Призрак черного озера
Шрифт:
– Да я и не говорю, что ангелы, – Василий упрямо набычился. – Просто, Матюха, ты ведь сам знаешь – у нас народ простой, незатейливый, а здесь уж больно все хитро обставлено. Чувствуется, что профессионал работал. Опять же – разве наш человек оставил бы золото-серебро? Да нипочем! Наши мужики ради меди или латуни на что угодно готовы, у Прасковьи Коровиной из-за трех кастрюлек избу взломали, а тут два ящика драгметаллов брошено! Нет, тут кто-то другой работал!
– Так надо людей порасспрашивать – может, видели в последнее время посторонних… он ведь должен был где-то
– Вот и я про то же! – оживился Василий. – Там ведь, на другой стороне озера, санаторий. Может, там убийца и прятался?
– Да, в санаторий наведаться надо! – согласился Матвей. – Если даже убийца не там жил – так наверняка кто-то оттуда видел, что сегодня в лагере происходило.
На том и порешили и прямым ходом помчались в санаторий.
В окружении небольшой свиты император выехал на Поклонную гору и огляделся. Позади него, насколько хватало глаз, располагалась великая армия – старая гвардия, прошедшая с ним дороги войны, воевавшая в Тулоне и в Египте, нарядные ряды кавалерии, грозная пехота. Впрочем, Великая армия утратила часть былого величия – многие солдаты были оборваны и босы, множество раненых напоминало о недавнем тяжелом сражении возле одного русского селения, как оно называется… кажется, Бородино.
Но, голодные, оборванные, израненные, французские солдаты сияли, сотни глоток выкрикивали одно слово: Москва! Москва!
И впрямь перед ними раскинулся древний богатый город. Покоренный Великой армией, он лежал в страхе и ожидании. Тысячи церквей сверкали куполами и колокольнями, вдалеке виднелись стены Кремля.
– Вот я и в Москве! – проговорил император, с трудом преодолев охватившее его волнение. – Приведите бояр!
Он думал, что сейчас к нему приведут покорных вельмож с ключами от древней русской столицы, но прошел час, потом еще один – но депутация все не показывалась. Наконец подъехал один из офицеров свиты и смущенно доложил, что никаких бояр нет, Москва пуста, по улицам шляются только толпы пьяных и грабителей.
Помрачнев, император приказал пушечным выстрелом подать сигнал к движению авангардов армии.
Мюрат пошел к Дорогомиловской заставе, Понятовский – к Калужской, вице-король Евгений – к Пречистенке и Тверской. Вслед за авангардами, среди пыли и грохота, среди ржания и топота коней двинулись все корпуса.
Возле Дорогомиловской заставы император остановил коня и спешился. Он все еще верил, что к нему приведут городскую депутацию, и долго прохаживался у Камер-Коллежского вала, с нетерпением оглядывая город.
Депутация москвичей так и не появилась, и армия продолжила свое движение.
Император приказал войскам соблюдать строжайший порядок, коннице не слезать с коней и ни в коем случае не допускать грабежей. Сам он, так и не дождавшись депутации, решил не въезжать в город, а расположиться на постоялом дворе возле заставы.
Однако, несмотря на строгий приказ, французские солдаты, голодные, оборванные, многие даже босые, увидев брошенные купцами лавки, принялись за грабежи.
– Мы оборваны и голодны, – говорили они друг другу. –
Остановить их не было никакой возможности, и вскоре к этой вакханалии, не желая отставать от своих подчиненных, присоединились офицеры, а потом и генералы. Они не удовлетворялись едой и одеждой: захватив экипажи в каретном ряду, они наполняли их дорогой посудой, мехами и прочими ценностями.
Вскоре вся армия разбилась на бесчисленные неуправляемые шайки мародеров.
Вдруг, в самый разгар повальных грабежей, вспыхнул пожар в москательном ряду торгового квартала, а вскоре запылал уже весь Китай-город.
Однако пожары не остановили беспорядок, а только придали ему новое оживление: мародеры спешили разграбить город, пока все его богатства не уничтожил безжалостный огонь.
Узнав о бушующих в городе пожарах, император решил покинуть постоялый двор и в шесть часов утра третьего сентября вступил в Кремль.
Санаторий «Солнечный берег» занимал несколько одноэтажных деревянных домов, разбросанных среди соснового леса. В самом большом, первом корпусе располагались администрация и кабинеты врачей. Сюда-то и направились Матвей с участковым.
Увидев на пороге своего кабинета участкового, директор санатория Артур Иванович поднял голову от бумаг и изобразил на лице подобие улыбки:
– Какие люди! Василий Никитич, давно к нам не заглядывали! Случилось что?
– Случилось… – начал участковый, но Матвей ткнул его в бок, и он удержал чуть не сорвавшиеся слова, а вместо этого спросил: – А у вас в санатории ничего не случилось?
– То есть что конкретно вы имеете в виду? – осведомился директор.
В ожидании ответа он снял очки и начал протирать их салфеткой.
– Ну, я не знаю… – протянул Василий. – Может, ЧП какое-нибудь… или человек незнакомый появился…
– Насчет того чтобы появился – этого у нас не может быть, – отрезал Артур Иванович. – С этим у нас строго, все пациенты исключительно по документам, с направлениями лечебных учреждений. Вот, правда… впрочем, это вас, наверное, не заинтересует…
– Вы скажите, скажите! – оживился Василий. – Я уж сам решу, интересует или нет!..
– Да вот один человек от нас неожиданно уехал… – сообщил директор неуверенно.
– Когда?! – в один голос выпалили Василий и Матвей.
– Сегодня утром.
Приятели переглянулись.
– Он, наверняка он! – проговорил Матвей.
– Что за человек? – осведомился участковый.
– Одну минуточку… – директор санатория открыл толстую папку и прочитал: – Кукушкин Михаил Борисович… панкреатит, холецистит, хронический гастрит и еще тут кое-что поскромнее…
– Что это вы такое говорите? – удивленно переспросил Матвей. – Что за слова иностранные?
– Ох, молодой человек, – вздохнул директор. – Могу вам только позавидовать, если вам такие слова незнакомы! Это болезни, которыми страдал господин Кукушкин!