Привет, Афиноген
Шрифт:
— Хороший человек, — сказал Афиноген, — справедливый. И хирург изумительный.
— Не переживай, Гена, — посочувствовал Воско- бойник. — Может, еще оплатят больничный. Ты Капитолине конфет купи.
— Я ей куплю вишню в шоколаде, — сказал Афиноген.
10
Перепутались в моей голове реальные живые люди, действительные события и выдумка. Ночами стали сниться чудеса. Приснилось, как встретились Георгий Данилович Сухомятин и больной Афиноген. Ночью тайно вылупился из воздуха Сухомятин и пристроился
— У тебя все впереди, Данилов! Я тебе всегда завидовал. Но сегодня настал мой черед. Если ты не будешь мне мешать… Карнаухова убирают, «уходят» старика. Я хочу на его место. Очень хочу! Мне это необходимо.
— Зачем?
— Надо. Я чувствую, что надо. Не знаю, как объяснить. Надо было учиться — учился. Надо любить — любил. Детей рожать — рожал. Диссертацию делать — делал. Теперь надо мне на место Карнаухова. Я чувствую. Пришел мой черед.
— На подоконнике сидеть — тоже надо?
— Не такая уж большая величина — заведующий отделом. Так и я ведь не карьерист. Но мне надо. Человек — глупый ли, умный ли — постоянно самоутверждается. Каждый возраст имеет свои формы самоутвеп- ждения. Мне нужно продвижение. Больше ничего. Мое самоутверждение настоятельно требует общественного резонанса. Я так устроен.
— Существуют ли для вас какие–то высшие цели?
— Возможно. — Сухомятин из сна воодушевился и забрался на подоконник с ногами. — Вполне вероятно. Высшие цели существуют для всех, но абстрактно, как уровень.
— Я-то вам зачем понадобился, Георгий Данилович? От меня чего вы хотите?
— Ничего особенного, представьте. Хочу, чтобы вы не мешали. Даже совсем не приходили на собрание. Дело в том, что среди части сотрудников вы пользуетесь непонятным мне влиянием. Погоды не сделаете, но маленькую тучку нагнать при желании сможете. Без всякой, кстати, цели. Так, ради бравады и того же самого утверждения. В вашем возрасте часто самоутверждаются, открывая Америку. А ее открывать не надо, она давно открыта… Вам нравится, Данилов, быть тем мальчиком, который крикнул королю, что тот голый. А мне нравится быть портным, который сшил королю его злополучный наряд. Знаете, что самое любопытное? Оба они — и мальчик и портной — в конечном счете оказались единомышленниками, судя по результату. Они подорвали королевскую власть.
— Слишком запутанно, Георгий Данилович.
— Чтобы вам иметь возможность крикнуть: «Ко
роль–то голый!» — необходим портной, выполнявший королевский заказ. Что тут непонятного?
— Портной был просто жулик. Никак не соображу, к чему вы клоните. Хотите признаться, что вы жулик?
— Когда я буду руководителем — вам станет интересно работать. С Карнауховым неинтересно, а со мной… увидите, будет интересно.
Афиноген с содроганием заметил, что спина Сухо- мятина продавила оконное стекло и очутилась снаружи, из непонятным образом продавленного неразбитого стекла торчали руки, ноги и серое лицо Георгия
— Поза у вас действительно жуликоватая… По–моему, вы даже не портной, а мелкий его помощник, подмастерье. Вам еще учиться и учиться на портного. Я не хочу иметь с вами никакого дела. Не мешайте выздоравливать.
— Последний раз — согласны помочь мне стать заведующим?
— Никогда.
— Вы что же, может быть, меня презираете?
— От всей души…
В действительности, не во сне, все случилось проще, длиннее и достовернее. В тот же вечер, в четверг, Ки- сунов после ужина отправился навестить какого–то знакомого на третий этаж. Афиноген и Гриша Воскобой- ник играли в шахматы. Время от времени в палату всовывалась хохотушка Люда, недавно заступившая на дежурство.
— Глянулся ты ей, — отметил Воскобойник. — Раньше ее в нашу палату на аркане было не затащишь. Займись, мой тебе совет.
— Поздно, — ^ пожалел Афиноген. — Женатый я теперь.
— Не-е. Поздно не бывает. — Гриша аж замаслился от чувственных грез. — Я вот постарше тебя, и жена есть, а при случае своего не упущу. Не-е. Как вижу, если женщина знак подает, по мне даже судорога пронизывается. Во тут… Я себе не вольный становлюсь. Другой раз некогда да и, бывает, такая страхолюдина, крокодил — все равно я, как боец, завсегда па посту. Это ж какое оскорбление надо нанесть женщине, если она к тебе добром, а ты к ней как? Не-е, Грех это даже!
— И много у тебя случаев было?
— Было. Теперь где уж… Вишь, облезать начал. Да и здоровьишко. Бывало — столько усидишь, ну с закусью, конечно, — и ни в одном глазу! То есть, не то чтобы… но вполне, язык слушается и домой хочь на карачках… Утром крепкого чая выдуешь — и как огурчик. На работе никто и не догадается. Теперь, бывает, сразу косею. На другой день и толковать нечего. Морда опухнет, как валенок. В башке — кузнецы кувалдой стукают. А мы сколь ее в себя усадили? Море… Ты сам–то потребляешь?
— В меру.
Гриша Воскобойник сделал ход конем, потом вернул на место. Пошел слоном, извинился и опять вернул ход. Тяжко задумался и, наконец, выдвинул впереди центральную пешку, ход, после которого гроссмейстеры хватаются за голову, ищут взглядом в зале хоть одно родное лицо и… отключают часы. Гриша в шахматы играл слабо, но со смаком, как в домино.
В этот решающий момент партии и появился Георгий Данилович Сухомятин. Сначала забежала Люда и сообщила: «Гена, к тебе гости!» — И тут же из–за нее вынырнула высокая сухая фигура заместителя заведующего.
— У тебя особые права, я вижу. — Сухомятин брыкнул головой вдогонку Люде. — С личным секретарем болеешь. Правильно. Знай наших…
Георгий Данилович доставал из матерчатой сумки с голубой надписью «Аэрофлот» яблоки, кульки с конфетами, коробку печенья «Салют».
— О, у вас интересная позиция — для черных, кажется, предпочтительнее, — он сел на стул и с интересом стал изучать расположение фигур. Можно было предположить, что это и есть цель его прихода — проанализировать партию.
— Разрешите, товарищ, я попробую за вас доиграть? — обратился он к Грише Воскобойнику.