Призрак бомбея
Шрифт:
Шухер затолкал завсегдатая в такси. Оказавшись в безопасности, тот широко ухмыльнулся посетителям, выглядывавшим в дверь. Тем временем публика оживилась.
— Ну и хитрец! — усмехнулись пьянчуги и заказали еще выпивки на всех. — Старая песня.
— У него просто планка упала, — сказал дружок завсегдатая и засунул карты в нагрудный карман. — Завтра же вернется, как пить дать.
Даже Рози не сдержала улыбки. Мари мигом принесла чанну,дерзко выгибая бедра. Джонни снова скрылся в подсобке и с излишними, выдуманными подробностями рассказал о своих подвигах младшему брату.
Джагиндер
Друзья завсегдатая переглянулись, но одобрительно крякнули. Джагиндер заказал выпивку на всех, искоса поглядывая на Мари. Она вся трепетала, резко отличаясь этим как от чопорной Савиты, так и от властной, сдержанной Маджи. «Моя дочка, — подумал он, — могла бы наполнить наш дом такой же теплотой и юным задором».
148
Сингдана — арахис.
Ему страстно хотелось дотронуться до нее, вкусить беззаботной энергии этой лучезарной молодости.
Мари подошла к их столику, и рука Джагиндера невольно потянулась к ее стройной талии. Касаться другой женщины, да еще и незамужней девушки, — кощунство, но он обязательно это сделает. В глубине души что-то его подстегнуло — желание наказать себя за гибель ребенка и разлад в семье.
Он жаждал спасения и в то же время возмездия.
Рози оттолкнула его руку.
— Совсем стыд потерял? — рявкнула она.
Публика затихла, осуждающие взгляды словно спрашивали: «Кто эта важная-преважная шишка? Зачем он пришел сюда, нам мешать?»
Джагиндер отпрянул, будто его ударили по лицу: «Господи, что на меня нашло?»
Мари скромно улыбнулась, взволнованная тем, что привлекла внимание столь богатого сахиба.
Джонни схватил его за шкирку и вышвырнул на улицу.
— Салам, сахиб! — съязвил он и с гордым видом вошел обратно.
— Она ж тебе в дочки годится! — крикнула Рози в дверной проем.
Никаких комичных сцен, как с завсегдатаем, а лишь холодная, резкая отповедь. Ему здесь никто не рад. Не место здесь ему.
— Нет у меня дочери, нет, — выкрикнул Джагиндер, растянувшись на мокром тротуаре.
И он наконец оплакал свою утрату.
Во внезапной темноте Савита не поверила своим глазам: что же там было в зеркале? Она медленно подняла палец и потрогала влагу вокруг соска. Поднесла палец к носу и вдохнула хорошо знакомый приятный запах. Груди пронзила назойливая боль. Савита вновь обхватила их, изумленная их полнотой. Затем, приложив палец к губам, попробовала его на вкус. И тогда она поняла. С негромким вскриком Савита рухнула на трюмо. Невероятно: через тринадцать лет после рождения последнего ребенка ее груди вновь налились молоком.
Муссоны не только воскресили выжженную землю, но и наполнили чудесами жизнь ее истомившихся обитателей. В тот год, едва разверзлись хляби небесные, их посулы показались еще желаннее. Дхир и Туфан плясали под благодатным дождем, пока Кунтал не уложила их в постель, изрядно снабдив шоколадом. А Нимиш остался снаружи, у стены, и ждал появления Милочки.
Джагиндер прокладывал дорогу
Спичечные головки размякли и отсырели, нечем было зажечь свечи, и дом погрузился во тьму. В гараже Кандж и Парвати сплелись на своей кровати, и вспышки молний озаряли их страстно извивавшиеся тела. Завтра утром повар добавит в халву для пуджипобольше сахара, как и обещал. Ведь ливень разразился в тот самый миг, когда он подавал ужин. Нетронутые тарелки и холодный рис так и остались на столе. Каким-то чудом никто не заметил, что карри водянистое.
Незамеченным прошло и еще одно чудесное событие.
Из-за грохочущей грозы и ливня не заперли вовремя засов. После захода солнца запретная дверь со скрипом отворилась и открылась брешь.
Призрак младенца впервые отважился выйти из ванной, и его серебристая грива оставила сверкающий влажный шлейф — прекрасный и фосфоресцирующий, как лунный свет.
Тамаринд под дождем
Маджи и Мизинчик вернулись в уже преображенный Бомбей.
С передней веранды Мизинчик наблюдала, как дожди обольщают город, точно лживый любовник: люди на улицах кричали от радости и внезапно пускались в пляс, хотя вокруг явственно воняло гниющей канализацией.
Утром начался новый учебный год, и девочки пришли в розовых плащах, а мальчики — в плащах цвета хаки, причем те и другие в британских резиновых сапогах. Дождь приятно стучал по опаленной земле, девушки пели на улице и бешено кружились, взявшись за руки, и длинные косы со свистом рассекали сырой воздух.
Маджи с благодарностью вспоминала любимого мужа, как он возил ее смотреть кино, которое всю жизнь упорно называл «биоскопом», и как они вдвоем ехали в закрытом конном экипаже. Тогда они были молоды. Оманандлал щеголял в шелковой рубашке с четырьмя золотыми пуговицами, а рядом гордо сидела она, покрыв голову паллу,и в носу у нее поблескивал бриллиантовый гвоздик. Маджи и Оманандлал были очень красивой парой, когда в самый разгар муссонов подкатывали к кинотеатру в своих лучших нарядах.
Стук дождя неизбежно навевал эти бесценные воспоминания, по которым она тосковала весь остаток года. Маджи на краткий миг возвращалась в ту полноценную эпоху, когда были живы Оманандлал, Ямуна и младенец.
Выжженный город облегченно вздыхал, а бурная влага проникала во все жилища без разбора — от рогожных лачуг в трущобах до богато украшенных бунгало элиты, например в «Улей» и «Чащу», которые были первыми построены на Малабар-ском холме в 1825 году и позже критиковались за абсолютное несоответствие местному климату. Так и «Джунгли», бунгало Маджи, совсем не подходили для тропиков с их гнетущей влажностью, нестерпимым зноем, буйной зеленью и малярийными комарами. Хоть дом и оснастили современными кондиционерами, электричеством и новой черепичной крышей, он все равно покорился воле природы.