Привычка жить
Шрифт:
– Ага. Посмотрите, конечно. Ох, и попляшем завтра, девчонки… Я уж и не помню, когда последний раз танцевала… Вы наряжаться будете или как?
– Ой, я буду! – радостно подскочила на своем стуле Аленка. – Я вчера такое платье обалденное на распродаже купила!
– А я – или как, – снова спряталась за свой компьютер Оля. – Не хочется мне наряжаться. Настроения нет. Обошлись с нами в этот Новый год вероломно-беззарплатно, еще и наряжайся тут им…
– Оль, а что, у нас на фирме и правда с деньгами трудности или это такой воспитательный процесс? – осторожно поинтересовалась Женя. – Ты ж у нас к финансам всех ближе расположена, наверняка все секреты знаешь…
– Знаю, конечно. Но не скажу. Меньше знаешь, крепче спишь.
– Понятно…
– Чего
– А то и понятно, что я тоже, пожалуй, завтра наряжаться не буду. Тоже протестовать буду против вероломной беззарплатности. Хотя, я думаю, протеста нашего никто толком не оценит…
Начало празднования подступающего Нового года было объявлено по фирме на раннее уже послеобеденное время – а чего до вечера терпеть? Стены большого кабинета шефа украсили стихийно вырезанными из бумажных салфеток снежинками, развесили гирлянды по потолку, даже елку искусственную прошлогоднюю из каких-то подсобок извлекли. Почистили, расправили – ничего получилось. Вполне сносно. А то и впрямь – как же без елки-то? Надо обязательно с елкой. Как завещал великий Петр Первый. Хоть одно, мол, еловое деревце, но будь добр поставь, несмотря на свое бедное состояние. Хоть самое захудаленькое, а пусть будет. А потом стол накрыли чем бог послал. Хотя бог тут ни при чем, конечно. На ту сумму и накрыли, которую шеф на выпивку-закуску выделил. В общем, и двух часов еще не случилось, а народ, если по-шукшински, к разврату уже готов оказался. Расселись за длинный стол, устремили все взоры на шефа, Петра Алексеевича, в ожидании торжественного поздравительного слова. Женя рядом с Аленкой села, а вот Оле в этом плане меньше повезло. Оля должна была, по сложившемуся на корпоративках стихийному этикету, сидеть обязательно по правую руку от шефа. Она ж не кто-нибудь, она ж главный бухгалтер. Значит, и есть его правая рука. Вот она и сидела там, во главе стола, с завистью поглядывая на подруг да блестя стеклами стильных очков. А вот и Петр Алексеевич поднялся со своего места, окинул всех присутствующих нежным начальственным взглядом…
– Сейчас скажет, что год для нас неплохо прошел… – тихо шепнула Аленке на ушко Женя.
– …Ну что ж, уважаемые коллеги, я думаю, что этот год для нас очень неплохо прошел! – под тихий, только одной Жене слышный Аленкин смешок начал свою речь Петр Алексеевич. – Дела наши идут неплохо, можно сказать, успешно даже идут, и нам с вами есть чем гордиться…
– А сейчас скажет про временные трудности, которые общих успехов не определяют… – снова шепнула Женя Аленке, едва шевеля губами и продолжая мило улыбаться навстречу шефу.
– Хотя, я согласен, пришлось нам, конечно, в канун Нового года и с трудностями столкнуться, но у кого, скажите, трудностей в бизнесе не бывает?
Аленка прыснула аккуратным шепотком себе в ладошку, взглянула искоса в Женино внимательно-улыбчивое лицо, но была тут же приведена в чувство Жениным же локотком, остро и коротко проехавшимся ей по боку, – тихо, мол, веди себя прилично… Петр Алексеевич тоже взглянул на Аленку коротко и ласково-настороженно, будто учуял чего. И, вы держав небольшую паузу, проговорил тихо и сердечно, возложив широкую ладонь на грудь:
– Да, я понимаю, конечно, уважаемые коллеги, что сильно подвел вас с зарплатой к Новому году… Но поверьте мне – это обстоятельство я и сам пережил очень тяжело… Может, тяжелее даже, чем вы думаете! Но я уверен, что вы поймете меня правильно и… и… В общем, с наступающим вас, друзья! Будем надеяться, что в Новом году мы совместно преодолеем все наши трудности! С праздником, друзья!
