Признание
Шрифт:
— Вас когда-нибудь судили в штате Техас?
— Нет. В Миссури, Канзасе, Оклахоме и Арканзасе. Можете проверить. Я говорю сейчас правду, и она заключается в том, что преступление совершил я, а не Донти Драмм!
— Почему вы признались только сейчас, а не год назад?
— Я должен был бы, но решил, законники разберутся и поймут, что осудили не того парня. Меня совсем недавно выпустили из тюрьмы Канзаса, и несколько дней назад я прочитал в газете, что Донти Драмма собираются казнить. Я удивился. И теперь я здесь.
— Остановить казнь может
— Я бы сказал, что он собирается убить невинного человека. Дайте мне двадцать четыре часа, и я покажу, где находится тело Николь Ярбер. Всего двадцать четыре часа, господин губернатор.
Судья Генри поскреб подбородок костяшками пальцев и произнес:
— Да, дело хуже некуда, и это только начало.
Барри и Уэйн смотрели телевизор в кабинете губернатора и слушали выступление Бойетта. Губернатор Гилл Ньютон давал в холле пятое или шестое интервью после своего отважного отпора разъяренной толпе.
— Надо бы его позвать, — сказал Уэйн.
— Я схожу, а ты пока продолжай смотреть.
Через пять минут губернатор смотрел повторный показ выступления Бойетта.
— Он точно сумасшедший! — заметил Ньютон через несколько секунд. — Где виски?
Они наполнили три стакана и потягивали виски, продолжали следить за рассказом Тревиса.
— Как вы убили Николь?
— Задушил ее собственным ремешком. Черным, кожаным с круглой серебряной пряжкой. Он так и остался на шее. — Бойетт потянулся рукой за ворот рубашки и, вытащив кольцо, показал журналистам. — Это кольцо Николь. Я носил его с того дня, как убил. Там есть ее инициалы и все такое.
— Куда вы дели тело?
— Скажем так: оно закопано.
— Далеко отсюда?
— Не знаю, часов пять или шесть. Скажу еще раз: если губернатор даст двадцать четыре часа, мы его отыщем. И это докажет мою правоту.
— Что это за парень? — поинтересовался губернатор.
— Серийный насильник с длинным списком судимостей.
— Просто удивительно, откуда они только берутся перед казнью! — воскликнул Ньотон. — Может, Флэк им приплачивает?
Все трое нервно хмыкнули.
Смех на озере стих, когда один из гостей прошел мимо телевизора и увидел, что происходит. Все быстро перешли в гостиную и собрались возле небольшого экрана. Они напряженно слушали, как Бойетт без запинки отвечал на все вопросы.
— Ты раньше встречал этого парня, Пол? — поинтересовался пожилой адвокат.
Коффи отрицательно покачал головой:
— Он в офисе Флэка на старом вокзале. Робби бьется до последнего!
Однако ему не удалось разрядить обстановку — лица присутствующих остались серьезными. Когда Бойетт вытащил кольцо и показал журналистам, в комнате повисла мертвая тишина, и Пол Коффи опустился в кресло.
Поразительную новость услышали не все. Рива в тюрьме, в окружении свиты, ждала, когда их отвезут на машине к месту казни. Неподалеку находились родственники Донти. В течение следующего часа обе группы свидетелей будут почти рядом. В 17.40 родственников жертвы посадили в белый тюремный фургон без опознавательных знаков и менее чем за десять минут доставили к месту казни. Там всех провели в маленькое квадратное помещение двенадцать на двенадцать футов, где не было ни стульев, ни скамеек. Стена напротив входа оказалась задернута шторой, и им объяснили, что за ней помещение, где приговор приводился в исполнение. В 17.45 аналогичную поездку совершили родственники Донти, и их проводили в комнату свидетелей через другую дверь. От семьи Ярбер их отделяла тонкая перегородка, через которую было слышно почти все, даже чей-то громкий кашель.
Все напряженно ждали.
Глава 26
В 17.40 Верховный суд США отклонил прошение о признании Донти невменяемым пятью голосами против четырех. Через десять минут суд отклонил «петицию Бойетта» теми же пятью голосами против четырех. Робби ответил на звонки, выйдя из камеры. Закончив разговор, он подошел к начальнику тюрьмы Джетеру и прошептал на ухо:
— Все кончено. Все апелляции отклонены.
Джетер угрюмо кивнул и сказал:
— У вас две минуты.
— Спасибо.
Робби вернулся в камеру и сообщил новости Донти. Больше рассчитывать не на что — их прошения отклонили. Донти закрыл глаза и глубоко задышал, стараясь осознать случившееся. Он до последнего не переставал надеяться, хотя и понимал, насколько призрачны шансы на отсрочку казни.
Наконец, он сглотнул, выдавил улыбку и наклонился к Робби. Их колени соприкасались, и их лица разделяли всего несколько дюймов.
— Послушай, Робби, ты считаешь, что убийцу Николь когда-нибудь поймают?
Робби снова захотелось ему рассказать о Бойетте, но с этим до сих пор не было окончательной ясности.
— Не знаю, Донти, мне трудно судить. А что?
— Вот о чем я тебя попрошу, Робби. Если этого парня так и не поймают, то все равно будут считать виновным меня. Но если его поймают, обещай, что очистишь мое имя. Ты обещаешь, Робби? Не важно, сколько это займет времени, но ты должен очистить мое имя!
— Обещаю, Донти.
— Представляю, как однажды мама, братья и сестра соберутся у меня на могиле и отпразднуют мою невиновность. Это будет здорово!
— Я тоже там буду, Донти.
— Устройте настоящий праздник прямо там, на кладбище. Пригласите всех моих друзей, поднимите большой шум, пусть весь мир узнает, что Донти Драмм невиновен! Ты обещаешь, Робби?
— Даю слово!
— Это будет здорово!
Робби взял Донти за руки и сжал.
— Мне пора идти. Не знаю, что сказать, кроме того, что защищать тебя было для меня большой честью. Я поверил тебе с самого начала, а сегодня верю еще больше. Я никогда не сомневался в твоей невиновности, Донти, и ненавижу сукиных детей, виновных в том, что происходит. Я продолжу сражаться, Донти, обещаю!