меж двумя пьяными гвардейцами. Судя по обрывкам фраз, не поделили бравые вояки какой-то долг. Решили, стало быть, рассудить спор оружием по пьяни. Ну-ну.
В какой-то миг один из них оступился и пропустил колющий удар прямо в грудь. Тускло блеснула в лунном свете окровавленная сталь, и несчастный пьянчуга осел на землю, хрипя и булькая горлом. Его противник, шатаясь, побрел прочь, даже не думая помочь товарищу по попойке.
Умирающий корчился на грязных камнях, и я буквально всей кожей ощущал, как жизнь медленно покидает его тело. В груди медленно загорелся уже знакомый голод — жажда чужой боли и страданий. Демоническое наследие, будь оно неладно.
Почти не раздумывая, я простер руку вниз и прошептал заклинание на древнем наречии, которого сам толком не понимал. И почему у остальных магия просто есть, а мне нужно еще нести всякую тарабарщину? Хорошо, что слова сами срывались с губ, повинуясь зову инстинктов. Страшные, полные первобытной мощи формулы, призывающие силы.