– Ага, наши трудности… – наклонившись к Жениному уху, громко прошептала Аленка, пока весь коллектив вызванивал бокалами с напитками, дружно чокаясь. – А вот девчонки из маркетинга говорили, что он с семьей на Новый год в Таиланд собрался лететь… На наши зарплатные деньги, что ли?
– Да ладно тебе, пусть летит на здоровье! – весело проговорила Женя, с удовольствием ощущая
– Жень… А Юрий Григорич-то и впрямь в твою сторону не смотрит даже! – вдруг сделала открытие Аленка, распахнув на Женю удивленные глаза. – Смотри, смотри, как он Таню Углову обхаживает… Ни фига себе! Уже и обниматься к ней полез! Главное, нахально так! Вот это да! Вот вам и Карандышев, маленький человек! Да тот Карандышев с ним и рядом не стоял вовсе…
Поразительно просто, что за преображение на человека накатило!
– Ну, так я вчера еще вам с Олей говорила, а вы мне не поверили! Говорю же – меняются люди! – с удовольствием впилась Женя зубами в бутерброд. – Сегодня он Карандышев, а завтра, глядишь, нормальным человеком стал…
Юрий Григорьевич Караваев поразил на этой вечеринке не только Аленку. Поразил он своим поведением и всех остальных коллег, на ней присутствующих. Никто не ожидал от него, от тихого интеллигентного Юрия Григорьевича Караваева, начальника отдела поставок, такого буйного новогоднего веселья и такого неожиданного и откровенного флирта с маленькой и ничем, в общем, не примечательной женщиной – экспедиторшей Таней Угловой. Была Таня из тех как раз женщин, что сами себя стесняются. То есть расплывшаяся была мягким телом во все стороны, на свое женское обличье давно рукой махнувшая и как следствие на мужское внимание к себе особо и не претендующая. А когда к ней обращались, то улыбалась так, будто просила не бить пока. А еще носила она вечную шапочку, натянутую на лоб, и куделечки пергидрольные, из-под нее редко торчащие. А еще прибавить к этому плечи, меж собой сведенные, да локотки, прижатые к полным бокам… У Жени всегда руки сами так и тянулись, чтоб подойти сзади да плечи ей расправить. Зря тянулись, видно. Тут ее руки вовсе бы и не пригодились.
Тут вон оно – его величество мужское внимание как свою роковую роль сыграло! И не чье-нибудь, а именно Юрия Григорьевича Караваева внимание…
Выплясывал Юра на пару с Таней так, будто завтра должен был наступить конец света. Будто завтра уже не жить. С отчаянием фигурировал всем своим худым неказистым телом, демонстрируя его неуемное веселье, а заодно и отношение свое особенное к Тане демонстрировал, отчего она расцветала прямо на глазах удивленных коллег. И Женя тоже не могла отвести от них взгляда, откровенно развлекаясь зрелищем. Нет, вовсе не смешным. Чего тут было смешного-то? Она даже в некотором роде созидателем этого зрелища себя чувствовала, режиссером почти…
– Вот и смотри теперь, как твой кавалер с другими бабами развлекается! – хохотнула в ухо сбежавшая со своего начальственного места и присевшая рядышком с ней Оля. – Раньше он вот так на тебя смотрел, а теперь давай – ты на него…
– Он не так смотрел, Оль! – весело крикнула ей в ухо Женя. – Совсем не так!
– А чему ты радуешься-то, глупая? Упустила мужика! Может, он последним раком на твоем безрыбье был? Особенно в нашем бабском в основном коллективе… Даже и не взглянул сегодня ни разу в твою сторону! Будто отрезало… Надо же, как бывает!
– Ну да. Отрезало, – довольно покивала Женя. – Точно. Отрезало. Как говорится, не было бы счастья…
– Это ты о чем, Жень?
– Об обретенной радости свободы и независимости, вот о чем!
– С ума сошла баба… О какой такой свободе ты вдруг толкуешь? От Юрика, что ли? Подумаешь, нашла чему радоваться… Иль ты клюкнула уже порядочно? Вон как глаза у тебя заблестели…
– Ага! Пойдем танцевать, Оль! Слышишь, музыка какая веселая? Я эту мелодию хорошо знаю! Слышишь? – И Женя запела озорно, следуя ритму песенки и увлекая Олю в круг танцующих: – «Девчонки, ями-ями, следите за краями… Девчонки, кто-то сзади подумал, что мы кошки!»