Признания грешницы
Шрифт:
– Да, я все понимаю, но ничем больше помочь не могу.
– Скажите, где вы были 11 мая с 15 до 17 часов?
– С десятого по тринадцатое мая я была в Москве, по работе. Собирала материал для заказной статьи. Так что я никак не могла убить Вадима, если вы об этом. Следователь, который в отличие от вас официально ведет расследование по этому делу, уже проверил мое алиби.
– Настя, у вас есть темные очки?
– Разумеется! Что за вопрос?
– Женщина… Брюнетка, которую Рыбин прятал ото всех… Ее видели в его машине, ее лицо скрывали очки… Вы не могли не знать о ее существовании. Кто она? Как ее зовут?
– А вы жестокий. – Глаза Насти наполнились слезами.
– Я не жестокий.
– Я не знаю, как ее зовут. Но она действительно приезжала к нему. Дело было вечером, мы не договаривались с Вадимом о встрече, но я все равно приехала. Стемнело, в его окнах горел свет.
– Вы следили за ним?
– Можно сказать и так. И тут подъезжает такси, и оттуда выходит женщина. Высокая, стройная, чем-то даже похожая на меня, брюнетка… Знаете, бывают женщины, на которых хочется долго смотреть. Вот она – из таких. Молодая, но постарше меня. На ней был брючный костюм такого красивого оливкового цвета и туфли на высоких шпильках.
– Оливкового цвета? Но как вы могли рассмотреть?
– Был вечер, горели фонари, что тут особенного? Конечно, рассмотрела. Еще на ней был шарф, обмотанный вокруг шеи. В тон костюму, но с какими-то восточными узорами… Как бы вам это объяснить… Женщина очень красивая, необычная, шикарная… Я сразу поняла, что она приехала к Вадиму. Внутреннее чувство мне подсказало.
– Но вы могли и ошибиться.
– Нет, я не ошиблась, потому что спустя час… Да-да, вы все правильно поняли, я сидела все это время в машине и наблюдала за окнами. Но они были зашторены, и я ничего, конечно, не увидела. Просто сидела в машине, слушала музыку и ревела как дура. И вот спустя час дверь подъезда открылась, и они вышли вдвоем. Он усадил ее в машину, на пассажирское сиденье… Может, вам это ни о чем не говорит, а мне вот говорит, меня-то он никогда так не усаживал. Он ухаживал за ней как-то по-настоящему, как ухаживают за любимой женщиной. Так ведут себя мужчины, которые боятся потерять женщину. – Она вздохнула и достала сигареты. – Вот черт, нигде нельзя покурить!
– Давайте выйдем, здесь поблизости сквер, там и покурим. И я с вами!
И Денис, быстро расплатившись с официанткой, под ручку вывел расстроенную и заплаканную Настю из кафе. В сквере усадил на скамейку, поднес зажигалку, закурил сам.
– Вы же проследили за ними?
– Да, это правда. Думаю, что он меня не заметил… Хотя какая разница!
– И куда они поехали?
– В «Ротонду».
– Это ресторан на набережной, да?
– Да. Вот они туда и отправились. Они ужинали на открытом воздухе, пили вино, а я наблюдала за ними из своей машины неподалеку и рыдала. Едва сдерживала себя, чтобы не выйти из машины, не подойти к ним и не высказать Вадиму все, что я о нем думаю. Но потом я решила, что он, в сущности, мало чем отличается от других мужчин. А потом и вовсе начала успокаивать себя тем, что и эта прекрасная дама в зеленом тоже, наверное, думает, что она у него одна-единственная, и не подозревает, что у Вадима есть я. Что он изменяет ей со мной! Вот такое слабое утешение я себе нашла.
– И как долго вы пробыли там, у «Ротонды»?
– Приблизительно час. Но я не убивала Вадима.
– Я знаю.
– Но вы ведь этим вопросом хотели выяснить степень моей ревности, не так ли? Или любви? Или – ненависти к нему? Так вот, да, в какой-то момент я его действительно ненавидела, но чтобы желать ему смерти – никогда!
