Притяжение Андроникова
Шрифт:
Отец писателя Луарсаб Николаевич Андроникашвили принадлежал к небогатому, но образованному грузинскому дворянскому роду. Он родился в небольшой деревне Ожио в Восточной Грузии, в Кахетии, где поют многоголосые песни, как нигде в мире. Поют почти все независимо от профессии, от возраста. Андроников высказался и об этом:
«…Грузия издревле была единственной среди окружающих её народов страной трёхголосного пения…» [25]
Вот что рассказала мне княжна Екатерина Юрьевна Львова-Роинишвили:
25
Там же. С. 413.
«Мы
Позже, на Женевском озере, мы встретились с Андрониковым в ресторане. Народу было немного, но ему было достаточно несколько человек, чтобы распеться. Он стал напевать мелодии из кинофильма „Шербургские зонтики” и дирижировать. Он имитировал все инструменты оркестра. Абсолютный слух! И совершенно раскованный человек»…
Именно притягательная сила многогранного таланта Андроникова, его титаническое трудолюбие, подвигли нас – авторов – вновь вернуться к творчеству этого уникального деятеля отечественной культуры.
АНДРЕЙ ХРЖАНОВСКИЙ. Сила слова Андроникова
Ираклий Луарсабович Андроников с детства был моим кумиром. Ещё до того, как я стал читателем его книг и зрителем телефильмов, где серьёзнейшие научные открытия были облачены в форму захватывающих детективов, которые, в свою очередь, поражали блеском изложения.
Более того, я испытывал какое-то странное ощущение родства – то ли из-за того, что Андроников был одним из кумиров моей бабушки, то ли потому, что кто-то из родни называл меня «Андроником».
Сейчас я думаю, что беспросветная темнота нашей молодёжи в вопросах литературы, даже в рамках школьной программы, обусловлена отчасти тем, что «нет на них», как сказали бы раньше, нет на них Андроникова, который сумел бы приковать внимание любого слушателя или зрителя к «Загадке Н. Ф. И.» или к трагической судьбе автора «Маскарада».
Потом появилось телевидение. Тут уже случилась реальная влюблённость в этого человека, и в мой отроческий пантеон, состоявший из Игоря Ильинского, Эраста Гарина, Аркадия Райкина, а также Вадима Синявского, Алексея Хомича и Константина Бескова (трое последних стали кумирами после триумфальной поездки «Динамо» в Англию и Швецию) вошел Ираклий Андроников.
Лицо его всегда светилась улыбкой любви. Причем было ясно ощутимо, что любовь эта имеет два равноправных адресата: героя (героев) рассказа и зрителя. Фигура Андроникова не отличалась ни выдающимся ростом, ни идеальным телосложением, но я не помню, не знаю людей со сходными данными, которые обладали бы таким изяществом и артистизмом во всём – в движениях, в чувстве сцены, в неслыханном мастерстве подачи текста, где невероятная выразительность фразировки сочеталась с идеальной дикцией. И вот наступил момент, когда Андроникова я увидел воочию. Один из телевизионных фильмов с участием Андроникова «оформил» (сказать «оформил» – ничего не сказать: придумал для фильма оригинальное пластическое решение и остроумно воплотил его) замечательный художник Николай Двигубский. Не знаю, кому на телевидении пришла счастливая мысль пригласить Двигубского. Я учился вместе с ним во ВГИКе, где все его звали «Коля-француз», потому что он приехал поступать во ВГИК прямо из Парижа, как суп в кастрюльке из монолога Хлестакова. Изысканность и остроумие французской школы Николай принёс с собой в нашу среду, и, глядя на его работы, коллеги всегда цокали языком и приговаривали: «Одно слово – француз».
И эта манера Двигубского в полной мере проявилась в его работе с Андрониковым. А поворот сюжета, благодаря которому мне удалось «живьем» увидеть Андроникова и, так сказать, вкусить его искусство, заключался вот в чём.
Двигубский,
Андроников, выступающий перед публикой, – это зрелище незабываемое ещё и потому, что помимо наслаждения многообразным мастерством артиста, вы наслаждались созерцанием того, с какой полнотой и блеском воплощаются у вас на глазах сами понятия «талант» и «призвание».
Позже я узнал, что уникальный дар Андроникова-имитатора высоко ценил такой строгий в своих оценках Мастер, как Мейерхольд. Давая артисту указание имитировать манеру всем известного персонажа, Мейерхольд, если его не устраивал актерский показ, говорил: «Пойдите к Андроникову, пусть он обучит вас этой технике».
Я знал, что искусством Андроникова восхищался также любимый ученик Мейерхольда и мой Учитель – Эраст Павлович Гарин. Я записывал Гарина, когда делал мультфильм «В мире басен». Фильм этот не хотели принимать в Главке (так сокращенно называли Главное управление по кинематографии), и Гарин, которому фильм очень понравился, решил предпринять что-либо в его защиту. И вот однажды я прихожу к Гариным и слышу ещё из передней, как Эраст Павлович раскатистым голосом, каким начинающие артисты обычно тренируют дикцию, произнесением скороговорок, громко произносит: «Луар… Лаур… Лаур… Луар…» Я решил, что Эраст Павлович собрался в туристическую поездку во Францию и разучивает названия французских рек. Но на всякий случай, войдя в комнату, спрашиваю:
– Что это за упражнение Вы проделываете?
– Да вот, – отвечает Гарин, – разучиваю (именно так он и сказал: разучиваю) отчество Андроникова. Хочу ему позвонить, рассказать ему про Ваш фильм – пусть посмотрит. Ему, как специалисту по русской литературе, думаю, будет интересно…
Не помню, звонил ли в этот раз Эраст Павлович Ираклию Луарсабовичу. Но вот пришел черед и мне уже по другому поводу, набравшись храбрости, обратиться к Андроникову. Я задумал тогда фильм по рисункам Пушкина. Сценарий фильма в Главке отказались утверждать и даже формулировку для этого придумали: «По причине несоответствия специфике мультипликации». Чиновники всегда знают, что чему соответствует, а что – нет.
Ну ладно, чиновники. Но известные литературоведы-пушкинисты – Д. Благой, Т. Цявловская – также подозрительно посматривали на идею мультфильма. Дело в том, что они кормились, в прямом и переносном смысле, от попыток атрибуции пушкинских рисунков и научной трактовки этих доказательств, а чаще – сомнительных предположений. Естественно, иной подход к пушкинской графике, трактующей её прежде всего в образном плане, казался им чуть ли не кощунственным.
Прочтя сценарий в моём присутствии, Ираклий Луарсабович тут же сел за пишущую машинку и написал отзыв, в котором говорилось, что при всем уважении к бесценным заслугам коллег, он поддерживает идею фильма и надеется, что студия сможет «подарить нас» оригинальным произведением. Оборот «подарить нас» из лексикона пушкинского времени произвел на меня и впоследствии на всех, кто знакомился с этим документом, неизгладимое впечатление.