Призрачный мост Матиара
Шрифт:
Но к лисам приходили не только те, кто хотел повелевать временем. Жемчужный клан оборотней славился своими женщинами. Об их красоте и очаровании слагали легенды и песни. Поэты всех королевств и империй писали о них стихи и баллады. Лисицы были невероятно красивыми. Это был их дар и их проклятие. Оборотней часто убивали ради жён и дочерей. И в конце концов Жемчужных лис осталось совсем мало. В начале прошлого столетия от целого клана остался один небольшой посёлок. Другие лисы понимали угрозу, нависшую над Жемчужными, и защищали своих сородичей. Но для человеческой алчности и жажды власти нет непреодолимых препятствий. Жемчужных лис всё равно находили и отлавливали как диких животных. Мой прадед не стал исключением. Его первую жену похитил маг, ослеплённый красотой молодой женщины, а самого лиса, избитого, полуживого, бросили в лесу умирать. Калина а’Гриана случайно нашла моя прабабушка, тогда ещё совсем девочка. Оборотень был практически мёртв. Но она с родителями выходила его, вылечила. И через полгода Калин стал на ноги. Лис пытался вернуть жену, но возвращать уже было некого. Маг, опасаясь, что женщина перекинется и сбежит, надел на неё ограничитель, но не рассчитал мощность, и лисица погибла в первый же день плена. Прадед убил того мага, но разве месть могла вернуть
После этих слов Род тихо выругался, а Даниэль грустно улыбнулась:
— … Да, оборотни бессмертны, пока перекидываются. Трансформация не только заживляет раны и лечит болезни, она обновляет организм, не даёт ему стареть. Оборотень, переставший перекидываться, стареет и умирает как обычный человек. И лис принял такое решение. Выбирая между бесконечно долгой жизнью в одиночестве и тоске, наедине со своими мрачными воспоминаниями, и короткой человеческой жизнью в кругу любящих людей и друзей, он выбрал семью. Калин женился на той самой девочке, которая когда-то нашла его в лесу. К тому времени она уже выросла и превратилась в настоящую красавицу. Через год у них родился сын Патрик — мой дед. А через двадцать лет Калин с семьёй перебрался в Аврею-Десетру. Там прошла юность моего деда, там он встретил свою любовь и создал семью. Моя мама была его единственным ребёнком. Квартеронка, но красивая, как истинная лисица. К счастью, родители могли обеспечить ей покой и оградить от назойливых кавалеров. Когда девушка выросла, то вышла замуж за местного парня, которого знала с детства. Мой отец был хорошим человеком. Его семья владела небольшой фирмой по переработке древесины и после того, как дед отошёл от дел, именно отец стал директором лесопилки. Мы ни в чём не нуждались, жили, не зная горести и бед. Эта были самые лучшие годы в моей жизни. У меня были любящие родители, дедушки и бабушки. И прадедушка. Всё-таки лисья кровь защищала его от болезней и подарила долгий век. Но время беспощадно ко всем. Сначала в Грани ушли дед с бабкой по отцовской линии, потом из-за болезни ушла и вторая бабушка, потом дедушка Патрик. И прадед-лис стал жить с нами. Старенький, щуплый и белый как лунь, казалось, дунь ветер посильнее — и он улетит. Но Калин а’Гриан никогда не забывал, кем он был рождён. До последнего дня он держал спину прямой и не склонил голову ни перед кем. Я никогда не видела его в растрёпанном виде, никогда не слышала, чтобы он на кого-нибудь кричал… Именно в те годы рядом с ним я познавала мир. Прадед учил меня не только музыке, языкам и истории, он учил меня жить в гармонии с собой и с окружающим миром. Учил ценить время. Лис, который мог его остановить… Он говорил, что каждую минуту своей жизни надо не просто проживать, её надо смаковать. Что нельзя пережить одно и то же событие дважды, испытать одно и то же чувство ещё раз. Нельзя любить двух людей одинаково. Можно каждый день улыбаться одному и тому же человеку, и каждый раз улыбка будет разной. Жизнь вообще любит единственное число…
На губах девушки порхала лёгкая, светлая улыбка.
— … А потом не стало и прадедушки Калина. Но в детстве как-то легче примириться с потерей близких, не задаёшься вопросом: почему, за что. Просто привыкаешь жить без них… Постепенно в наш дом вернулось веселье, мама убрала чёрную вуаль в шкаф, вновь улыбалась, а по вечерам играла отцу на скрипке и меня заставляла.
— Ты умеешь играть?
