Притяжение
Шрифт:
— Нет, это действительно так. К тому же, несмотря на ваши безумные фантазии, она сестра Джейн.
— М-м-м, — снова ответил он, выводя меня из себя. — Дело в том, мистер Рассел, что сердце обычно не прислушивается к доводам разума. — Он толкнул меня в бок и заговорщицким тоном сказал: — Оно просто делает вид.
— Вы начинаете реально меня раздражать.
Он рассмеялся и кивнул.
— Забавно, да? Как у главных героев книг: они даже не подозревают о предстоящих им приключениях.
Знаете, что больше всего напрягало в словах Олли? То, как много в них было
— Что ты думаешь о ней, Грэм? — спросил профессор Оливер.
— Что я думаю о Люсиль?
— Да. Возможно, если ты не можешь быть с ней, то у вас получится быть друзьями?
— Она моя полная противоположность, — сказал я ему. — Люсиль очень странный персонаж, эдакое чудо природы. Она растяпа. Говорит всегда невпопад. Ее прическа всегда небрежна, а смех временами такой громкий, что вызывает раздражение. Она ходячая катастрофа. Источник хаоса — ни больше, ни меньше.
— И все же? — не унимался он.
И все же…
Мне хотелось быть таким, как она.
Мне хотелось быть странным персонажем.
Мне хотелось быть похожим на это дитя природы.
Мне хотелось быть растяпой и громко смеяться.
Мне хотелось дополнить эту прекрасную ходячую катастрофу своим собственным хаосом.
Мне хотелось свободы, в которой она купалась.
Мне хотелось быть бесстрашным, как она, чтобы жить настоящим.
Мне хотелось познать, каково это — быть частью ее мира. Быть человеком, способным чувствовать все.
Мне хотелось обнимать ее, но не ограничивая ее свободы своими объятиями.
Мне хотелось попробовать на вкус ее губы, чтобы, вдохнув частицу ее души, подарить ей в ответ частицу своей.
Мне хотелось быть ее другом.
Нет.
Мне хотелось быть для нее гораздо больше, чем просто другом.
Люсиль была для меня единственным запретным, но самым сильным желанием в жизни. Несправедливо, что сюжет этой истории получал для меня такое развитие, но в этом не было ничего удивительного. Я никогда не писал книг со счастливым концом в духе «и жили они долго и счастливо», и Люси никогда не появится в последней главе моего романа.
— Грэм, в данный момент ты слишком все усложняешь, а я призываю тебя просто поверить в то, что находится прямо перед тобой, — сказал Олли. — Джейн уже почти год как ушла, и давай взглянем правде в глаза: на нее ты никогда не смотрел так, как смотришь на Люси. Твои глаза никогда не блестели так, как они загораются, стоит лишь Люси появиться. Сынок, большую часть жизни ты старался уберечь себя от веры в существование счастья. Когда же, наконец, ты позволишь себе избавиться от цепей, в которые сам себя заковал? Жизнь коротка, Грэм. Ты не можешь знать, сколько глав осталось в твоем романе. Живи каждый день так, словно это твоя последняя страница. Дыши так, словно каждый вдох — это последнее слово. Будь смелым,
Я закатил глаза и начал спускаться по лестнице.
— Профессор Оливер?
— Да?
— Заткнитесь.
Глава 18
Люси
— Мне нужно заскочить в магазин за подгузниками, ничего? — сказал Грэм, паркуясь на стоянке круглосуточного магазина.
— Все в порядке.
Он управился довольно быстро и, бросив в багажник несколько сумок, снова запрыгнул в машину.
— Так, — Грэм завел двигатель, — в какую сторону нужно ехать, чтобы добраться до того коттеджа?
— Что?
— Я спросил, в какую сторону нам ехать? Навестить дерево твоей матери?
Сердце в груди сжалось, и я покачала головой. Пока мозг обрабатывал сказанные им слова, я тупо смотрела на него.
— Что? Ни в коем случае, Грэм. Ты и так отстал по срокам написания книги, и я даже думать не хочу о том, чтобы тебе еще пришлось ехать в такую даль ради…
— Люсиль Хоуп Палмер.
— Да, Грэхем Майкл Рассел.
— Ты ведь каждые праздничные выходные навещала свою мать, верно? И ни разу не пропускала, так?
Я прикусила нижнюю губу и кивнула.
— Да.
— Вот и хорошо. Так в какую сторону нам ехать?
Сердце мое забилось быстрее, и я закрыла глаза, поняв, что Грэм настроен серьезно и отступать не собирается. А ведь я даже не упоминала о том, как сильно болело мое сердце от того, что в этот день не получилось навестить маму. Я не упоминала о том, как тяжело было видеть любовь Карлы и Сьюзи к их матери. По щеке скатилась слеза, а на губах у меня появилась улыбка.
— Поезжай по сорок третьему шоссе на север. Дорога займет около двух часов.
— Отлично, — сказал Грэм, выезжая с парковки.
Я открыла глаза, оглянулась на спящую в кресле Тэлон и сжала в ладони кулон в форме сердца.
Когда мы приехали на место, уже совсем стемнело, и я воткнула вилку удлинителя в розетку на стене дома. Территорию осветили белые лампочки гирлянды, которую мы с Мари повесили перед Рождеством. Мамино дерево переливалось яркими огоньками, и я подошла ближе, чтобы понаблюдать за их блеском. Сев на землю, я сцепила пальцы и со сладкой горечью подняла взгляд на искрящиеся ветви: с того дня, как умерла мама, дерево выросло, стало высоким. Хотя больше всего я любила навещать маму весной — в ту пору, когда распускаются листья.
— Она прекрасна, — сказал Грэм, подойдя ко мне с Тэлон на руках.
— Правда?
Он кивнул.
— Такая же, как ее дочь.
Я улыбнулась.
— И ее внучка.
Сунув руку в карман пиджака, он вытащил пачку лакричных конфет. У меня закололо сердце.
— Ты купил их в том магазине?
— Я просто хотел сделать что-то хорошее для тебя.
— У тебя получилось, — сказала я, потрясенная его вниманием и добротой. — Сегодня очень хороший день.
Пока мы сидели рядом — смотрели, дышали, жили — Грэм достал телефон и включил песню «Воспрянь» Андры Дэй.