Призрак Гидеона Уайза

Честертон Гилберт Кийт

— Благодарю вас, мистер Бирн. Мне осталось только напомнить, что у нас все готово, — в этом отношении мистер Элайас был прав. Завтра до полудня полиция его арестует, я же представлю улики, так что к вечеру, думаю, вся троица окажется за решеткой. Как вам известно, я пытался этого избежать. Вот и все, джентльмены.

Однако мистер Джейкоб П. Стейн наутро не представил полиции никаких улик по причине, которая не так уж редко обрывает деятельность столь же неуемных людей. Причина заключалась в том, что его уже не было в живых. Замыслам его не суждено было осуществиться; Бирн понял это, когда развернул утреннюю газету и прочитал набранный огромными буквами заголовок: «УЖАСНОЕ ТРОЙНОЕ УБИЙСТВО: ТРИ МИЛЛИОНЕРА ГИБНУТ ЗА ОДНУ НОЧЬ». Ниже следовали другие фразы, обильно

уснащенные восклицательными знаками; их набрали самым мелким из имевшихся шрифтов, что должно было символизировать особую таинственность происшествия: дело в том, что миллионеры были убиты одновременно, но в трех разных местах. Стейн погиб в своей роскошной загородной вилле, на сотни миль удаленной от побережья; Уайз — близ своего маленького коттеджа на берегу моря, где этот ценитель простых радостей жизни так любил вдыхать свежий соленый воздух; старик же Гэллоп — в лесной чаще неподалеку от ворот его загородной резиденции в другом конце округа. Смерть каждого, без всяких сомнений, была насильственной. Тело Гэллопа нашли только на следующий день — его труп висел среди сломанных сучьев в небольшом овражке, куда, очевидно, был сброшен сверху, после чего наткнулся на частокол ветвей, как бизон — на копья. Уайза же, по всей видимости, столкнули с обрыва в море; старик отчаянно сопротивлялся, на что указывали следы его башмаков у края скалы, то отчетливые, то смазанные. Символом же разыгравшейся трагедии могла служить широкополая соломенная шляпа миллионера, покачивавшаяся на волнах и хорошо заметная сверху, со скалистого берега. Труп Стейна также долго не могли найти, но вот наконец едва заметный кровавый след привел тех, кто занимался поисками, к бассейну в древнеримском стиле, который Стейн в свое время приказал соорудить посреди сада. Этот человек, обнаруженный без малейших признаков жизни, имел пытливый, устремленный в будущее ум, что не мешало ему быть большим ценителем античности.

Какие бы мысли ни роились в голове у Бирна, он вынужден был признать: улики почти отсутствовали, да и подозреваемые — тоже. Отсутствие мотивов убийства бросалось в глаза. Не мог же этот бледный юноша-пацифист, Генри Хорн, расправиться с человеком, как мясник — с быком! На других двоих богохульника Джейка и даже на ироничного еврея Элайаса еще можно было подумать: Бирну казалось, что эти способны на все. Полицейские, которым активно помогал не кто иной, как наш таинственный знакомец мистер Нейрс, человек с моноклем, дали фактам похожую оценку. Они понимали: при сложившемся положении революционеров-заговорщиков нельзя арестовать и отдать под суд — отсутствие улик привело бы к их неминуемому оправданию, а это было бы уже полным фиаско. Хитроумный Нейрс зашел с другой стороны: с видимой приветливостью он пригласил заговорщиков посовещаться и попросил в интересах справедливости высказаться, что они думают о случившемся. Расследование началось в ближайшем из мест происшествия, а именно — в коттедже Гидеона Уайза.

Бирн также был приглашен и застал странную сцену, напоминавшую то ли вечерний прием в посольстве, то ли допрос важной персоны, когда прямые вопросы не задают, ограничиваясь намеками. К удивлению репортера, среди разношерстной компании, расположившейся вокруг стола в коттедже на морском берегу, он заметил и плотную фигуру чуть ли не с совиной головой. Это был патер Браун, хотя то, что он имеет какое-то отношение к делу, обнаружилось позднее. Был здесь и молодой Поттер, секретарь покойного Уайза, и его присутствие казалось более естественным, хотя поведению естественности недоставало. В доме, где все они собрались, ранее бывал только он один, так что с некоторой долей злой иронии можно было сказать, что он здесь за хозяина; однако помочь следствию словом или делом он не смог или не захотел. На его круглом курносом лице читалась скорее озабоченность, чем печаль.