— Да, умею, — Даниэль вздохнула. — Детство у меня было насыщенное. Как же иначе?! Единственный ребёнок у родителей, единственная внучка и правнучка. Каждый из моих близких считал своим долгом внести вклад в моё воспитание: кто-то настоял на игре на скрипке, кто-то на занятиях рисованием… Если бы не отец, своей заботой дедушки и бабушки меня совсем замучили бы. Папа забрал меня из школы гимнастики, которую я терпеть не могла, разрешил бросить уроки рисования. Сказал заниматься только тем, что нравится мне самой. С ним не решился спорить никто. Отца уважали и побаивались не только в нашем доме, но и в городе, он был очень большим и сильным, часто щурился, а все почему-то думали, что он хмурится и злится. На самом деле папа был необыкновенно добрым. Мы с мамой его обожали. В нашем доме было светло и радостно, были смех, счастье и любовь… Но однажды всё изменилось.
Грудень (декабрь — Прим. авт.) в тот год выдался тёплым, снег выпал поздно. Наш мэр — Ричард Барнс — с друзьями отправился на зимнюю охоту. Отца тоже пригласили, как-никак он — хозяин лесопилки и вносил определённый вклад в местную казну. Папа не любил такие забавы. Он хотел получить выгодный заказ и надеялся, что на охоте, в неформальной обстановке сможет поговорить с возможным заказчиком, убедит его подписать контракт. Но не успел… В лесу люди столкнулись с медведем-шатуном. Отец спас этих «охотников», а сам погиб. Мне тогда даже не исполнилось семнадцать. Были пышные похороны, а я смотрела на тело отца и не верила, что это он. Иногда мне кажется, лучше бы его хоронили в закрытом гробу. Я бы помнила его живым, красивым, сильным. А так… Вы видели когда-нибудь жертву разъярённого медведя?.. Сломанная кукла, собранная по деталям… — Даня устало посмотрела на притихших друзей. — Мэр оплатил похороны, сам был на церемонии, красиво говорил, благодарил, восторгался его мужеством. В тот день многие говорили красиво, даже очередь была среди желающих выступить, потом все они разлетелись. А в опустевшем доме остались мама, я и наше горе…
Барнс прилетел через несколько дней, спрашивал, нужна ли нам помощь, просил обращаться в любое время. Мы сначала думали, что его гложет вина за случившееся, ведь отец заслонил его, но оказалось дело в другом. Мэру понравилась мама. Он начал прилетать каждый день, говорил комплименты, дарил подарки, деньги предлагал, якобы хочет помочь вдове. Однажды я увидела, как лорд Барнс держит её за руки и о чём-то буквально молит. Мама выгнала его, запретила появляться в нашем доме. А через неделю начались неприятности на лесопилке. Это потом я узнала, что всё устроил наш мэр: думал, что несчастная вдова,
Это случилось в начале страдника (июль — Прим. авт.). Мэр прилетел после обеда и вызвал маму на разговор. Лорд Барнс был не один, а с хорошим знакомым отца, его давним партнёром по бизнесу, единственным, кто не отказался от нас, поэтому его и впустили в дом. Но потом этот… друг вышел из гостиной и меня забрал под благовидным предлогом. А когда я опомнилась и захотела вернуться, то дом оказался заперт. Я побежала под окна гостиной, чтобы помочь… хотя бы услышать, о чём они будут говорить. Я услышала, — Даниэль горько засмеялась. — Мэр сказал, что я очень похожа на маму, красавица и уже достаточно взрослая. Он предложил маме выбор: или она становится его любовницей… или я.
— Бл…! — не выдержал Егор, откидываясь на стуле.
— … Барнс расписывал маме, какая я умница и воспитанная девочка, как меня хвалят учителя, и что школу я закончу с отличием… Что я достойна учиться в лучшем учебном заведении королевства. И он всё это сделает для меня, если она согласится… Я хотела закричать, чтобы она не соглашалась, но папин партнёр закрыл мне рот и держал, чтобы я не вмешивалась… Я слышала мамино «да». Это было хуже удара! А знакомый отца сказал, что так будет лучше. Что все женщины терпят и мама потерпит ради фирмы и ради меня. Что отцу в Гранях уже всё равно, а нам надо как-то жить…
Девушка ненадолго замолчала, а мужчины боялись пошевелиться, слушая её. На кухне стояла мёртвая тишина.
