Привычка выживать
Шрифт:
Приходится признать, что девчонка тоже может стать большой проблемой.
Потому что прежде у девчонки не таилась в глазах бесконечная холодная ненависть, так похожая на ту ненависть, которой славился всем известный Кориолан Сноу.
========== ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ, в которой появляется и нарушается негласное правило ==========
Утро неизменно начинается с Эффи Бряк. Та действует согласно собственноручно составленному расписанию. После окончательного провала идеи с общим завтраком, проходящим в атмосфере непринужденности, распорядители нового шоу избавляются целиком и полностью от попытки представить всех живых участников Голодных Игр одной большой дружной семьей. Все дружно вздыхают с облегчением, получая индивидуальный распорядок дня, чем-то схожий с теми, которые имели большой
Далее Китнисс, с трудом собирая себя по частям, спускается вниз, на завтрак. Иногда ей удается завтракать в одиночестве, но чаще всего за столом обнаруживается еще кто-нибудь. Погруженный в чтение Бити, никогда не смотрящий в свою тарелку и поглощающий пищу без разбора. Молчаливый Хеймитч, с очевидными признаками похмелья. Злая Джоанна, которая умудряется быть злой, едва не тыкаясь носом в овсяную кашу. Собранная, но не более дружелюбная Энорабия, поглощающая с каким-то зверским остервенением сырые овощи в немереных количествах, и при этом умудряющаяся не выпускать из поля зрения Каролину с надутыми от постоянных обид и капризов губами. Каролине Китнисс обычно улыбается, Энорабию старательно игнорирует, и подавляет в себе желание подойти к маленькой девочке ближе и потрепать по голове или поправить завернувшийся воротник светлой блузы. В глубине души Китнисс искренне недоумевает, почему все вокруг удивляются ее хорошему отношению к внучке мертвого Президента. Разумеется, о своем удивлении никто не говорит ей лично, но все как будто ждут, что однажды, проходя мимо светловолосого ребенка, Сойка достанет из-за пазухи разделочный нож и быстренько реализует свое право на вендетту. Китнисс не видит в Каролине угрозы, и не видит ее очевидного сходства с Прим; Прим была единственной и неповторимой в своем роде, поэтому светлые волосы и голубые глаза не сделают кого-то похожим на нее. Но Китнисс не видит в Каролине так же и сходства со Сноу. У Каролины тонкие, всегда сжатые или смешно надутые губы, волосы всегда убраны в кривую косу или растрепались, девочка хмурит брови, фыркает, говорит всем и каждому что-то ехидное, и взгляд у нее довольно враждебный, но она – всего лишь ребенок, который попал в этот сумасшедший дом исключительно из-за плохой наследственности. Новости о том, что эту девочку сослали сюда только потому, что Президент Пэйлор испытывает перед ней благоговейный страх, сперва удивляют, а потом забавляют Китнисс, и она прекращает думать о странностях знакомых и незнакомых людей. Иногда количество людей за завтраком превышает комфортное для Китнисс. Иногда за столом оказывается Пит, и чаще всего они сдержанно здороваются. Все это сильно действует на нервы. Все это заставляет Китнисс еще больше замыкаться в себе. Иногда она жалеет, что здесь не отведен целый этаж для доктора Аврелия. Впрочем, его этаж был бы самым посещаемым этажом, и наверняка приходилось бы занимать очередь к нему на прием.
Их всех редко собирают в одном помещении. Но знакомство с новым ведущим нового шоу – исключение из правил. Китнисс устраивается в самом темном углу небольшой залы, и наблюдает за остальными. Большинство из выживших оживлены и разговорчивы. Конечно, они больше язвят, издеваются и поддевают друг друга, но со стороны это очень даже похоже на общение. Китнисс не вмешивается. Она согласилась участвовать в этом фарсе только потому, что у нее не было выбора; но и этот фарс должен когда-нибудь закончиться.
