Притяжение
Шрифт:
— Тонька! — кричал возле бесчувственного тела сестры маленький Федька, — сестрица!
Дед Степан склонился над тонькиным телом, стал ритмично давить на ее спину обеими руками…
— Дедушка, из нее душа выходит, я вижу! — закричал Федька.
Белая полупрозрачная душа, имея тонькины очертания, склонилась над покинутым телом, огладила мокрые косы, вдруг метнулась к лесу, пролетела к волчьему логову, тронула нежно мокрую черную отметину на лбу детеныша.
Полилась вода
Насторожилась над волчонком Душа, оставила детеныша, пролетела быстро сквозь чащу леса на берег озера к Тоньке, склонилась над нею, вгляделась в ожившие, безумно смотрящие глаза девушки, вновь метнулась к лесу, остановилась, повиснув в пронизанном дождем воздухе. Полупрозрачное шарообразное тело ее заколебалось, влекомое неведомыми силами то в сторону Тоньки, то в сторону леса. Вдруг ударила молния, разорвав мятущуюся Душу напополам, и повлеклась каждая половина к своему телу.
— Душа вернулась, вот она! — закричал, указывая на сестру, Федька.
Дед Степан внимательно посмотрел на мальчишку.
— Ты что, видал это? А вы? — обратился дед к парням.
— Да врет он все, — Ванька махнул рукой, — наслушался разговоров наших.
— Я тоже ничего не видал, — поддакнул Егорка, — дед Степан, а чего это она утопнуть захотела?
— Не твоего ума это дело, — дед наклонился к девушке, — как ты, Тонюшка? Сама пойдешь?
Антонина приподнялась, села в траве, обхватила руками согнутые колени. Взгляд ее, обращенный к лесу, был полон страха и недоумения.
Титры: ПРОШЛО ТРИ ГОДА…
Выбежала со двора Тонька, метнулась в сторону осеннего леса, исчезла среди деревьев. Вот она блуждает в зарослях, взгляд ее полон непонятного ожидания. Странная сила заставляет ее искать нечто неизвестное. Кланяется Тонька каждой яме, осматривает каждую норку, взгляд ее блуждает в чаще, ноги ведут то в одну, то в другую сторону. Вышла она к берегу Волчьего озера, вновь вернулась в заросли, ее взгляд нашел среди корней логово, то самое, где родился чернолобый волчонок.
Спрятала Тонька в складках своей шали клок волчьей шерсти.
Входная дверь хлопнула и в горницу вошла темнолицая старуха.
— Сочельник завтра, на дворе мороз приударил, да звезды высыпали…
У окна, глядя в заснеженное заоконное пространство, безучастная ко всему, сидела Тонька.
— Зашла проведать, — бабка Ульяна достала из-под полы паницы бумажный сверток, развернула, — очень эти корешки от сглаза помогают…
— Да чего уж только она не пила, — вздохнула Ефросинья.
— Ну как она? Молчит все? — знахарка присела к столу.
— Молчит, — еще больше опечалилась хозяйка, — за эти три года ни разу даже не заплакала… А уж сколько раз в лес убегала! Клок волчьей шерсти хранит… Зачем? Мы ее теперь взаперти держим, зачахла совсем…
— А ты утром ее вместе с Федькой выпускай, привяжи их друг к дружке… — дала совет Ульяна, — не потянет же она малого в лес.
— Страшно на улице, прошлым утром вокруг нашего дома опять волчьи следы видала, да большие такие — страсть! — перекрестилась Ефросинья.
«Гуляют» ранним утром возле своего подворья привязанные друг к другу Тонька и Федька. Взволнована девушка, насторожена…
Вдруг залаяли на соседских подворьях собаки. За завесой редких крупных снежинок в конце сельской улицы появилась огромная волчья фигура, медленно приблизилась к людям. Не дойдя десятка шагов, волк останавливается, пристально вглядывается в тревожные лица, задерживая свой взгляд на Антонине… Его синие неподвижные глаза смотрят изучающе.
Тонька вдруг протянула руки и сделала шаг вперед. Волк, помедлив, заворчал все же, ушел, скрывшись за ближним поворотом.
Ночь. В избе тишина. Среди сонного дыханья поднялась вдруг с постели неслышно Тонька, двинулась к окну, опустилась осторожно на табурет, привычно вгляделась в залитое полной луной заснеженное подворье.
Заскрипел под тяжелым звериным шагом загрубевший в ночном приморозке мартовский снег, ушастая тень упала на окно, явился перед девушкой странный лик. Не было злобы в синих блестящих волчьих глазах, было удивление и некое подобие преданности. Волк лапой тихо царапнул стекло, будто бы погладил тонькину щеку, вздохнул и исчез, словно его и не было.
Закрыла Антонина лицо руками и тихонько, чуть слышно, заплакала.
Мать подхватила с пода печи кулич, понесла торжественно к столу.
— Завтра Пасха, — обратилась она к привычно сидящей у окна Тоньке, — вон как небушко-то разгулялось.
Солнечные лучи грели Тонькино лицо, золотя ее белые косы.
— Ма…ма, — вдруг протяжно позвала Тонька, — ма…ма…
Ефросинья выронила из рук ухват, подбежала к дочери, остановилась перед нею, прижала ее голову к теплому животу.
— Заговорила, Тоня заговорила, услышал Господь, — женщина закрестилась часто, повернув лицо к образам.
Федька вышел во двор, огляделся, поманил из глубины сеней сестру.
— Только я с тобой не пойду, — схватил он девушку за руку, — боюсь.
— Не бойся, мы поглядим на него, как тогда зимой… Да и придет ли он? — заспешила Тонька за угол.
— Придет… Я его уже много раз видел…
И верно… На задах, возле старого дуба вышел к ним Чернолобый, остановился, часто перебирая лапами и блестя синими глазами.
— Волк, — заговорила Тонька, пошла медленно вперед, — пошто ты мучишь меня, зачем приходишь под окно ночью, снишься мне?