Притворись моим
Шрифт:
Собственно, к лучшему - говорить с кем-то сейчас не было абсолютно никакого настроения, а когда увидела, от кого пропущенный и вовсе впала в уныние. Попова. Звонит, чтобы спросить, где платье. В институте её сегодня не было и это лишь ненадолго отсрочило моё признание, что платье безнадёжно испорчено и заплатить мне за него сейчас элементарно нечем.
За дверью послышалось пиликание мобильного Светки и тут же её раздражающе бодрый голос:
– Аллоу. Ага, привет, Ир... Да закрылась, зубрит... Не знаю даже... Чего?...
– тон сменился с воодушевлённого на неподдельно удивлённый.
– Когда?... А имя?... Ага... Угу... Хорошо, пока.
В прихожей повисла какая-то нездоровая звенящая тишина, которую через несколько секунд разбавила шаркающая поступь Немоляевой.
– Зла-ат...
– в дверном проёме сначала появляется голова подруги, а затем и она сама.
– Тебе там Ирка звонила...
– Да? А я не слышала, - и только сейчас замечаю, что сжимаю мобильный в руках.
Светка смотрит на него достаточно долго, а потом вдруг поднимает на меня взгляд:
– Только что Шелест заплатил за твоё платье.
Часть 30
– Чего?
– от неожиданности поднимаюсь с кресла, уронив лежащий на коленях конспект. Из тетради осенним листопадом сыпятся написанные на цветных стикерах заметки, но мне сейчас абсолютно всё равно на бардак.
– В каком смысле - заплатил?
– Не знаю. Говорит, только что пришёл какой-то парень, отдал бирку с твоего платья и десять тысяч. Не представился, но кроме Шелеста лично у меня кандидатур никаких. Хотя я не знаю, с кем ты там ещё до утра шарахалась, - и вроде бы шутка в истинно "немоляевской" манере, но всё равно стало неприятно.
Ошарашенно опусаюсь на колени и на автомате собираю разбросанные стикеры, а мысль только вокруг одного: Как? Почему? Зачем?
И вроде бы приятно, и в то же время голову разрывает миллион незаданных вопросов.
– А как он узнал, где платье было куплено?
– поднимаю глаза на Немоляеву: та стоит облокотившись о дверной косяк, с каким-то странным выражением лица наблюдая за моей вознёй.
– Там на ценнике название магазина и адрес написаны, - и с укором: - Это ты его попросила твое платье оплатить? Жаловалась, что ли?
– Ну что ты такое говоришь! Конечно, нет! Я даже понятия не имела, что он вдруг решит...
– зависаю, так и не поднимаясь с колен.
– Как думаешь, зачем ему это?
Светка дёргает неопределённо плечом и с преувеличенным интересом принимается рассматривать свой облупленный маникюр.
– Не знаю. Может, просто решил таким образом возместить моральный ущерб за твою безвозвратно утерянную девственность. Или вообще, - смешок, - в благодарность за щедрый подарок.
– Подарок?..
– Ну, он же тебя вскрыл. Может, он из тех, кому это доставляет.
– Вскрыл? В каком это смысле...
– и тут до меня доходит. Становится не просто неприятно - противно. От самой себя, от ситуации, от этого грязного слова, после которого хочется помыть рот с мылом.
– В благодарность?
– голос мой срывается.
– Ты считаешь, что он способен вот так цинично...
– А я откуда знаю, на что он там способен, не я же с ним кувыркалась, - отрезает Немоляева и засовывает руки в отвисшие карманы халата.
– Но я точно знаю одно - все мужики полные уроды, а такие как Шелест - тем более. Им же с самого детства всё на блюдечке, не знают ни в чём отказа. Прости, Злат, но ты для него всего лишь развлечение, не более. Просто смирись с этим и живи дальше. Не ты первая.
Поднимаюсь с колен и, сжимая в руках горку смятых стикеров, сажусь на краешек кровати.
Я думала, что нет ничего унизительнее, чем отдаться незнакомому парню в первый же вечер, но нет, я ошибалась. Когда он оценивает твою девственность в десять тысяч - вот где настоящее унижение.
Часть 31
– Но это же так недостойно, так не по-человечески, Свет...
– подняв голову, смаргиваю неумолимо подступающие слёзы обиды.
– Если бы не ты, я бы даже не подумала, что это просто такой "широкий жест". Я бы точно решила, что он это по доброте душевной, ведь это он же платье испортил и вполне нормально, что возместил ущерб.
– Милая моя, реальная жизнь, она такая - жестокая. Поверь, я немало успела повидать и скажу одно - в большинстве своём все мужики неблагодарные козлы, им только и надо, что набить брюхо, залить глаза и бабу под бок. На чувства женщин им глубоко наплевать. Может, тебе неприятно это слышать, зато честно, - и, помолчав, добавляет: - Знаешь, сколько у меня за всю жизнь было "отцов"? Четыре. И это только те, чьи имена я запомнила. Все они без исключения вели себя одинаково. Так что я не хочу, чтобы ты тешила себя глупыми иллюзиями. Лучше грубо, зато честно. Злат? Ну Злат, ты чего?
– отлипнув от двери, садится рядом и вытирает костяшками пальцев мои льющиеся ручьём слёзы.
– Да брось ты, реветь ещё. Заплатил - и хорошо. С паршивой овцы...
– Нет, не нужны мне его унизительные подачки!
– цежу сквозь зубы.
– Не хватало мне ещё как вокзальной девке деньги за секс брать.
– Первый опыт всегда через одно место и, поверь, твой ещё не самый плохой, - резюмирует Немоляева и, взглянув на наручные часы, ахает: - Ты время видела сколько? Быстро есть и на работу собираться. А мне ещё к тому же надо платье в магазин к Ирке отвезти.
– поднявшись, обхватывает свои жиденькие волосы и бегло плетёт косу.
– Давай, приходи на кухню, хотя бы чай попьёшь. И не вздумай тут реветь как дурочка. Поняла?
Светка ушла, а я так и осталась сидеть, сверля взглядом дыру в стене напротив.
Как же обидно, Господи, кто бы знал. И зачем я ему только про платье это несчастное рассказала! Зачем вообще заговорила с ним вчера... Ведь если бы я сразу ушла или проигнорировала его предложение составить компанию, или вообще, не явилась на это дурацкое открытие ресторана - всего этого бы просто не было!
А теперь? Что мне делать теперь? Если я его вдруг где-то увижу, даже случайно - это же лучше сразу сквозь землю провалиться!