Новый ведущий даже внешне отличается от Цезаря Фликермана. Ему около сорока лет, и он выглядит на сорок лет, а не на двадцать с хвостиком, его лицо не покрыто толстым слоем грима, а морщинки даже добавляют ему обаяния. У него короткие волосы темно-русого цвета, и не приходится ожидать того, что в следующую встречу они станут огненно-рыжими или что в них появятся зеленые блестки. Нового ведущего зовут непривычно просто – Томом, он садится так, чтобы его видели все
– Моя задача не схожа с задачей, которая была поставлена перед Цезарем, - говорит он внушительно. – Прежне необходимо было развлечь публику, продемонстрировав ей комплект трибутов так, чтобы сохранилась интрига – кто же победит? Интерес пропадает, когда сразу виден победитель, - добавляет как-то хмуро. – Вы же – все победители, и вам не нужно казаться благодарными за те зверства, которые происходили с вами на Арене. Капитолий не видел того, что представляли собой Голодные Игры на самом деле, потому что видел только яркие декорации, и не думал о жестокости, боли, насилии. Мы были воспитаны под девизом Голодных Игр, но мы не видели в этом девизе надписи на погребальной плите. Поэтому когда Пит, - Том переводит взгляд на Мелларка, не поведшего бровью после произнесения своего имени, - впервые заговорил о том, каково быть трибутом на самом деле, это стало для нас шоком. Мы не были к этому готовы; нас всю жизнь заставляли смотреть только на одну сторону медали.
– Слабое оправдание, - фыркает Джоанна в наступившей тишине, - теперь вы все равно ждете чего-то захватывающего, не так ли? Если раньше вы жаждали крови, то теперь вы жаждете слез и истерик, признаний в том, что Игры сломали нас? – взмахивает руками. – Только прошу, не заставляйте плакать Китнисс, у нее это получается хуже всех.
И все, как по команде, поворачиваются к Китнисс, которая в настоящий момент с трудом понимает, каково это – плакать, зато представляет в красочных деталях, как нападет на Джоанну и отрежет ей неумный язык.
– Хорошо, не буду, - просто отвечает Том. – А тебя, Джоанна, не придется даже просить облить всех зрителей грязью и выругаться в прямом эфире?
– Да, в этом она хороша, - Энорабия тяжело вздыхает. – Думаю, только в этом.
– В чем же будешь хороша ты, наседка для будущего деспота? – огрызается Джоанна.
– Я буду делать то, что у меня лучше всего получается, - темнокожая профессионалка пожимает плечом. – Я буду молчать и улыбаться.
От зрелища молчаливой и улыбающейся Энорабии передергивает даже Хеймитча.
– Думаешь, тебе не вернут потраченные на стоматолога деньги? – спрашивает он, дыша на Бити перегаром, отчего Бити морщится и отодвигается, оказываясь в опасной близости к все еще улыбающейся Энорабии, и, поняв это, выглядит, как попавший меж двух огней несчастный.
– Главное, чтобы мне вернули деньги, которые я уже потратил на костюм для шоу, если вы еще до шоу поубиваете друг друга, - с улыбкой прекращает склоки Том. – Может, у вас будут какие-нибудь пожелания? Для дальнейшей плодотворной работы у меня нет вообще ничего, кроме старых записей ваших интервью.
– У нас будет по три минуты? – интересуется практичный Бити.
– Нет; никакого ограничения по времени для каждого из вас. Думаю, формат шоу будет больше похож на круглый стол, где демонстрация видео о вашей жизни будет обсуждаться вами же в прямом эфире.
– О, - восклицает Джоанна, и тыкает Пита острым локтем в бок. – Нам разрешат ругаться в прямом эфире! – Пит закатывает глаза; на самом деле, все присутствующие закатывают глаза, даже Китнисс, сидящая на галерке и вроде бы как выпадающая из компании.
– Или ты случайно погибнешь, сломав шею прямо на ступеньках сцены, - ворчит Хеймитч, - и тогда мы дружно оплачем тебя и разойдемся по домам.
По лицу Тома можно сказать, что он не рад быть здесь. Поставленная перед ним задача не была легкой с самого начала, но теперь, должно быть, она кажется ему вообще неразрешимой. Он устраивается в кресле поудобнее и наблюдает за препирательствами, и взгляд его все чаще и чаще задерживается на Китнисс, и девушка чувствует это, и начинает вслушиваться в препирательства еще внимательнее, чтобы отвлечься.