Призрак Карфагена
Шрифт:
О Гундмунде — кстати, он и сам, судя по именам, был наполовину римлянин, а наполовину варвар — Саше рассказал один разбитной малый в узилище. Темное, с низким потолком помещение располагалось в подвале одной из базилик, где как раз и заседал суд. Очень удобно, подозреваемые всегда под рукой, никуда водить не надо.
— Он вообще-то неплохой человек, этот Гундмунд, — лениво ковыряя в носу, негромко продолжал сиделец.
Ни лицо, ни фигуру его Александр не мог толком разглядеть — очень уж мало света проникало в узенькое оконце, больше похожее
Кроме этого парня по имени, если Саша правильно расслышал, Маргон в темнице находилось еще человек пять, но они ни в какие беседы не вступали, а почти все время спали.
— Крестьяне, — усмехнулся парень. — Брошены сюда за недоимки.
За что сюда попал сам Маргон, Саша не спрашивал — неудобно, да и вряд ли молодой человек скажет правду. Впрочем, если бы и сказал, все равно.
— Я с этим Гундмундом уже сталкивался. — Зевнув, рассказчик с хрустом потянулся. — Тот еще пес!
Александр почесал затылок:
— Что-то я тебя не пойму: то этот граф — неплохой человек, то — пес.
— Так одно другому не мешает! — расхохотался парень. — Добровольно он и мухи не обидит, но если прикажут — сущий дьявол!
Если прикажут…
Саша нахмурился.
Интересно, кто ему приказал такую подлянку устроить? И почему именно Александру? Случайное стечение обстоятельств? В принципе, может быть: сначала трактирщик Гелевк Умбонец рассказал кому следует о некоем подозрительном человеке, интересующемся какими-то странными фляжками, затем настучал о том, что человек этот достал из фляжки записку. Ну а дальше осталось немного домыслить. Судя по тому, что Гундмунд не брезгует самолично заниматься слежкой, дела у него идут не особо. Вот и решил их, гад, поправить за Сашин счет! А может, это самодеятельность приказчика — решил прогнуться… Что ж теперь дальше будет?
— А ничего не будет, — узнав про подброшенную записку, жизнерадостно расхохотался Маргон. — Распнут тебя на кресте возле городских ворот, и будешь там висеть, словно перезрелая смоква, пока не сгниешь.
— Добрый ты человек, — Александр передернул плечами. — Что, прямо так и прибьют, гвоздями?
— Да нет, с гвоздей-то ты сорвешься. Ремнями привяжут, чтоб дольше мучился. Перво-наперво вороны тебе глаза выклюют, потом — язык, потом и до кишок доберутся, а затем…
— Хватит! Чем пугать, лучше бы подсказал, как выкрутиться.
— Ха! Выкрутиться! Я бы и сам хотел, клянусь святым Амвросием!
— Ну, значит, и тебя распнут, — издевательски хохотнул хевдинг. — Может, даже на соседних крестах будем висеть. Представляешь? Висим рядом и, вот как здесь, беседуем, и вдруг прилетают вороны! Посмотрим, кому они первому глаза выклюют!
— Веселый ты человек, я смотрю! — немного помолчав, озадаченно протянул собеседник. — Согласен рядом с тобою висеть — не так скучно помирать будет.
— Считай, что договорились.
— Эй, вы там, болтуны. — Какой-то крестьянин все же проснулся. — Вы бы не друг с другом, а с графом договаривались, кому на каком кресте висеть. Глядишь, и пошел
— Ага, этот аспид пойдет!
— Сам же говорил — человек хороший.
— Человек-то, может, и неплохой, да только служба у него собачья.
— Не собачья, а государева!
— Ну так это одно и то же.
— Слышь, Маргон, — вмешался в перепалку хевдинг. — Ты мне лучше про мятеж расскажи. Ну, про тот, давний. Меня, похоже, в связях с непойманными мятежниками обвинить хотят, от них и записку подбросили.
— Про мятеж? — Маргон хмыкнул. — Это ж когда было-то? Больше десятка лет прошло. Я и не помню толком, так, мальчишкой еще видал, как казнили.
— Видал он… — снова буркнул крестьянин. — Бывалого человека лучше б послушали!
— Это ты, что ли, бывалый?
— А может, и я!
— Так расскажи, что знаешь, — подзадорил Саша.
В ответ послышался приглушенный смешок:
— Ты, я слышу, чужестранец?
— Что, заметно?
— Ну да. Говоришь-то ты не так. Понятно, но все же чужой говор чувствуется. Наверное, ничего про мятеж и не знаешь?
— Конечно нет! Вот и прошу рассказать.
— А что рассказывать-то? — Невидимый в темноте собеседник завозился, зашуршал соломой. — Мне двадцать лет было. Как раз тогда все и начиналось…
— Что все-то? — нетерпеливо перебил его Маргон.
— А все, что после римлян стало. Нет, мне, крестьянину, конечно, легче дышать, чего там! Однако и жить сейчас куда как страшнее.
— Ты про мятеж, про мятеж говори!
— Так я же и говорю! Экие вы, молодые, нетерпеливые. Доведется на кресте висеть, так уж там всяко натерпитесь…
— Благодарствуем на добром слове!
— Не за что! — Хмыкнув, крестьянин снова зашуршал соломой, видать, устраивался поудобнее. — В тот год… Уже не десять лет прошло — дюжина. Я тогда колоном был у одного господина, из старых. Хороший был господин, строгий, но справедливый. К нему как-то ночью варвары явились, целым отрядом. Самого, правда, не тронули, но все про соседей выспрашивали, тоже варваров, которым Гейзерих-рэкс землю в поместья дал. Когда умчались, видно было, как зарево вспыхнуло — то варварские усадьбы горели! А потом на всех площадях, вдоль дорог, на пристани — кресты, кресты, кресты… Не пустые кресты — с распятыми! Глаза выклеваны, вместо кишок — смрад. Господи, помилуй, спаси и сохрани! И все казненные — знатные вандалы!
— Да ну! — недоверчиво усмехнулся Маргон. — Откуда ж у них столько знати?
— Не знаю, а только так говорят. И еще слухи ходили: лютовал Гейзерих-рэкс сильно. Жену брата утопил, детей ее, избавился от всех своих родичей. Потом сидел плакал да жаловался: сирота я, мол, сиротинушка, нету у меня близкого человека… Нету? А может, есть? Если есть, ведите! И если приводили, казнил.
— Да-а, — Саша зевнул и задумался: тут было над чем подумать.
О заговоре вандальской знати 442 года он, конечно, читал, но известно было немного: мол, сопротивлялись укреплению абсолютной королевской власти.