Пришествие Зверя. Том 3
Шрифт:
С яростным бульканьем Зарраэль вырвал у орка горло зубами, растворил другому морду плевком Бетчеровой кислоты и пробил себе путь к воротам. Они были высотой тридцать метров и разукрашены изображениями не хуже любой стены фенрисийских пещер, но даже их великолепие померкло перед гневом Расчленителя. То, что находилось за воротами, представляло опасность для них всех.
Кьярвик взревел и бросился внутрь, а уцелевшие бойцы истребительной команды «Умбра» следовали за ним по пятам, готовые исполнить долг, во имя которого их собрал Курланд.
Они принесли ксеносам смерть.
Лаврентию
Он знал, что Караул Смерти и штурмовики Инквизиции, стреляя, вышли из главных дверей.
Он видел Зверя — теперь уже того самого Зверя, в этом Фаэтон не сомневался. Титанический орк убрал ногу с груди Курланда и с издевательским, грохочущим хохотом из-под забрала потянулся и отсоединил свой шлем от горжета. Плоть его оказалась черно-зеленой, твердой, как рубцовая ткань или древесина. Он смотрел на Курланда одновременно презрительно и торжествующе. Со шлемом под мышкой он насмешливо оглядел выживших Астартес и их отчаянную схватку, потом осклабился, развернулся и зашагал прочь, к своим телохранителям.
Снова человечество отдало самое лучшее, и снова капризные боги приняли жертву и отплатили кровью.
Асгер Боевой Кулак с досадой взвыл вслед удаляющемуся Зверю.
Космический Волк повел истребительную команду «Ловчий» и Сестер Безмолвия в атаку, а «Умбра» обрушилась на противника сзади. Лаврентий понимал, что идет бой. Воздаяние, столь страшное и тотальное, что оно вторгалось даже в рассудок, откуда почти все вытеснила скорбь. Глаза его мигали скорбными последовательностями кода.
В ушах звучал свист жидкостного насоса, переставшего биться. Его маленькое механическое тело онемело — так, как и не могли вообразить себе те, кто его создал.
Слава Омниссии.
Он чувствовал присутствие Боэмунда, который стоял на коленях над искалеченным телом Курланда и плакал, не стыдясь слез.
Лаврентий осознавал все вокруг так, как доступно лишь тем, чей сенсорный аппарат отсоединен от почти полностью органического мозга. Это происходило будто в иной реальности, в неинтересной ему ноосфере иррелевантных данных, ритуалы доступа к которой он утратил. Все, что казалось сейчас реальным, сосредоточилось в месиве из человеческой плоти и золотисто-желтого керамита на руках у Боэмунда.
Курланд был не только символом надежды человечества, но и другом Лаврентия.
— Ему нужен апотекарий, — сказал Боэмунд.
Черный Храмовник не смотрел на Фаэтона. Как и он сам, космодесантник замкнулся в своем горе, а вокруг кипел бой.
Они оба знали об этом.
— Апотекария нет, — сказал Лаврентий.
Он разбирался в биологии космодесантников лучше, чем большинство не-Астартес. Он знал, где находятся вторичное сердце, оолитовая почка, преджелудок. Он понимал достаточно, чтобы задать правильные вопросы, но недостаточно, чтобы помочь другу. Стараясь не задумываться о том, что он делает, Лаврентий вставил в окровавленное горло Курланда палец-зонд. Информационный отклик прошел по его синтетическим аксонам. «Отек». Свертывание крови в органе Ларрамана. Раздавленный хрящ. Ощущение, как если просунуть палец под упаковочный пластик. От этого неуместного сравнения Фаэтон вздрогнул и убрал руку.
Прим-орк точно знал, что здесь надо уничтожить.
— Я думаю... Я думаю, что...
— Нет! — сказал Боэмунд. — Нет, невозможно. Наследие Дорна должно жить.
Лаврентий протянул пальцы для вторичного осмотра, но теперь приготовил полный набор электрощупов и эхолокаторов. Скорее повинуясь чувству ответственности, чем питая надежду. Когда он выпустил встроенные инструменты, потолок содрогнулся от взрыва столь мощного, что Фаэтону пришлось обратить на него внимание. Магос поднял органический глаз и увидел свет.
Потолок треснул. Второй взрыв пробил в нем дыру, и вниз посыпались куски фресок размером с танк. Огромное возвышение с тронами для прим-орков оказалось как раз внизу, и его завалило обломками. По ободранным мозаикам тронного зала пробежали огни, затем прогрохотали тяжелые болтеры и донеслись гулкие ответные выстрелы с земли. Звучал характерный, как у циркулярной пилы, рев турбин, переведенных в вертикальное положение.
По глазу Лаврентия прошелся яркий луч. Он заморгал, но долей секунды раньше успел заметить два черных «Громовых ястреба» Караула Смерти, опускающихся сквозь брешь в потолке. Они изрыгали огонь. Тяжелые болтеры. Лазпушки. Слишком тесно для ракет. Господин Тейн стоял на рампе и махал сражающимся штурмовикам и Караульным Смерти, призывая их подниматься на борт.
Никто не желал занимать еще не остывшее место Курланда, и тогда приказ отступать дала инквизитор Виенанд.
Лаврентий осознавал все это, но с трудом.
Лишь когда Асгер Боевой Кулак подхватил его под мышку, а Боэмунд благоговейно поднял тело Курланда, он начал реагировать на происходящее.
Люди проиграли.
Последний сын Дорна был мертв.
ЭПИЛОГ
Отважнейшие среди всех, несомненно, те,
кто яснее прочих сознают, что их ждет,
будь то слава или опасность, но все же
встречают судьбу лицом к лицу.
Летописец Фукидид, до МО
Улланор — орбита
Свечи мерцали, дрожа от разносящегося по корпусу гула ударов по щитам. Запах и дым благовоний витали в комнате, колеблемые тихим дыханием системы воздухо-очистки. Маленькая часовня «Альказара достопамятного» находилась глубоко в недрах боевой баржи. Стены были скупо украшены рельефами, изображающими деяния Императора и VII легиона. За алтарем стояло единственное некрашеное изваяние Дорна, а по обе стороны от него — парные канделябры и масляная лампа из простой меди.
Последний из Имперских Кулаков лежал в парадном облачении. Сервы реклюзиама по мере сил привели тело в порядок. Его изувеченное туловище смазали маслом, перевязали и скрыли под регалиями. Реликвийную броню собрали и почистили, так что она сияла небесным золотом. Глаза его были закрыты. У Кулаков Образцовых больше не имелось капеллана, но смертные великолепно справились с его обязанностями. Возможно, человечество в конечном счете однажды будет процветать и без Космодесанта, как некогда утверждал Курланд. Пространственно-временной кокон поля стазиса мерцал тепловым покровом. Под ним казалось, что Имперский Кулак отдыхает, но почему-то легче было поверить, что он мертв.