Привет из ада
Шрифт:
В эти несколько ночей, Рысак вообще глаз не смог закрыть. По ночам дежурил санитаром леса на охране своего здоровья. Во время вынужденного бодрствования все время повторял: "Сомкнешь глаза на лице, сомкнуться волчьи зубы на шее".
Вроде помогло…
Когда он увидел, что снегопад прекратился, и вслед за ним наступило некоторое потепление, нераздумывая ни минуты, тут же оседлал свои самоходные лыжи-самокаты и рванул от этого гиблого и голодного места.
Кроме голода и бессонницы стали его посещать разные
Не сказать, что уж совсем трусливо покидал обжитое место Коля Коломиец. Но делал это очень поспешно. Торопясь и не оглядываясь.
Три дня добирался он до конечной точки своего путешествия. Несколько раз ловил себе на мысли, что ее-то, имеется в виду мысли и нет вовсе… Есть только животный страх заблудиться.
В такие тягостные моменты, как правило, задумывался, начинал отчаянно крутить головой и проваливался в какую-нибудь яму или натыкался на скрытую снегом ветку. Невнимательность заканчивалась сломанной лыжей и ощущением перелома конечности.
К концу пути пришлось двигаться пешим строем. Капризом это не было. Просто путник сломал не только лыжи, но и сам самоходный аппарат. Раздолбенил в лоскуты и мелкие брызги. Чудом, не сломав при этом себе шею…
В очередной раз, попрощавшись с жизнь, он снова и снова заставлял себя подниматься и двигаться к цели. Сил уже не было, но он по-прежнему продолжал свои попытки выбраться из белого плена, окружающей его со всех сторон немой и суровой красоты.
Если бы данное повествование посвящалось героям полярникам или славным пограничникам, тогда усилия Рысака можно было охарактеризовать как высокий дух и героические морально-волевые качества. У Колюни этого всего не было и в помине. В наличие имелось только желание выжить, выцарапаться, выкарабкаться…
Искусанный, голодный, обмороженный, он настойчиво карабкался и полз вперед и еще раз вперед…
ГЛАВА 30 ОКОНЧАНИЕ ПОБЕГА
Когда Рысак ввалился на заимку, где его одиннадцатые сутки дожидались люди Байкала, увидев его они, попросту испугались и испытали ощущение близкое к шоку. Узнать в грязном, голодном, израненном, прокопченном от многочисленных костров Колю Рысака было сложно. Зрительные впечатления на этом не заканчивались. При более детальном осмотре были выявлены многочисленные внутренние дефекты скрытые изодранными лохмотьями.
Сочились сукровицей раны, полученные в боях с хищниками и падениях на острые сучья. Ослабевшие от недостатка еды и отсутствия витаминов десны — гноились и кровоточили. Пальцы и лицо, местами были обморожены, местами сбиты до крови. Все тело покрыто кровоподтеками, огнестрельными ранениями и следами волчьих зубов.
Отощал, осунулся. Постарел лет на десять. Короткий ежик отросших волос поседел. Попытался что-то рассказывать, поделиться впечатлениями о зимней прогулке по величавому лесу, но не сумел, очень быстро заснул, выпив на тощий желудок полстакана услужливо поднесенного медового раствора… Хотели самогона налить, но пожалели. Не самогона пожалели, а Рысака. С голодухи такая роскошь и убить может.
Через четыре часа, как не жалко было трогать героя, пришлось разбудить. Протопилась банька. Ему на пальцах четырех пар рук объяснили: "Туды… Туды, надыть двигать, в мыльню-парильню…". В конце концов, разобравшись, что он ни черта не понимает, завернули исхудавшее тельце в чистую дерюжку, подняли и понесли.
Долго его парили в бане. Мыли, чистили. Но воздух рядом с ним без нужды старались глубоко не вдыхать. От него не просто плохо пахло, воняло очень сильно. Да, отравиться, не ровен час можно было очень даже легко.
Общими усилиями отмыли, отодрали всю наслоившуюся грязь… Смазали тело вонючим барсучьим жиром, одели чистое исподнее и уложили в жаркопротопленной избе спать на простынях и под одеялом…
Двое суток спал Колюнька. Стонал, метался, иногда вскакивал, дико вращая глазами, не понимающее смотрел на окружающих людей. Опять забывался в тяжелом сне. Несколько раз ночью его останавливали у самой двери, он все порывался куда-то выйти. Думали по нужде, ведро подставляли, нет, уходил не за этим. Это он к людям стремился.
Проснувшись — ел как не в себя… После еды долго мучился расстройством желудка… И все равно ел… После лечился, ложками потребляя толченный, древесный уголь.
Иногда бросался всех обнимать… А то… Вдруг… Ни с того, ни с сего захохочет, заухает… И хотя вокруг него толпилась не пацанва зеленая, но и им, многое повидавшим в жизни находиться рядом с ним было и жутко, и страшно…
Один местный специалист — Вася Ноготок, из своих, из бродяг. Он не так давно по знакомству с участковым их лесничества проходил обследование в психушке по поводу хронического алкоголизма. После курса лечения считался большим докой в подобных делах. С умным видом, послушал, посмотрел Николку и сказал, как отрезал:
"Все само пройдет, зарубцуется. Но рецидив — возможен".
При этом нахмурившись, глубокомысленно поднял палец вверх.
Пока Коля отъедался и отсыпался, все необходимые документа были выправлены с учетом его нынешнего состояния. Братве в принципе такие действия были совершенно по силам. При чем все документы были подлинные и безупречно легальные. Для этого паспортистку никто электрической розеткой не пытал и детей начальника ОВИРа школьным выключателем не пугали. Просто на необъятных просторах России-матушки, уже при нашей жизни, появились целые районы, где мэрами и главами районных администраций были свои, не в переносном, а в прямом смысле этого слова, уважаемые и "авторитетные" люди. По три-четыре ходки имели. Серьезные, живущие "по понятиям" люди. Документы шли оттуда.
Для красоты изящного словца, следует признать, что этими возможностями из-за всякой ерунды не злоупотребляли. По самой простой причине, чтобы "не спалить" живительные источники легальных документов. По этим бумажкам — живые, числились по спискам закопанных в сырую землю, а мертвые, согласно документику с печатью и приклеенной в уголочке фотографии, были как Ленин — живее всех живых.
О том, что у него уже был припрятан комплект выправленных и разукрашенных конторой ксив, Рысак своим приятелям решил не сообщать. Зачем душевных людей расстраивать по пустякам?