Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
— А я радуюсь, представляя, как сниму с тебя скальп! На живую! — крикнула девочка, не открывая глаз.
— Лучше закрой свой рот, чертовка, — холодно пригрозила женщина.
— Вы уже не первая сумасшедшая, которая занимает пост учителя Невермора, а у себя на цепи держит безвольную собачонку. Не запугаете, — замогильно отозвалась Уэнсдей и приоткрыла злые глаза.
Ей хотелось долго и нудно мучить эту женщину. И не позволять умереть. Хотелось долгие годы видеть её безрезультатные страдания.
— Меня тут нет, — вдруг отбил кто-то на
Уэнсдей ощутила, как холодные пальцы Вещи сели на её сцепленные за спиной руки, тихо вскрывая кандалы. Удивившись, она всё же оглянулась и увидела прямо над клеткой маленькое вентиляционное круглое отверстие, решётка которого безвольно колыхалась на последнем винте. Остальные частично остались в решётке и частично в стене — они оказались распилены.
Она прикусила губу, чтоб не растянуть губы в победном оскале. Главное, чтоб проклятая румынка не заметила Вещь. Иначе всё станет лишь хуже.
— Не запугаю? — она злобно хохотнула. — Как же ты меня раздражаешь, бездушное существо. Впрочем, мне для ритуала ты нужна просто живой. Но можно тебя и покромсать, — заявила она, уже не смеясь.
Кандалы на руках Уэнсдей открылись и беззвучно упали ей на ноги. Чтоб ничего не выдать, она продолжила держать пальцы за спиной. Вещь же стал разрезать верёвки, сковывающие её ноги.
— Покромсаю я вас, никак не наоборот.
— А я говорила, что это сделаю я? — чёрные глаза стали ярко-зелёными, и она оскалилась. — Ксавье, будь хорошим мальчиком, и отруби этой нехорошей девочке какую-нибудь ногу, — она скрылась где-то в тени, а вернулась с маленьким, но определённо увесистым топором.
Парень без вопросов его принял и с отупевшими глазами сделал шаг вперёд.
И тогда его мама разразилась в громком крике:
— Ma puce, по руке! По правой! — и она закашлялась.
Уэнсдей округлила глаза, не понимая, было ли сказанное предательством или помощью. Но ответ пришёл через мгновение — Ксавье улыбнулся и бросился обратно, прямиком на Анку. Она упала на спину, придавленная к полу парнем, болезненно застонала, но через мгновение уже истошно завизжала — её руку в запястье рассёк топор. Кисть и предплечье отделились.
— А теперь не убивай её! — продолжила кричать Патрисия, когда справилась с приступом кашля.
Ксавье, кажется, был и не в силах её убить — он с ужасом взирал на отсечённую им конечность, отойдя на пару шагов. Но при этом он улыбался.
— Да, прикончу её я, — Уэнсдей встала, разминая затёкшие мышцы.
— Нет! — она в изумлении обернулась на Патрисию, которая кивала головой на Вещь, который встал на фаланги, как на колени. — Да, малыш, это всё ради тебя. У меня была эта информация, тогда как у Анки — нет, — француженка заулыбалась.
— Вы про что?..
— Есть способ, как избавить Кристофера от проклятия, которое он навлёк на себя по любви. Есть способ вернуть ему человеческую жизнь. И через какое-то время, через долгие года, дать спокойно умереть человеческой смертью.
Кажется, Вещь был на грани лишения
— Выбор за тобой, Кристофер. В магическое служение Аддамсам ты уже всё равно не вернёшься. Это невозможно.
Уэнсдей покачнулась и схватилась за решётку, чтоб не упасть. В груди бушевало нечто странное. Но очень тяжёлое…
— Ты этого хочешь, Вещь? — спросила она, и придаток взобрался к ней на плечо.
— Иногда я ощущаю усталость. И что мне делать рукой в служении у Торпов? Или если кто-то вновь захочет создать Идеального Брата? — рассказал жестами её верный друг, и Уэнсдей закинула голову назад.
Чтоб скрыть слёзы, которые непрошено рвались ей на глаза. Она не могла представить Вещь человеком. Не могла. Но маленькая конечность заслуживала счастья, которого не обрела при прошлой человеческой жизни. В конце концов, он, как и все, заслуживал смерти. От старости. В человеческом теле и с возможностью сказать последние слова вслух.
— Какое бы ты имя себе ни взял, ты для меня останешься Вещью, — произнесла хрипло Уэнсдей, не опуская головы.
— Я оставлю себе это имя, Уэнсдей Аддамс, — сказал придаток на азбуке Морзе.
— Ты должен подойти к руке Анки, а дальше всё произойдёт само, — рассказала Патрисия Торп, улыбаясь.
Вещь спрыгнул с плеча Уэнсдей, и она всё же проследила за ним взглядом, хотя и обнажила этим свои слёзы. Как можно быстрее она их стёрла, но, вероятно, чёрные разводы от потёкшей туши остались.
— Спасибо, — поблагодарил придаток француженку, поспешно распустил цепи на ней и скользнул через прутья решётки к орущему телу Анки.
Тогда в подземный зал вбежало бесчисленное множество людей во главе с Винсентом Торпом. За ним стояла нервная Энид, держащая наготове когти. Раз она не плакала — значит, её парень не помер.
Вещь припал запястьем к руке Анки Дюбуа. Она истошно завизжала, прежде чем замолчала, а тело начало трансформацию. Под взглядами учеников Невермора и некоторых полицейских тело девушки увеличивалось, разрывая украденную у Уэнсдей школьную униформу и трансформируясь в широкоплечего синеглазого мужчину, невысокого роста по современным меркам. Бледное лицо покрыла густая борода, а волосы отросли до подбородка. Только порванная по швам одежда портила его внешний вид. Если Вещь вернул себе облик самого себя, то в довольно молодые годы. Над бородой на лице виднелась кожа без морщин, а глаза смотрели по-детски весело.
Все Торпы одновременно подавились воздухом и схватились за грудь. Их глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Ксавье и его отец упали, кашляя и пытаясь восстановить дыхание. Уэнсдей ничего физически не ощущала. Только на душе соседствовали бесконечная тоска и чувство, что это правильно. Оно вызывало даже в её душе радость. Радость за члена своей семьи и духовного родственника, какую бы он там фамилию ни носил.
Когда Торпы отдышались, человек-Вещь произнёс свои первые слова:
— Охренеть… — Уэнсдей опустила взгляд: это точно был Вещь.