Призрак бомбея
Шрифт:
Но едва Савита в своем блестящем сари напоминала о долге перед семьей, он чувствовал себя не в своей тарелке. Перебарывая смущение, Джагиндер избегал любых разговоров или сводил их к чисто деловым вопросам, ловя на себе беспощадный взгляд Савиты при малейшей оплошности. Вот и теперь он стоял пень пнем, а Савита оглашала длинную череду наставлений.
— И заруби уже себе на носу: не болтать лишнего.
— Я и так никогда не болтаю лишнего.
— А помнишь, на вечере у Нараяна? — фыркнула Савита. — Ты сказал моей подруге Мам-те, что Нимиш не интересуется судоразделкой?
— Но это же чистая правда! —
— Правда? — вскинулась Савита на отражение мужа в зеркале. — С каких пор это стало так важно? Что скажут люди, если узнают, что Нимиша не волнует семейный бизнес?
Она представила, как Мумта радостно пересказывает пикантную новость подругам, досочиняя нелепые подробности, чтобы опустить Савиту в еженедельном рейтинге «самой первоклассной жизни».
— Ну и что с того? Рано или поздно ему придется смириться с судьбой. А мы ему вправим мозги.
— Ты не понимаешь, — сказала Савита, задетая его словами. Она знала по горькому опыту, что победить в этой схватке нельзя: Джагиндер нападал на нее, а она лишь дрожала, обливаясь слезами. Защититься можно только одним способом — отказать мужу в садистском удовольствии. — Я все сказала. И нечего тут больше обсуждать.
— А по-моему, есть! — заорал Джагиндер, который только входил во вкус. Муж потянулся всем телом, и шея хрустнула в трех местах. Стресс уже прошел, в паху запульсировала кровь.
Савита молчала и сосредоточенно приклеивала на лоб биндис драгоценным камнем.
— Мне начхать, что себе думают эти твои долбаные подружки! — Джагиндер вернулся к началу. — Тебе что, заняться больше нечем?
Савита полюбовалась бинди, но затем передумала и приклеила его среди россыпи красных кружочков, экземой усеявших зеркало.
— Отвечай!
Но Савита молчала. В этом раунде она, черт возьми, победила.
Джагиндер направился к «мерседесу», который Тулу любовно отполировал и загнал обратно в гараж, чтобы не нагревался на солнце. Из багажника Джагиндер достал бутылку выдержанного «Джонни Уокера» и перед уходом ужаснулся, в каком убожестве живет шофер. Джутовая койка, бельевая веревка да рекламный плакат обувного крема «вишневый цвет»: два котенка, желтый и голубоватый, удобно расположились в паре блестящих черных ботинок. Внизу слоган: «Комфорт для обуви».
Джагиндер с минуту разглядывал плакат и заинтересовался, где же Гулу проводит выходной, который регулярно берет раз в две недели. Возвращаясь поздно вечером, шофер напевал мелодию из какого-нибудь фильма и с важным видом открывал калитку. «Алкаш из низшей касты, — подумал Джагиндер и скривился в отвращении. — Небось снимает шлюх на Фолкленд-роуд».
— Сахиб?
— Ой, Гулу! — Джагиндер обернулся и увидел в дверях шофера. — Выпьешь?
— Нет, сахиб, не велено, — почтительно произнес Гулу.
Джагиндер быстро глянул на него, глотнул и проворно засунул бутылку обратно в багажник.
«Как же все изменилось», — думай он, расхаживая по аллее и поджидая семью. Обед по случаю помолвки устроили в «Тадже» — самом роскошном отеле Бомбея. Он был построен в 1903 году, постояльцам предлагались турецкие бани, электрическая прачечная и даже штатный врач. Много лет назад Джагиндер с Савитой отпраздновали здесь
110
Врата Индии — триумфальная арка на набережной Бомбея — первое, что видели путешественники, прибывающие в город по морю. Строительство по проекту Дж. Виттета было завершено в 1924 г.
Когда он впервые увидел ее, она была прекрасна и беззащитна, словно крошечная нектарница. Она порхала между людьми, лучезарное оперение сверкало, а в драгоценностях отсвечивало солнце. В тот день Джагиндер поклялся: что бы ни случилось, он будет всегда ее оберегать.
И в кого они теперь превратились?
Он стал для нее самым свирепым тираном.
«Когда же это произошло?» — спрашивал себя Джагиндер, хотя прекрасно знал ответ. После смерти дочери в их отношения вкрался стыд: как в американском кино, где длинные диалоги нагнетают напряженность. Оба бездумно следовали сценарию и, позабыв обо всем, жестоко обижали друг друга. Наконец мизансцена поменялась, первоначальное возбуждение прошло, и они неожиданно оказались совсем в другом кинотеатре… Джагиндер вздохнул.
Савита вышла в аллею, щелкая вечерним ридикюлем.
— Хорошо… выглядишь, — выдавил из себя Джагиндер.
На долю секунды Савита замедлила шаг и потупилась.
Остальная родня уже собралась в тени, и каждый погрузился в свои мысли. Маджи беспокоила головная боль Мизинчика, что началась вскоре после поноса, и бабка решила все же вызвать доктора М. М. Айера — пусть пропишет таблетки в обертке из фольги. Туфан стоял у дверцы автомобиля, воинственно скрестив руки: Парвати в конце концов пришла к нему в комнату и, грозно завязав дупаттусзади, чтобы освободить руки, силой его одела. Дхир куксился в своей кремовой куртеи коричневой жилетке, а Нимиш углубился в книжку «Снова об Индии».
— А где Мизинчик? — спросил Туфан.
— Нездоровится ей, — ответила Маджи. — Пусть посидит дома.
Во взорах всех четверых вспыхнуло возмущение.
«Так нечестно!» Близнецы понимающе переглянулись. Маджи всегда обходилась с Мизинчиком по-особому.
«Что она затевает?» — холодно подумала Савита, подкрашивая губы.
«Как я сам не додумался?» Джагиндер разозлился, что племянница его объегорила.
— М-м-м, — вдруг сказал он, вынашивая планы побега, — чуть не забыл — мне же надо заскочить на завод.
— Не смей так со мной… — начала Савита дрогнувшим голосом.
— Это ведь в двух шагах от «Таджа», — парировал Джагиндер, — там и встретимся. Какие, на хрен, проблемы?
— Дети, чало [111] , садитесь в машину, — велела Маджи.
— Они же тебя ждут, — сказала Савита, и взгляд ее посуровел.
— Аккурат к обеду поспею. А ты пока заболтаешь их…
— Ну и проваливай! — сорвалась на визг Савита.
111
Давайте