Прививка от сумасшествия
Шрифт:
Глава 5. Лимон
Если мы когда-нибудь будем ближе чем два незнакомца пересекающихся в городе ты скажешь :”помнишь тогда у светофора когда ты стоял в 2 м от меня, я обернулась, повернулась обратно и через несколько секунд я немного подтянула джинсы. Почему ты не понял, ты не понял?.” Если ты так скажешь я отвечу :”А потом когда зажегся зеленый, я обогнал тебя и перехватили, перехватил лимон из левой руки в правую, разве ты не поняла, что я тоже заигрываю?”
Глава 6. Язык паразит
В медитации у йога происходит секреция гормона, который выделяется у детей и перестает выделяться у взрослых. Ученые склоняются к мнению что именно поэтому такому огромному числу людей нирвана кажется возвращением, потому что по сути она и есть возвращение. Если Бог есть и он посылает нас в мир как свои улиточные усики тыкаться в стены, тогда понятно почему именно мирские люди – бизнесмены, спортсмены, творцы пожимают больше всего денег и похвалы. Ведь на те другие пространства есть другие существа, которые имеют должные органы чувств, у которых есть подобие рыбьих жабр, чтобы пребывать в нам неведомом не задыхаясь. Конечно им больше денег и хвальбы, ведь они (иногда мне так и вправду кажется) в сотни
Ладно, язык – паразит. Она понятно. Он не надел меня на руку марионеткой скорее заполз уродливой тварью, более мерзкой чем кольцевые черви. Если человеки думают около 40% времени, где взято 40 очень даже и скромным, то насколько язык более гадок, чем червь если он не маскируется, нет, даже подчиняет системы заставляют функционировать на себя, Нет, не паразит. Паразит заходит как гость на птичьих правах. Язык заходит на трон, а человек в роли шута. И люди идут потупив голову пока язык высасывает соки их. Оно более мужественно сдаться в зыбучих песках, но правильно ли? Не должно ли нам жертвуя здравым смыслом надрывать жилы и суммой усилий воспарить и проскользить вовнутрь или понять что зыбучих песков не было и можно было выйти стараясь или выйти совсем не стараюсь. Внутри головы нет прибежище, якоря, нельзя выйти или остановить. И как же жить счастливо, если то что ты сегодня достиг, завтра же поменяется. Если сорвал бутон трансцендентальности, если раскрыл, а дальше? как в жизнь это вкрапить, крестиком вышить, в хаусе через секунду всё поменяется. Если нельзя остановить мысль, которая хаотична (не говоря о том что зачастую она ещё негативна) то как сохранить то чего я добился. У меня нет штурвала, а судно заливает волнами, сегодня буря, а завтра? завтра может быть лучше, но я конечно не знаю. Победа не в счастье а в управлении, потому я помню было сытое, жёлтое, счастье а сейчас во мне его нету. Я помню благоговение от ощущения Бога рядом и принятие всего вокруг, и помню как подумал, что если Богу угодно мне сейчас убить, принимаю я это? я заплакал так как не мог этого принять, но я принял то что не принимаю этого. Я помню ощущал Бога рядом, а сейчас этого нету. Что значит выигрыши, если оно можно только вспомнить однажды медитируя мое тело растворилась, а сейчас она снова со мною. Выигравший дело случая потому что опыт нельзя использовать, но старание, борьбу можно продолжить не вынимая из сумки воспоминания, а впрячься в том же месте где и прервался. Я помню как я старался и сейчас старания нету.
Когда я пишу сейчас слово “сейчас” я пытаюсь догнать действием свои мысли или высвободить их, или наоборот заарканить. Я бегу с ними наперегонки и повернуть значит верить что то и это одно и ты. Что они не вылетят дальше куда-то дальше прямо, что повернут с тобой. Может быть это желание исписать себя до дна, до пустоты, когда нечего будет сказать. Но разве язык не зыбучии в чём-то пески. Разве действием можно добиться или сделать бездействие. Где антиматерия языка что может дать мне замолчать. Кроется она в языке или вопрос в другом, есть ли что-то кроме мысли во мне, если есть не надо себя исписывать наоборот. Но если во мне сейчас только мысли, я должен найти антиязык что-то что будет его пожирать изнутри, что-то о чём я думая буду думать меньше. Например :” Прекрати внутренний диалог”. Зачем клещами доставать из монолога что происходит внутри ассоциации, схожести а потом как-то перемешивать их или докручивать. Всё это безумие без мужества. Страх что предметы утекают а ты – не есть ты, не есть я, ты – предмет, ты не чувствовал себя сам по себе, поэтому тебе надо их ставить на место, чтобы реальность по швам не разлезлась. А когда скучно и есть время что-то можно переместить, переделать. И потом ставить вещь на новое, но такое же беспрекословное место, на беспрекословное место, для других слов беспрекословное место.