– Вот и представьте себе, какие же чувства должна была испытывать к нему женщина (в том случае, если убийство было совершено женщиной), чтобы желать ему смерти?! Какие отношения должны их связывать?
– Ревность и ненависть, я их уже назвала. Но ревность такая… всепожирающая, как огонь! Граничащая с безумием!
– Скажите, Настя, вот, по вашему мнению, для того чтобы это чувство возникло и развилось, разве не нужно время?
– Я понимаю, о чем вы. Денис, вы просто читаете мои мысли. Я тоже подумала, что для такой любви и страсти все-таки нужно было время. Время, за которое Вадим бы успел настолько влюбить в себя женщину, настолько привязать, чтобы она успела почувствовать себя единственной. Или даже невестой. Или, к примеру, она должна успеть забеременеть от него и начать уже чувствовать себя частью его жизни, а ребенка своего считать уже его сыном. Или дочерью. Вот такие мои женские мысли.
– Невеста? Быть может, он обещал на ней жениться?
– Да, возможно. Но есть одно обстоятельство…
– Она замужем?
– Да.
– Значит, вы знаете, кто она… Настя, я потерял с вами столько времени!!!
– Она – жена прокурора, ее зовут Лидия Рейн.
– Жена Марка Иосифовича Рейна? Но ему же под шестьдесят!
Агренич пожала плечами и достала еще одну сигарету.
13
– Натка, дорогая моя! Как же я рада тебя видеть! – И Гера крепко обняла подругу. Потом метнулась к Эмме, с повлажневшими глазами наблюдавшей эту сцену, и обняла ее, прижала к себе обеих, словно желая согреться этой женской преданностью, любовью, настоящими человеческими искренними чувствами. – Боже, ну почему, почему близкие люди зачастую встречаются только в печали? Почему, Эмма?
– А мы не будем печалиться. – Эмма смахнула слезы. – Мы будем радоваться друг другу, рассказывать о своей жизни, выпьем, наконец! У меня есть чудесное…
– …вишневое вино! – подхватили вместе Наташа и Гера.
– Вот именно! Наташа, Гера, вы с дороги, вам надо принять душ, переодеться, потом сядем за стол и обо всем обстоятельно поговорим.
– Наташа, ты знаешь, зачем тебя вызвала Гера? – спросила Эмма уже за столом, после первого фужера вина.
Наташа, с лица которой моментально исчезли радость и благодушие, посмотрела на Эмму каким-то странным, похолодевшим взглядом.
– С ним надо что-то делать. Заставить его молчать.
– Но как? Как?! – всплеснула руками помрачневшая Гера. – Вообще-то я раздобыла обрез.
– Неплохо, – усмехнулась Наташа. – И как мы будем его убивать?
– А другого способа заставить его замолчать нет? – спросила Эмма.
– Подскажи.
– Не знаю… Я понимаю, что ни шантаж, ни угрозы здесь не прокатят… Девочки, но как вы собираетесь его убивать? Ведь это очень опасно! Гера, я понимаю тебя, ты боишься потерять Леву, по сути, разрушить свою семью. Во всяком случае, ты так считаешь. Наташа, я сказала Гере, что я бы на ее месте просто взяла и рассказала все Леве. Уверена, что он поймет ее и не осудит. Тем более что вы не совершили ничего плохого. Это вас изнасиловали, это вас мучили… Вы – жертвы!
– Да как вы не понимаете! – вздохнула Гера. – Думаете, я не представляла себе, что будет, как поведет себя Лева, когда все узнает о Рыбине? Конечно, я думала об этом. Здесь два варианта: либо он всю жизнь будет мучиться от сознания, что над его женой надругались, и это отравит нашу совместную жизнь, убьет нашу любовь, всю чистоту… Либо… Либо Лева, как мужчина, попытается отомстить за меня и сам решит убить его или как-то наказать. И поскольку он от природы человек мягкий, добрый и мухи, что называется, не обидит, то сделает все это так, что его поймают и посадят. И вот тогда наша жизнь точно будет разрушена, не говоря уж о том, что в тюрьме он не выживет ни дня!