Призраки графской усадьбы
Шрифт:
– Да, – легко согласился молодой человек. – Где-то в запасниках, в архивах графа, бывшего владельца этого дома. Если интересно, я как-нибудь ее разыщу. – Гусар снова вытянул палаш из ножен и положил его на столик. – А сейчас вам пора, отроки. Мы закрываемся. Заходите в другой раз. Спросите Сашу – меня Сашей зовут.
– Вот что, – решил Колька, когда они вышли из музея. – Ты, Миха, брось свои замогильные бредни. Если правда, что экспонаты иногда меняют свои места, значит, кто-то в самом деле бродит по музею ночами и что-то в нем ищет. А светит себе –
– Что ты предлагаешь? – спросил Костик.
– Предлагаю наблюдать за музеем. И днем, и ночью. По очереди.
– Чур моя очередь последняя, – воскликнул Миха. – Не люблю я привидения с глазами из стен. Однозначно.
Ребята прошли немного по аллее и уселись на скамью рядом с мраморной женщиной, которую Миха за ее вид обозвал Мегерой Милосской.
Смеркалось. Из музея вышел Саша с какой-то светловолосой девушкой, запер двери и, проходя мимо «отроков», подмигнул им.
– Так и будем сидеть? – спросил Миха, поерзав на холодном камне скамьи. – Домой хочу. Нам еще плыть два часа.
Быстро темнело. Сквозь густые кроны лип пыталась пробиться ранняя луна. Здание музея теряло свои очертания, пугало черными провалами окон.
– Между прочим, – деревянно проговорил Миха, – там, за музеем, – кладбище.
– Тихо ты! – Колька привстал, будто что-то услышал. – Смотрите! – и он протянул руку к дому.
В черной глубине одного из окон вдруг возник слабый огонек.
– Начинается… – прошептал Миха. – Поехали домой. Однозначно.
Огонек меж тем дрогнул и поплыл. Будто кто-то невидимый нес свечу, прикрывая ее язычок ладонью.
Это действительно было жутковато: пустой старинный дом со зловещей репутацией, запертый снаружи, – и плывущий в нем огонек! У ребят дыхание перехватило.
Огонек продолжал свое загадочное движение, последовательно появляясь в окнах. Иногда он задерживался, приостанавливался, опускался. Или, напротив, поднимался к потолку, будто кто-то хотел что-то внимательнее разглядеть при его слабом свете.
Потом он исчез в глубине здания.
Ребята перевели дух.
– Все, – решительно выдохнул Миха. – Хватит этих зрелищ не для слабонервных. Пошли в милицию.
– А если это просто сторож ходит? – осадил его Колька. – Над тобой давно не смеялись?
– А чего делать-то? И на кой нам это надо?
– Вот что, парни, – сказал Костик, – по-моему, дело тут серьезное. Для начала нужно поговорить с этим Сашей. Предупредить его. А потом…
– Потом, – задумчиво перебил его Колька, – потом я бы в засаду сел.
– Где?
– В музее.
– Кто ж тебе позволит?
– Кого ж я буду спрашивать? – в тон Михе ответил Колька. – Нужно перед закрытием музея там спрятаться.
– Ты даешь! Однозначно! А если нас засекут? Не отбрешешься. Докажи, что не верблюд. Не, – протянул Миха, – и сам не пойду, и вам не дам.
Но Колька уже загорелся своей идеей. Он не любил нерешенных задач.
– Видели, там карета – здоровенная такая, вроде как трехспальная? Мы все там поместимся. А утром выйдем, как нормальные посетители.
– В наручниках, – буркнул Миха.
– Знаете, парни, – заговорил Костик, – а если нам с дядей Андреем согласовать? В случае чего он подтвердит, что мы не грабить забрались, а совсем наоборот.
– Он нам однозначно по шеям надает – и вся песня, – сказал Миха.
Так ничего и не решив, друзья отправились на лодочную станцию, где оставили свою лодку. И пока шли аллеей, все оборачивались, поглядывали на черные окна загадочного дома…
Двигаясь знакомой речной дорогой, спящими протоками, среди своих лесов и полей, ребята немного успокоились, оставили позади гнетущие впечатления дня. И Костик сказал:
– Я, кажется, придумал, как нам подстраховаться.
Глава II
Тревожная ночь
В этой уютной деревеньке, среди малых рек и больших лесов Синереченского края, Костик жил уже второй месяц. С тех пор, как отец спрятал его здесь от бандитов у своего друга детства – участкового милиционера Андрея Ратникова.
Опасность давно миновала, но Костик упросил отца оставить его здесь до конца лета. Потому что он полюбил эти необычные для городского мальчугана края, где почти нет привычных дорог, а вместо них – извилистые речки с бесчисленной паутиной узеньких проток, густо заросших по берегам склоненными к воде ветелками, а по воде – белоснежными кувшинками. Где вместо машин и автобусов – юркие, легкие на ходу лодки с задорно задранными носами, и каждый малец управляется с веслом лучше, чем с велосипедом. Где в дремучих лесах – никаких ржавых банок, раздавленных пластиковых емкостей из-под пепси и битых бутылок, а только птицы и звери, грибы да ягоды. Где реки порой выбегают из леса на бескрайние, залитые солнцем луга, а на лугах этих плавно волнуются пахучие цветы и травы, словно разноцветное море под ветром…
Но главное – Костик очень сдружился с местными ребятами. И пережил с ними опасные приключения.
Эти ребята сильно отличались от его городских приятелей. Они не посмеивались над его забавной фамилией – Чижик, которая, кстати, оказалась знаменитой и даже героической. Они не издевались над его городской неумелостью и терпеливо учили его всему, что умели сами.
Костик научился косить траву и сметывать душистое сено в стога, колоть дрова и топить печь, ловить рыбу и летать на «тарзанке». Ему нравилось ходить ранним утром к колодцу и нести в дом полные тяжелые ведра, выплескивая ледяную воду на босые ноги. Ему нравилось срывать мимоходом с грядки и с хрустом надкусывать крепенький пупырчатый огурчик, собирать в лесу первую землянику и нанизывать пахучие ягоды на тонкую травинку. Ему нравилось ночевать с ребятами на островах, в шалаше, у домовитого костерка с закоптелым чайником…
Признанным командиром в компании был Колька Челюкан – отважный, решительный, справедливый. За своих – горой. Но и на расправу скорый: «кто не согласен – тому в лоб».
Миха Куманьков – «лесной» человек. В лесу – как дома. Знает, где лучшая ягодка прячется, где первый боровичок проклюнулся, крепкий, как зеленое яблочко, в каком орешнике раньше других орехи поспевают. У Михи две слабости – любит чудное словечко перехватить и боязливым прикинуться. А в опасных делах от Кольки не отстает, за чужую спину не прячется.