Привести в исполнение
Шрифт:
– Если сейчас только богатые – тогда плохо, – сказал Попов. – А если сейчас только бедные – тогда хорошо.
– Хватит философию разводить. – Гигант протянул через стол здоровенную руку, словно шлагбаумом перегородил ненужный разговор. – Лучше расскажи, аксакал, как на нейтральной полосе законы выполняли. Да как их контролировали.
– Там закон простой… – легко переключился Ромов. – Прокуроры перед боевым охранением никогда не вылазили. Так что…
– Расскажи про генерала, – подсказал Сергеев. Он знал, что воспоминания размягчают
Ромов некоторое время отказывался, но постепенно, умело подталкиваемый третьим номером, начал рассказ, все больше и больше входя в азарт.
– Тогда все было определенно точно, не то что сейчас! Где кому место в боевой обстановке? Очень просто: если ты командир взвода – сидишь в своей траншее на самом передке, там твое законное место. Командир роты – можешь до ста метров от первой траншеи отойти, КП оборудовать, блиндаж, но дальше – ни-ни… Комбат до четырехсот метров в глубину может перемещаться, счет опять же от первой траншеи… Ну и дальше: комполка – до километра, комдив – до трех, командарм – до десяти…
Иван Алексеевич провел ногтем по скатерти, на крахмальной ткани осталась заметная черта. На эту черту он положил половинку спички, чуть отступая, пристроил целую, затем уложил спичечный коробок, папиросу, папиросную пачку и на максимальном удалении – пепельницу.
– Вот таким образом!
Оглядев получившийся макет, Ромов удовлетворенно потер ладошки.
– А если кто-то отошел от передка дальше, чем ему положено, – первый номер передвинул спичку на уровень папиросы, – тут его передвижная патрульная группа СМЕРШа – раз!
Ромов подрулил к спичке корочкой хлеба, которую не смогли одолеть пластмассовые зубы.
– Почему здесь, лейтенант? Если по вызову в полк – дело одно, а если никто не вызывал – значит, дезертир! А там трибунала нет и приговоры никто не пишет, по дезертиру – огонь! И не важно, в каких чинах и званиях – вышел за пределы разрешенной полосы – все!
Попову показалось, что мирная корочка хлеба приобрела угрожающий, хищный вид.
– И вот, государи мои, – многозначительно округляя рот, продолжал Иван Алексеевич, – двигаюсь я со своей группой в десяти километрах от линии фронта, смотрю – на проселке автобус! Подъезжаем, выскакиваем: «СМЕРШ, приготовить документы!» Иван Алексеевич расчетливо сделал паузу и эффектно хлопнул ладонью по столу.
– Четыре человека: старенький генерал-комдив, с Красным Знаменем, ординарец, радистка и какой-то офицер. «Почему здесь?» – Ромов тронул папиросную пачку. – «Ваше место в трех километрах от передовой!»
Папиросная пачка перенеслась со своего места на запретный рубеж пепельницы.
– Генерал растерян: «Штаб дивизии ищем, с дороги сбились…» Похоже, что так и есть. Боевой генерал, с орденом, старый… но за пределами разрешенной полосы! Что делать? – вдруг обратился Ромов к внимательно слушающему Валере. Тот пожал плечами:
– Пусть едет к себе в штаб…
– Да-а-а, –
– И что вы сделали? – тихо спросил Попов.
Ромов ковырнул вилкой остывшие пельмени.
– Посадил генерала в машину, двух автоматчиков – в автобус и сдал всех в штаб армии!
Для наглядности он сунул папиросную пачку в пепельницу. Пачка не помещалась, и первый номер вогнал ее силой, смяв картонные бока.
– Давай, Валера, выпьем за аксакала! – предложил Сергеев. И хотя все шло по разработанному им сценарию, Попов замешкался и как бы через силу выполнил предложение товарища.
– Иван Алексеевич наш за свою жизнь хлебнул лиха! – посочувствовал Сергеев.
– Всяко было, Сашенька, – вздохнул Ромов. И, помолчав, добавил: – Как ни тянусь, а скоро мне на покой. Но кому работу делать? Ты вот, Сашенька, сердишься, а тебе бы надо меня сменять…
– Так-то оно так, – сомневаясь, протянул Сергеев. – Да привычки нету…
– А у меня была привычка? – обиделся Иван Алексеевич. – Ты что же думаешь, я всю жизнь? В те годы я вообще на картотеке сидел, да и после войны в кадрах работал. А с шестидесятых начал, это верно. Душа никогда не лежала, но куда деваться? Я не буду, ты не будешь, Валерик не будет… А кто? У меня, ей-богу, здоровья уже нет по ночам валтузиться.
– Это я понимаю, – произнес явно колеблющийся Сергеев. Валере показалось, что он даже переигрывает.
– А понимаешь, так и принимай решение, – дожимал Иван Алексеевич. – Давай со следующего раза…
Сергеев мучительно раздумывал, катая в мощных пальцах пустую рюмку.
– Ладно! – резко бросил он наконец. – Считаем, так и решили!
– Вот и славненько, – пластмассово разулыбался Ромов. – Знаете что, ребятушки, давайте-ка мы ко мне пойдем. Посидим спокойненько, чайку попьем, наливочка есть…
Попов глянул на часы, собираясь отказаться, но туфель сорок седьмого размера больно ткнул его в лодыжку.
– А чего, гулять так гулять, правда, Валера? – спросил кандидат в первые номера с натуральным возбуждением в голосе, психологически оправданным трудностью принятого только что решения.
– Конечно! – весело подхватил Попов, чертыхаясь про себя. Валентина уже несколько раз укоряла его за поздние возвращения и частые выпивки.
Ромов жил неподалеку, в конце Вокзального спуска. Большой серый дом довоенной постройки начинался шестью этажами, но по ходу опускавшейся улицы вырастал до восьми, а в последнем подъезде имел одиннадцать этажей и напоминал огромный тяжелый корабль с высоко взметнувшейся рубкой. На самом верху рубки и находилась квартира Ивана Алексеевича.
– Теперь так не строят, – неосторожно сказал Попов, заходя в подъезд, и мгновенно «завел» хозяина.