Приятель фаворитки

Энтони Хоул

В эту минуту я увидел подходивших к дому лорда Кинтона и Барбару и бросился к ним навстречу. С недоверчивостью человека, дрожащего за свое слишком большое счастье, я осведомился, не случилось ли чего-нибудь дурного?

– Ничего, что близко касалось бы нас, – ответил лорд Кинтон, – но очень печальные известия пришли из Франции.

Пастор тоже подошел вслед за мною, все еще держа в руке противное насекомое.

– Известия касаются герцогини Орлеанской, Симон, – сказала Барбара. – Она умерла, и весь

город утверждает, что ей был дан яд в чашке цикорной воды. Как это ужасно!

Эта новость поразила меня, и я невольно вспомнил всю красоту и светлый ум несчастной герцогини.

– Кто же мог сделать это? – спросил я.

– Не знаю, – пожал плечами лорд Кинтон. – Это преступление приписывают ее мужу, но насколько это верно, кто же может знать?

Несколько минут царило молчание. Пастор выпустил на дорожку свою некрасивую, блестящую пленницу и произнес:

– Бог раздавил одно из таких созданий, Симон. Вы довольны?

– Герцогиню я никогда не причислял к ним, – ответил я.

Под влиянием тяжелого известия мы тихо ходили взад и вперед по аллее. Скоро мы с Барбарой отошли от старших и очутились одни у ворот парка.

– Мне очень жаль герцогиню, – вздохнула Барабара.

Но, к счастью, свои радости всегда ближе чужой беды. Она скоро снова улыбалась, взяв меня под руку и глядя мне в глаза.

– Не будем грустить, моя дорогая, – сказал я, – мы вынесли немало испытаний и вышли из них невредимыми.

– Невредимыми и вместе! – сказала она.

– Если бы не было второго, что пользы было бы в первом? – заметил я.

– Да, но все-таки я боюсь, что из тебя выйдет дурной муж, Симон. Уже теперь, раньше времени, ты обманул меня.

– Я протестую… – начал было я.

– Не отпирайся! – сказала она. – Я знаю от отца о твоем последнем визите в Лондон.

– Я не хотел беспокоить тебя этим, – несколько смутился я. – Это было просто долгом вежливости.

– Симон, я ничего не имею против Нелл Гвинт. Ведь я здесь, в деревне, и с тобою, а она – в Лондоне, одна.

– И, право, я думаю, что лучше для вас обеих, – заметил я.

– Ну, за нее я не ручаюсь, – отозвалась Барбара.

Мы долго гуляли молча.

– Ты рад, что наконец дома, Симон? – улыбнулась она мне.

Да, я был рад этому. Немало темных путей и извилистых тропинок пришлось мне пройти, почти потеряв свою путеводную нить, золотую нить Ариадны, когда-то сплетенную здесь, в Гатчстиле, в дни моей юности. Теперь она снова была в моих руках и привела меня наконец домой, хотя и утратившего некоторые юные мечтания, но здравого телом и душой. Я смотрел в дорогие темные глаза, с любовью обращенные ко мне, читал в них радость и счастье, и мелькнувший, даже в эту минуту, затаенный страх потерять меня. Но это был страх мгновенный: светлая улыбка снова засияла на лице моей милой,

когда я, склонившись к ней, тихо повторил:

– Да, я рад наконец быть дома!

Но надо говорить уже все до конца. Положив головку ко мне на плечо, Барбара шепнула мне:

– А ее ты совершенно забыл?

– Совершенно и навсегда, – ответил я без зазрения совести.

Простишь ли ты это мне, Нелли?

Но ведь можно быть счастливым и сохранить воспоминания о прошлом.

«О чем ты думаешь, Симон?» – иногда спрашивает меня жена, когда я улыбаюсь, откинувшись на спинку кресла.

– Ни о чем, моя дорогая, – отвечаю я, хотя далекий и серебристый смех звучит мне из дали минувших годов.

Я верен и предан своей жене, но разве могла такая женщина, как Элеонора Гвинт, пройти в жизни бесследно?

[1] Сороковые годы семнадцатого века в Англии отличались особенно ожесточенной борьбой между королем Карлом I и парламентом. Эта борьба, безжалостно разжигаемая религиозными распрями, закончилась казнью короля (в 1649 г.) и диктатурой Кромвеля, низвергнувшего короля.

[2] Борьба между католичеством и протестантством в Англии переросла в борьбу англиканской церкви (протестантской, сохранившей некоторые обряды католической и духовную иерархию) с католической и пресвитерианской, требовавшей общинного устройства и совершенно отвергавшей обрядность. Кое-как мирясь с католицизмом, приверженцы англиканской церкви беспощадно преследовали пресвитериан. Эта непримиримая борьба между приверженцами трех церквей проходит красной нитью через весь роман.

[3] В 1660 г., после одиннадцати лет республиканского правления в Англии, произошла реставрация (восстановление) Стюартов в лице короля Карла II, сына Карла I. Веселый, остроумный и беззаботный, ленивый эгоист, он все же пользовался большой популярностью в народе. Впрочем, последняя была весьма непрочна, благодаря тому, что, будучи тайным католиком, Карл II слишком явно принимал сторону папистов. К тому же и наследник престола, брат короля, герцог Йоркский был тоже приверженцем католицизма, а в конце концов даже открыто перешел в католицизм и женился на католичке. Все это позволило поднять голову папистам, но в то же время повело к новым религиозным распрям.

[4] Один из лондонских кварталов.

[5] Супруга герцога Филиппа Орлеанского, младшего брата французского короля Людовика XIV, Генриетта – сестра английского короля Карла II.

[6] После казни Карла I, Карл II в 1650 г. высадился в Шотландии, короновался там и в 1651 г. двинулся на юг во главе войска, но был разбит Кромвелем при Ворчестере и бежал во Францию.

[7] Этот титул издавна присвоен в Великобритании наследнику престола.