Привет из ада
Шрифт:
Есть не хотелось, а заставлять себя было не в его правилах. Время вплотную приблизилось к полуночи. Мороз усиливался. Для того чтобы не обморозить лицо, он натер его слегка разогретым куском сала. Так в ГУЛАГе на открытых пространствах Норильлага поступали опытные зеки и ему передали эту немудреную науку.
Потом разогнул прихваченную на всякий случай, сплющенную банку из под повидла. Затрамбовал в нее снега, хорошенько растопил и натрусил туда слегка заварки. Хотел он эту банку выбросить, чего зря лишний груз тягать? Все же поразмыслив, оставил и сейчас был этому весьма рад.
Чифирь варить не стал. Заварки
Попытался он под такие сладостные размышления выкушать чаю, но скривился, поперхнулся и выплюнул полезную жидкость…
То ли этой банкой машинное масло черпали, то ли битум в ней варили не разобрать. Темно в округе-то. Но то, что он щедро и со всего размаха отхлебнул и проглотил, очень напоминало ощущение питья заваренной промасленной тряпки в помойном ведре.
Выплеснул. Зло отбросил от себя банку. Потом, правда, жалел. Главное ведь не запах и вкус, а то, что был чаек горяч и согревал застывший организм изнутри. А на эти органолептические условности можно было даже внимания не обращать.
Кряхтя и чертыхаясь, полез искать отброшенное. Нашел посудину. Опять натрамбовал снега и поставил на огонь, пусть выкипает и выгорает со всех сторон.
Спускаться в раскаленную горевшим костром яму не стал.
Полулежа, полусидя на ее краю, рискую свалиться вниз, сперва острой палкой, а потом ножом тщательно перекопал образовавшиеся угли с песком. Проверил, как мог, не осталось ли горящих угольков. Вроде бы не было. Застелил горячий песок нарубленным еловым лапником. Лег в это душистое хвойное марево. Оставшейся хвоей сверху завалил себя. Выставив наружу только нос и уже не опасаясь угореть, уснул в этой пахучей, теплой и мягкой постели до утра.
На этот раз ему не снилось ничего. Хотя могла бы представиться веселая картинка… Про карусель… Дрессированных собачек… Как они гавкают… Как весь лагерь строго режима, стоит на ушах… Все бегают… С ног сбились… Его ищут… Опять ЧП. Пропал, растворился законник…
Но снов не было. Намаялся он бедный за день, наломался, а потом еще и траванулся угарным газом. Чуть богу душу не отдал. В общем, спал крепко и здорово. И было ему от этого — счастье.
Проснулся добродушный и симпатичный Коля Коломиец довольно поздно. Однако пробуждение было не такое как у всех, со звуком горна или ударами молотка о рельс. Его разбудила навалившаяся сверху тяжесть, не позволявшая ни вздохнуть, ни пер… выдохнуть.
Кто-то, сидя на нём верхом пытался придавить его своей огромной массой к родной земле. Этот неведомый недоброжелатель не давал возможности пошевелиться и просто нормально дышать перед подступавшей от удушья смертью.
Стараясь не показывать того, что пробуждение наступило, Рысак не открывая глаза и делая вид, что по-прежнему спит с крепким сном в обнимку, осторожно взвел курок лежащего в кармане комбинезона нагана. Приоткрыв глаза он попытался резко вскочить, одновременно выхватывая из под комбинезона оружие и сбрасывая с себя того, кто давил к земле.
Глухо грохнул выстрел.
Спросонья соображалось плохо. Резкая обжигающая боль с внешней стороны бедра почти мгновенно привела его в чувство. Несмотря на ощущение ошпаривания кипятком, разбрасывая и срывая с себя все, что посягнуло на жизнь и здоровье, он вскочил…
Ударившись башкой о выступающий из земли корень, рухнул на исходные позиции.
Легче от удара не стало.
"Облегчение придет позже" — думалось ему среди танцующих вокруг головы звезд и звездочек.
Сквозь созданные им снежные завихрения и покалывающие прикосновения снежинок, осмотрелся вокруг более внимательно. Яма, как яма. Сверху нависают еловые лапы. Рядом никого не было. До него стало постепенно доходить…
Он начал вслух материть и себя, и всех кого только мог вспомнить. А все почему? Смелая и отчаянная борьба за жизнь и право существования на земле велась со снежным сугробом, который за ночь намело ему на грудь…
Хорошо ребята, что нас с вами в этот момент не было рядом с Рысаком. Мат стоял такой густой и многоэтажный, как будто разом весь Ильюшинский райотдел милиции вышел в рейд — с целью поиска и изъятия у колхозных бабок главной валюты — самогона.
Кроме обиды и мата нестерпимо болела нога, которую он сам себе и прострелил, когда пытался рывком выхватить из кармана наган.
Делать нечего пришлось констатировать — день начался не лучшим образом. Правда, обнадеживало то, что его ждал новый аттракцион сам по себе простой и не затейливый. Чтобы осмотреть рану, необходимо было снять комбинезон. На морозе во время непрекращающегося снегопада, это было достаточно проблематично. А что делать? Умеешь бороться с сугробом — осваивай и стриптиз для пеньков и обрубков. Как говориться — постигай на лютом морозе лекарские секреты мастерства.
Уж как он только не выворачивался. Как не крутился. А на изнеженное, наколками продырявленное зековское тельце, проклятущий снег все равно падал и колол, колол и сыпал, сыпал, сыпал…
К счастью рана была ерундовая, пуля прошла по касательной. Но крови, тем не менее, вытекло достаточно много. Кое-как тыкая в разные точки где, по его мнению, должны были располагаться кровеносные сосуды и, сжимая руками ногу, он смог остановить кровотечение.
Убедившись в том, что сворачиваемость крови была прекрасной чистым снегом оттер рану и, вывернув штанину на изнанку почистил то, что натекло во внутрь. Замерзшими непослушными руками, в душе обозвав себя не самыми благозвучными эпитетами, натянул на окоченевшее туловище остывший и влажный комбинезон.
Ощущения — те еще, удовольствие из них стояло на последнем месте.
Снегопад не только не прекратился, а казалось, еще более усилился. Складывалось впечатление, что наверху, понимая скорое приближение окончания зимы, решили напоследок побаловать лес и землю бесконечным снежным покоем.
Слов нет, красота зимнего сурового леса была величественной и бесконечно прекрасной. А когда у тебя в руке заиндевевший сухарь, а к нему шматок доброго сала, поневоле возникает тяготение к символико-философским обобщениям, предстающим сквозь снегопад видений и образов.