Джейк Хокет, как обычно, переговорил всех. От таких, как он, трудно ожидать продуманной версии, призванной вывести его и его друзей из-под подозрения. Юный Хорн, натура более утонченная, пытался приструнить Джейка, когда тот принялся крыть последними словами

убитых противников, — ему ничего не стоило в любую минуту обрушиться не только на врагов, но и на друзей. Пройдясь по поводу покойного Гидеона Уайза выражениями, далекими от официального некролога, он тем самым облегчил душу. Элайас в это время сидел без движения и казался невозмутимым, хотя, что выражали его глаза за стеклами очков, осталось неизвестным.

— Похоже, бесполезно объяснять вам, мистер Хокет, что ваши речи совершенно непристойны, — ледяным тоном произнес Нейрс. — Но, может быть, вас проймет хотя бы то, что по сути они для вас опасны: вы практически признаете, что ненавидели покойного.

— А-а, за решетку хотите меня упрятать, да? — ухмыльнулся любитель поговорить. — Ну-ну. Только вам придется соорудить большущую тюрьму знаете, сколько миллионов бедняков ненавидели Уайза, да не просто так, а за дело? И ведь я не вру, вы сами прекрасно это понимаете.

Нейрс ничего не ответил; все молчали, пока Элайас не заговорил, слегка шепелявя и растягивая гласные:

— Эта дискуссия, на мой взгляд, совершенно бесплодна и ничего не дает ни нам, ни вам. Нас пригласили сюда либо затем, чтобы запросить у нас определенные сведения, либо вообще чтобы подвергнуть перекрестному допросу. Если вы способны нам поверить, знайте: никакой информацией мы не располагаем. Если же не способны, скажите, в чем нас обвиняют. Против нас нет и не может быть ни тени улик — мы имеем отношение к этим убийствам не больше, чем к гибели Юлия Цезаря. Задержать нас вы не рискнете, хотя и вряд ли нам верите. Так зачем мы здесь собрались?

Элайас встал и принялся неторопливо застегивать свой плащ; его приятели сделали то же самое. Когда они подошли к двери, юный Хорн повернулся, обратив к дознавателям свое бледное лицо фанатика.

— Мне хотелось бы еще упомянуть, что я всю войну просидел в вонючей тюрьме, — сказал он. — И все потому, что не хотел никого убивать.

Все трое вышли; остальные мрачно переглянулись.

— Ну, с их стороны это, конечно, отступление, но не похоже, что для нас то победа, — заметил отец Браун.

— Мне все равно, — заявил Нейрс, — если не считать того, что бездельник и богохульник Хокет выругал меня последними словами. Хорн, во всяком случае, человек воспитанный. Что бы они ни болтали, я готов поклясться: они знают, в чем тут дело. Каждый из них знает или почти каждый. Да они этого особенно не скрывали. И к тому же зубоскалили, зная, что у нас нет доказательств, а есть одна лишь уверенность в своей правоте. Вы согласны со мной, святой отец?

Тот, к кому был обращен этот вопрос, посмотрел на Нейрса рассеянно, как будто пытаясь собраться с мыслями.

— По правде говоря, — наконец начал он, — я почти не сомневаюсь, что один человек из этих троих знает больше, чем говорит. Но, на мой взгляд, правильнее будет пока умолчать о том, кого я имею в виду.

Нейрс устремил на маленького священника столь пронзительный взгляд, что выронил монокль.

— Пока мы с вами просто беседуем, — отчеканил он. — Но, думаю, вы знаете: на более поздних этапах расследования сокрытие информации поставит вас в трудное положение.

— Ну, сейчас, по крайней мере, положение мое очень простое: я представляю интересы моего друга мистера Хокета. На сегодняшний день ему пора бы уже оборвать связи со своей организацией и перестать называть себя социалистом. У меня есть все основания полагать, что он близок к принятию догматов католичества.

— Да ну, на Хокета это не похоже, — недоверчиво сказал один из участников беседы. — Он ведь только и знает, что ругать почем зря священников.

— Мне кажется, вы не до конца понимаете подобных людей, — тихо проговорил патер Браун. — Он ругает священников за то, что они, как ему кажется, не выступают в роли активных борцов за справедливость. Но мало-помалу он осознает: священники — тоже люди, и они таковы, какие они есть. Однако мы здесь не для того, чтобы обсуждать психологию обращенных грешников. Я заговорил об этом лишь потому, что, понимая то, что я имею в виду, вы бы сузили круг своих поисков и задача тем самым бы упростилась.