— … Мама согласилась, но при одном условии: мэр поклялся не трогать меня даже пальцем и защищать от других мужчин. Он согласился с ходу. Я сидела, словно громом оглушённая, а Барнс уже потащил её на второй этаж… Когда он улетел, я смогла войти в дом. Дверь в спальню была приоткрыта. Мама сидела перед зеркалом… раздетая, растрепанная и плакала… рыдала навзрыд, проклиная свою красоту. Я подошла, чтобы утешить, а она оттолкнула меня, стала кричать, чтобы я убиралась из комнаты, чтобы не смотрела… — голос Даниэль сорвался. — Так моя мама стала любовницей, шлюхой, продажной сукой… Как её только не называли за эти два года! Жена мэра, обвиняя её в неверности мужа, изводила нас как могла, настроила против всех друзей и знакомых. Провинция, несмотря на своё мягкое пастельное очарование, уют маленьких домиков и цветущих веранд, — страшная вещь. Там законы условны, а правда никому не нужна. Там всё решают связи и знакомства. Что мы могли сделать против городской верхушки? Ничего!.. Мы стали изгоями. Два года я почти не выходила из дома. Не так просто переносить людское осуждение, как кажется, особенно когда ты ни в чём не виноват. Меня затравили в школе. Пришлось перейти на домашнее обучение. Лорд Барнс всё оплатил, — Даниэль помолчала немного, собираясь с силами. — Мама тогда сказала, что если продавать себя, то дорого. А я знала, что она терпит его из-за меня. Не из-за лесопилки, не из-за денег. Она боялась за меня! Она стала шлюхой, чтобы ею не стала я! Я знала это! Знала! И ничего не сделала! Сидела в своей комнате по вечерам и носа не показывала, зная, чем они занимаются в спальне. Не могла смотреть на неё по утрам… Нет-нет! Вы не подумайте! Я не ненавидела её! Я ненавидела себя, потому что знала, что если бы не она, это я сидела бы с тёмными кругами под глазами, с мерзкими засосами и опухшими, искусанными губами! И я… я радовалась, что не я… что не меня… — звенящий голос всё-таки сорвался на судорожный всхлип.
Девушка сжалась комком оголённых нервов, готовая к разочарованию и осуждению со стороны друзей. Но те молчали, приходя в себя после услышанного.
— Что ты могла сделать против зрелого мужчины? Против мага? — наконец выплюнул Род и сжал кулаки. — Твоя мать защищала тебя как могла. После смерти отца другого защитника у вас не было. Клан лис не стал бы помогать полукровкам. А люди… это люди.
Даниэль смахнула слёзы:
— Я мечтала, что получу аттестат и улечу из Верты, чтобы ничего не видеть и не знать. Это трусость и малодушие, и это не делает мне чести, я знаю… Я хотела сбежать, но не вышло. Зимой к нам в город прилетел Арне Олсен, сын королевского советника. Не знаю, как его к нам занесло и где он меня увидел: я из дома практически и не выходила. Но с того дня мне не стало житья. То, что пережила моя мать два года назад, начало происходить со мной. Докучливые ухаживания, намёки, преследования… И самое страшное — я знала, чем это закончится! Что сколько бы я ни бегала, однажды меня тоже припрут к стенке, и я скажу «да». К чести мэра, должна признать, что он пытался меня защитить: беседовал с лордом Олсеном, отговаривал, даже подсовывал ему других женщин. Но единственный сынок влиятельного папочки, любимчик короля, да к тому же новый прокурор города оказался ему не по зубам. Нанятые Олсеном маги, — колючий взгляд метнулся в сторону Егора, — похитили меня прямо из дома. Я очнулась в чужом, незнакомом месте, в комнате со странными светящимися прутьями по периметру… В клетке.
Даниэль замолчала, собираясь с духом. А Род с Егором перестали дышать, боясь услышать страшное.
— … Я не могла пошевелиться, а лорд Олсен стоял рядом. У него были такие безумные глаза. Иногда я вижу их в своих кошмарах…
— Дань, хватит! Если не хочешь, не говори, — выдохнул Род. — Не мучай себя!
— Да уже и рассказывать нечего, — безжизненно улыбнулась девушка. — В какой-то момент в дверях спальни появился Ричард Барнс, оглушил Олсена и забрал меня. Мэр сказал, что лорд — сильный маг, сильнее его, и он с ним не справится. Что мой единственный шанс избежать постели Олсена — бежать из города. Это Барнс зачаровал золотой обруч прадеда, сделав из него амулет Муи. Мне дали поддельную асобу на имя Дана Реверди, деньги и отправили в Виридию. Лорд Барнс запретил писать, звонить, сказал, что иначе Арне Олсен найдёт меня. Он заблокировал все мои странички в соцсетях, старый номер гилайона и дал адрес своего друга детства и хозяина маленького кафе…