Признаки жизни
Шрифт:
— Тебе нужно вентилировать легкие, — сказал шаман. — Потому мы здесь и стоим.
— Ага.
— И побольше ходить не забывай. Разрабатывай мышцы тела заново.
— Я не могу слоняться просто так. Требуется конкретика. Мне нужно перемещаться из одной точки в другую.
— И с такими запросами ты собрался искать «Лезвия»?
Сталкер взял кота на руки и пошел вперед, чувствуя себя нелепо.
— А если за нами наблюдают? — спросил он.
— Рядом никого нет.
— Откуда?
— Считай, что у меня чувствительность к постороннему взору. И потом, с чего ты решил, что мы кому-то нужны?
— Разговоры, разговоры, — вздохнул Шептун. — Как легко ими отгородиться от окружающей действительности.
— Это вовсе не легко, и тебе лучше освоить это умение. Мир крутится вокруг тебя, забыл?
— Иногда мне хочется, чтобы он замер.
— Для этого достаточно замереть и тебе, но толку будет мало. Мир просто сочувственно понаблюдает за твоим тихим увяданием и продолжит активничать с тем, кто не настолько пессимистичен.
— С тобой, должно быть, бесполезно спорить, правда?
— Спорить всегда бесполезно.
Шептун продолжал идти, ускоряясь. Что-то изменилось. Мир виделся ему в новых тонах.
— Все не так, как обычно, — признался он. — Как-то… иначе.
— Говорят, такое бывает, если внезапно почистить зубы.
— Я не шучу, Сенатор. Все другое. Воздух, звуки. Словно я и не в Зоне.
— И рост тоже другой?
— А?
— Ты перестал сутулиться. Это тоже на что-то влияет.
Шептун был вынужден признать, что так оно и есть. С удивлением он огляделся по сторонам.
— Я чувствую себя другим человеком, — признался он. — Хотя качественных изменений не произошло.
— Они происходят прямо сейчас. Ну-ка, выпрямись. Сильнее!
Шептун попытался распрямить позвоночник, как на детском утреннике.
— Еще сильнее!
— Я так назад упаду!
— Я не знаю, почему ты за все эти годы да при таком ритме движения еще не упал вперед. Представь, что ты распрямившаяся пружина. На тебя не влияет ни гравитация, ни какая-либо другая сила, кроме одной — внутренней.
Шептун вытянулся, подумывая от досады встать на цыпочки, чтобы шаман отстал.
— Вот так, — сказал Сенатор удовлетворенно. — Теперь ты ровно стоишь.
— По-моему, я стою почти мостиком, как Триумфальная арка.
— Ты стоишь ровно. У тебя сместились все ориентиры. Привыкай к своему новому состоянию.
— Точно?
— Если хочешь, поставь кота себе на голову и убедись.
— Нет, спасибо.
Шептун продолжал идти, пытаясь представить, как выглядит со стороны. Наверняка так, словно проглотил палку.
— Сталкеры так не ходят, —
— Люди, умеющие держаться достойно, становятся политиками и кинозвездами, ты это хотел сказать?! Или ты боишься выглядеть уверенно?
— Одно дело выглядеть уверенно и совсем другое — быть таким, Сенатор.
— А что проще? Создать уверенность на пустом месте или же сделать вид?
— Конечно, сделать вид.
— Вот именно.
Шептун совсем запутался.
— Так мне что, попросту так и ходить, подобно аисту? — спросил он.
— Ты сейчас принял естественное положение взрослого человека, — стал объяснять шаман. — Твои внутренние органы перестали давить друг на друга, нервные окончания больше не допускают ложного реагирования. Кровь циркулирует резвее, скелет действительно соединяет и удерживает все части тела вместе. Это подобно тому, как выбраться из душного подвала на свежий воздух. Это выздоровление, Шептун. Ты не думай, будто меня заботит в первую очередь твое ранение. Оно пустяк по сравнению с тем физическим и духовным смятением, в котором ты пребывал до него.
— Может, ты и прав, — сказал Шептун, не узнав собственный голос. Он зазвучал басистее, с повышенным резонансом.
— Газообмен в легких проводится качественнее, ничего особенного. Впрочем, если ты не злостный материалист, то готовься удивляться. Источником удивления будешь ты сам.
— Поглядим, — хмыкнул сталкер.
— Вот именно, мой друг. Вот именно.
— Ну что? — спросил Сенатор. — Чувствуешь изменения?
Шептун пробовал расщеплять ветки так, чтобы сэкономить как можно больше дров для вечернего костра. Однако против филигранной техники Сенатора у него получалось лишь неумелое ковыряние. Заслышав вопрос, Шептун с облегчением бросил заниматься подражательством и сел по-турецки.
— Изменений уже столько, что я не успеваю к ним привыкать, — ответил он. — Хочу привычно похрустеть шеей, а не хрустит, зараза. Головой так мотал, что болит теперь.
— Значит, больше не надо этим заниматься.
— Дырка в животе беспокоить перестала, — продолжал сталкер. — Только легкое покалывание. Вроде не досаждает.
— Так и должно быть. Следи, чтобы рана снова не открылась.
— Стараюсь.
— Тут стараться не нужно. Просто следи.
— Угу. — Шептун поправил подобие широкого ремня, которое теперь носил, снимая лишь для смены перевязки. — Еще Маркус ко мне ластиться начал. Ночью на грудь залез. Так сладко храпел, что я повернуться боялся — упадет еще.