Признание
Шрифт:
Дверь открыла женщина с мягким, добрым лицом.
— Простите, — смутился Глеб, — а Никиты нет?
— Дома. Но этому лентяю почему-то кажется, что мне приятно встречать его гостей.
Женщина улыбнулась и указала на дверь, едва заметную за огромным шкафом, из которого выпирали пачки пожелтевших газет.
Никита вручную перематывал магнитофонную ленту.
— Извини, не мог открыть.
Он сидел в глубоком старом кресле, закинув ногу на ногу. Лента упругими кругами скатывалась с бобины, насаженной
— Садись куда хочешь… Каким тебя ветром занесло?
— Решил проведать старого друга. Чем ты занимаешься?
— Где-то был записан поп-менуэт номер восемь Дика Джонса. Я обещал тут одному. А лента раскаталась. Надо вручную… Кофе будешь?
— Угости.
— Сам, сам. Все на подоконнике. Вода в графине. Там же кипятильник.
Глеб подошел к подоконнику.
— Кажется, первозданный хаос начинался именно отсюда.
— Нет. Здесь он закончился… Ищи по запаху. Помнишь, как пахнет кофе? Вот и ищи.
Глеб раздвинул какие-то коробки и обнаружил красную банку с кофе. Тут же валялся и кипятильник… Он налил воду в кружку и опустил кипятильник.
— Знаешь, меня посылают в Ленинград, на конференцию.
— Молодец. Возьми с полки пирожок. Все идет как надо… А мне Скрипкин все приказ не подписывает. Обещал десятку накинуть с первого, а все тянет… Слушай, привези мне открыток с видом Ленинграда, я Скрипкина подмажу. Он ярый собиратель.
Никита подготовил магнитофон и нажал кнопку. Бобина плавно закружилась. Комната наполнилась хрипом, скрежетом, затем хрипы оборвались и раздались синкопы трубы. Никита смягчил тембр.
— Приятная штука? Поп-менуэт.
Он подошел к окну. Вода уже закипала. Никита достал с полки две чашки. Блюдце было одно. Вот рюмок у него было много. Извлек початую бутылку наливки, мармелад, сушки, сдвинул бумаги на письменном столе…
— Так откуда тебя ко мне занесло?
— Из морга, — быстро ответил Глеб.
Никита выгреб из-под бумаг пачку сигарет.
— Ну, брат, с тобой не соскучишься. Впереди — конференция, позади — морг. Расторопный ты человек.
— В самом деле, Кит.
Внезапно Глеб подумал, что действительно все прозвучало до странного легко и забавно. Даже смешно. Он слабо улыбнулся и подвинул рюмку к Никите.
Светло-коричневая, почти янтарная наливка заполнила рюмку.
— Что же ты там забыл, в морге?
— Я видел ту женщину.
— Вот как? Это что, цинизм? Или проверка нервов?
Теперь Никита наливал себе. Аккуратно и точно. Ровно до золотистого колечка.
— Марина узнала, что ту женщину отправили в больницу. И сказала мне.
— Для чего?
— Для чего? — переспросил Глеб. И замялся. В самом деле, для чего Марина сказала ему о похоронах? Он как-то не думал об этом… — Ну, сказала… Проговорилась.
— Вот как? Проговорилась. Ну-ну… Пей! Давай опрокинем за благополучную твою поездку. Завидую тебе, сил нет! Почему тебе так везет, а? Женщины тебя любят. На работе все в порядке. Красавец. Рост. Вес. Масть. Все, что надо. А я, понимаешь… Толст. Невезуч. Полгода со Скрипкиным воюю.
Глеб не мог понять, иронизирует Никита или говорит всерьез. Он быстрым взглядом коснулся круглого лица приятеля и вновь уставился в рюмку.
— Итак, за твою поездку и возвращение! — Никита выпил и закусил мармеладом. — Тебе вредно таскаться по моргам. Ты сейчас выглядишь не лучшим образом.
Глеб молчал, разглядывая янтарную поверхность наливки.
— Тебе было там очень скверно?
Глеб отпил глоток, поставил рюмку на стол:
— Я, кажется, все-таки пойду… туда, Кит. И все расскажу.
Никита приподнял газету, извлек из-под нее надорванную пачку сахара, выудил два квадратика и бросил их в чашку с кофе.
— Моя бабушка говорила: дураками не рождаются, дураками умирают… Что ж, придется нам с тобой выпить за твое возвращение из мест весьма отдаленных. После многолетнего отсутствия! — Никита поднял свою пустую рюмку. — Прозит!
Соло трубы окончилось. Теперь за работу принялся саксофон. Те же пронзительные синкопы, разделенные долгими паузами.
Никита встал, подошел к магнитофону.
— Такой менуэт испоганили, мерзавцы. — Он нажал кнопку. Саксофон споткнулся на высокой ноте. Бобины прекратили свое кружение.
Никита вернулся к столу, вытащил из ящика тоненькую книжицу с тремя яркими полосами поперек обложки: зеленой, желтой и красной.
— Тебе знаком этот труд? Чрезвычайно мудрая книга. Так вот, параграф помер пятнадцать. — Никита нашел нужную страницу, сел и вытянул ноги. — «При дорожно-транспортном происшествии водители, причастные к нему, обязаны: а) Без промедления остановиться и не трогать с места транспортное средство, а также другие предметы, имеющие отношение к происшествию, б) В случае необходимости вызвать скорую медицинскую помощь, а если это невозможно, отправить пострадавших на попутном или на своем транспортном средстве в ближайшее медицинское учреждение и сообщить там свою фамилию, номерной знак транспортного средства…» И так далее… «в) Сообщить о случившемся в милицию…»
Глеб смотрел на отвисший старый шлепанец Никиты, на дырку в носке, сквозь которую темнела пятка. Он устал за эти дни и хотел спать.
Никита захлопнул книжицу, метнул ее на диван.
— Ни одного из четырех пунктов, предусмотренные правилами дорожного движения, ты не выполнил. Более того! Ты поступил наоборот…
— Знаешь, мне очень хочется спать.
— Это тебе и надо было сделать, чем мотаться по моргам. Ну какого дьявола тебя туда понесло? Самоанализ? Глупо! Тобой сейчас больше владеют эмоции, чем логика…