Призрачный волкодав
Шрифт:
Отис Клайн
Призрачный волкодав
1
Доктор Дорп с неохотой отложил рукопись, над которой работал, закрыл и положил в карман авторучку, а затем поднялся навстречу посетителям.
Он был явно раздражён этим, уже третьим за сегодняшний день, вмешательством в его работу, но раздражение на его лице сменилось приветливой улыбкой, когда он увидел громоздкую фигуру, появившуюся в дверном проёме. Он узнал Гарри Хойна из детективного агентства «Хойн», коренастого мужчину с красным лицом, седые волосы и усы которого
Сопровождавший его худощавый, сутулый человек был совершенно незнаком доктору. У него была бледная кожа, ястребиные черты лица, маленькие змеиные глазки, странно поблёскивавшие в глубоких глазницах, и длинные костлявые пальцы, напоминавшие птичьи когти.
— Здравствуйте, док, — добродушно прогудел детектив, пожимая руку хозяина своей огромной мускулистой лапищей. — Познакомьтесь, это мистер Рицкий.
Доктор почувствовал холод, когда пожал незнакомцу руку, как бы подтверждая знакомство. Был ли причиной этого ощущения контраст между этими холодными пальцами и сильными тёплыми пальцами детектива? Он не знал, но почему-то инстинктивно невзлюбил мистера Рицкого.
— У меня для вас странное дело, док, — сказал Хойн, беря предложенную сигару и зажав её зубами, так и не раскурив. — Просто ваша специальность — призраки и всё такое. Я сказал мистеру Рицкому, что вы единственный человек, который сможет разгадать эту тайну. Я был у него дома вчера вечером, и эта штука меня поразила— слишком невещественная, слишком, чёрт возьми, неуловимо нереальная. И всё же я готов поклясться, что там что-то было. Я слышал что-то, но оно ушло и не оставило следов. Когда дело доходит до отпечатков пальцев и тому подобного, вы знаете, я не совсем тупица, но должен признать, что это, чем бы оно ни было, совершенно сбило меня с толку.
Рицкий отказался от сигары, сказав, что не смеет курить из-за проблем с сердцем. Доктор тщательно выбрал одну, тщательно раскурил её, с наслаждением затянулся и откинулся на спинку кресла с выражением нетерпеливого предвкушения в глазах.
— Что же произошло прошлой ночью? — спросил он.
— Наверное, лучше начать с самого начала, — сказал Хойн. — Видите ли, с этим делом связана целая история, и мистер Рицкий сможет рассказать её лучше, чем я. Не бойтесь выложить ему всё начистоту, мистер Рицкий. Доктор знает всё о таких вещах — даже написал о них книгу. Постойте… как называлась эта книга, док?
— «Исследования феномена материализации».
— Точно! Никак не могу запомнить название. В любом случае, мистер Рицкий, расскажите ему свою историю и задайте все интересующие вас вопросы. Он главный специалист по таким делам.
Рицкий некоторое время изучал свои похожие на когти руки, сжимая и разжимая костлявые пальцы. Внезапно он поднял глаза.
— А у животных есть бессмертные души? — с тревогой спросил он.
— Боюсь, вы сильно переоценили меня, как регистратора научных фактов, — ответил доктор, слегка улыбнувшись. — Честно говоря, я не знаю. Я не думаю, что кто-то знает. Большинство людей думают, что не знают, и я склоняюсь к этому мнению.
— Значит, такого явления, как призрак… собаки быть не может?
— Я бы так не сказал. Нет ничего невозможного. Как сказал Шекспир: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». Однако я бы счёл материализацию бестелесного
— Но если бы вы увидели это собственными глазами…
— Я, вероятно, был бы склонен усомниться в свидетельствах своих органов чувств. Вы его видели?
— Видел ли я его? — простонал Рицкий. — Боже правый, я бы отдал всё до последнего цента, чтобы избавиться от этой штуки! В течение двух лет он превращал мои ночи в ад! Из совершенно здорового, нормального человека я превратился в физическую развалину. Иногда мне кажется, что я теряю рассудок. Если это не остановить, то я либо умру, либо сойду с ума.
Он закрыл лицо руками.
— Это очень странно, — сказал доктор. — Вы говорите, что видение впервые побеспокоило вас два года назад?
— Не в его нынешнем виде. Но, тем не менее, оно было там. Впервые я увидел его вскоре после того, как убил ту проклятую собаку. Через месяц, если быть точным. Я застрелил её двадцать первого августа, и он, или оно, или что-то ещё, вернулось, чтобы преследовать меня двадцать первого сентября.
— Как живо я помню впечатления от той первой ночи ужаса! Как я пытался на следующий день убедить себя, что это был всего лишь сон, что такого не может быть. Я лёг спать в одиннадцать часов и был разбужен от крепкого сна где-то между часом и двумя ночи жалобным тявканьем собаки. Поскольку собак в моём доме не было, можете представить моё удивление.
— Я уже собирался встать, когда моё внимание привлекло нечто, расположенное прямо у изножья моей кровати. В тусклом свете оно казалось серовато-белым и очень напоминало голову и висячие уши собаки. Я с ужасом заметил, что оно медленно приближается ко мне, и был на время парализован от страха, когда оно издало низкое, утробное рычание.
— Напрягая все свои мускулы неимоверным усилием воли, я вскочил с кровати и включил свет. В воздухе, где, как я видел, летала эта штука, ничего не было. Дверь была заперта, а окна закрыты шторами. Как я выяснил после тщательного обыска, в комнате не было ничего необычного. Озадаченный, я обыскал весь дом сверху донизу, но не нашёл ни следа того, что бы это ни было, что издавало эти звуки.
— С того дня и по сей день я ни разу не клал голову на подушку с чувством безопасности. Сначала оно посещало меня с интервалами примерно в неделю. Постепенно эти интервалы начали сокращаться, пока оно не стало приходить каждую ночь. По мере того, как его визиты становились всё более частыми, видение, казалось, росло. Сначала у него выросло маленькое тельце, как у терьера, совершенно непропорциональное огромной голове. С каждой ночью это тельце становилось немного больше, пока не приобрело полноценные пропорции русского волкодава. Недавно оно пыталось напасть на меня, но я как всегда остановил его, включив свет.
— Вы уверены, что всё это вам не приснилось? — спросил доктор.
— Разве может кто-то другой услышать мой сон? — возразил Рицкий. — Из-за этих звуков у нас остался только один слуга. Все, за исключением нашей домработницы, которая совершенно глуха, слышали шум и в результате покинули нас.
— Кто живёт в вашем доме?
— Кроме домработницы и меня, в доме есть только моя племянница, находящаяся на моём попечении — девочка двенадцати лет.
— Она слышала шум?
— Она никогда не упоминала о нём.