Глава 7. В маршрутке
Я съел ехать в маршрутку в центр. И вот если бы я лежал дома под чем-то, под лсд там, то какой красивый и мощный трип был бы проезд по городу. Или в осознанном сне также начинаешь делать элементарные вещи, трогать твердость. “О господи она так реальна”. Но почему никто так не скажет про твердость наяву когда чувствует бодрость? Пролезть из нашего мира в другой также как из другого в наш. Должно быть в нашем мире ходят чужие стараясь собрать из тумана более точное. Или стараясь из точных краев домов ясной твердости обрести туманность, как что-то более подходящее для их жизни. Поэтому мы во сне собираем из другого мира свой, нарочито твердый, точный, замерший можем кайфовать от трогания твердого, или чувства вкуса, не потому удивительно не кушая (не раскрывая у тела рта) точно ощущать вкус, а потому что мы в другом мире, как часть другого мира смотрим на наш, и наш мир нас поражает. Обычные люди, 6 человек не считая меня, если только за спинкой нет где-нибудь сзади там малыша. Мы едем, смотрим в пол, смотрим по сторонам, говорим друг с другом, или в наушниках слушаем музыку. И все мы сидим, и элементарные частицы чувствования у нас так похож. Мы семь сознаний в одном месте, в одном движение, одинаково изменяем пространство. Что нас разделяет? Что отличает? Кто-то о чем-то думает, кто-то куда смотрит. Вот
Глава 8. Не от, а для (альт. назв.: пусть прошлое не определит будущее)
Не от чего ты свободен, а для чего. Не почему это правда, а почему это должно быть правдой. Если уповать только на логику, то лестница закроется в кольцо, как на картинках с оптическими иллюзиями, потому что ступенек нет, на одной плоскости нарисованы полосы. Надо найти правду и выстроит к ней лестницу из объяснений и оправданий, если есть такая необходимость строить. Вообразить самое хорошее, максимально хорошее, на что способен жалкий, заплывший жиром, в шрамах от алкоголя, милый наш мозг. Вообразить лучшее. Допустить лучшее. Принять лучшее. Осуществлять лучшее. Почему бы этому самому лучшему не быть правдой? Что мне мешает допустить такое? – Я допускаю. Если единственное, что против мой здравый смысл и старый опыт, то что такого? – Я допускаю. Я видел мой здравый смысл в деле, мне стыден мой старых опыт. Я помню, я переходил границу, от не пойму, к понял. Так что же такого? Я не понимаю счастья, я не понимаю как можно жить, без страха разорвавшейся системы и растянувшейся грустной, дикой, пространственной лабиринтики бреда. Но я не понимал Хлебникова. А потом однажды открыв опять сборник, я понял. Что-то во мне в какой-то момент дошло до критической массы понимания его, его мировоззрения, или его зрения в мир. И стало мне до жути милы свирестенья свирели в стихи. Разве также когда-нибудь не может случайно случиться и счастьем? Я раскрою день и сделаю “ах”, как тонко и остроумно, как эстетически гениально, как до мелочей проработана автором жизнь. Бога только из-за того что он не стесняется быть вычурным уже можно считать хорошим творцом. Я не намерен ждать игры неведомых мне сил, и умирать заживо на лестничной клетке в окошко, в ожиданье куря сигареты. Я допускаю счастье, я его не видел, но это ничего и не значит, я допускаю счастье, допускаю пронизывающую счастливость живого, допускаю что любое переживание, любой ужас и скука, уже только потому счастье, что есть. Я допускаю Бога, допускаю смысл и строю ступеньки из бреда и мусора, из будних дней моих серых, их выцветших бисера бусинок. Я говорю по русски, но родись я в другом месте говорил бы на другом языке, разве я не мыслю тот опыт, что около ног моих оказался рассыпан, разве я нашел что-то, осуществил своей ястью, во-первых я кольцо в общей цепи колец, конечно, я лучше, умнее, и лучше, но кольцо в цепи колец, во-вторых даже идеал не ощущается сотворенным, как только закрывается линия идеального круга, он переходит в самость и есть понимание что его линия в любое время была настолько же далека и самостоятельна и не будучи идеальной. Я не есть перманентное, я есть обусловленное, и значит я из своей обусловленности должен, если могу, обуславливать себя дальше в лучшее, если я не я, если я обусловленность, что-то внешнее, общее, предметное, я не должен быть важным плаксой, кричать о возврате цацы, будет же цаца, будет лучше, но чтоб ей быть лучше, надо чтоб была другая. Влюбившись во внутренне всеподчиненную поэзию Ходосевича, я увидев у Шварц в сингапуре пестрых дней, сразу закончил ее чтение. Для меня тогда было невозможным использовать Сингапур, как не место, мне показалось эта таким притянутым, таким далеким, что невозможно будет добиться внутренней гармонии. Но она и не собиралась создавать внутреннюю гармонию. Шварц не может и главное не хочет быть Ходосевичем. Творцу понявшему свою далекость до идеала естественен переход в количество. Их новое искусство это подростки спорящие с мамой о Боге, логически они неизменно выигрывают. И конечно, надо рассматривать творение по критерию творца, а не по своему. Тогда в том же четверостишье Шварц вырастают тени счеловеченые неловко, за что ей можно отдать Сингапур как она его хочет. Дорожишь тем что дали раньше, и ставишь это непременно выше того что могут дать. Я есть я. Я то-то, я в этом, и где-то мое тут обитанье. Я люблю делать это, и вкусно мне это, а то совсем не вкусно и не надо его мне давать. Я есть я! И как мне себя поменять. Я понял мир когда мне было 15, и до сих пор я понял его. Меня ждет крыша и короткий полет. Слишком важно заявлять, что знаешь лучше и если знаешь лучше, то почему бы и не послушать менее сформированное мнение? В ином случае ты будешь бухтеть свое и ничего тебе это не даст, повторив что-то в тысячный раз, ты не послушаешь другого, а оно уже тем хорошо, что что-то другое. Маленькие дети не могут мыслить миниатюрный макет местности с другой стороны. Когда их просят рассказать что находиться, если смотреть слева, они повторяют то что видят со своей стороны. Для них мир здесь и нет мира там. Смешно, но что касается интеллектуального поля, то мы те же дети, что не могут допустить трехмерность, гипотетически отдать возможность на существование и сознание другим. Для нас есть правильное моё, но то что с другой стороны слева сразу неправильно.
Конец ознакомительного фрагмента.