Призраки и пулеметы (сборник)
Шрифт:
– Что это? – вопрошает старший офицер. Для удобства назовем его генерал.
– Это шаман. Пленник. Его специально изловили наши лазутчики, доставили из резервации.
Враги – прирожденные командиры, отблески пенсне, голубые глаза, – покуривая трубки, смеются над шаманом, предлагая показать колдовскую силу, сглазить, приворожить.
Шаман скалится, молчит.
Плюет.
Ком слюны на фуражке генерала.
Найти работу оказалось легко. Всего ведь надо опять смириться, забыть о назначении, образовании, дипломе и… Второй день уже Самсоныч оформлен грузчиком в порту. Проявляет чудеса выносливости.
Но обеденный перерыв заканчивается: пора круглое носить, квадратное катать. Аккуратно, осторожно, чтобы никто не понял, что мешки не плечи нагружают, но укладываются на костяк отборной магии.
Вечереет.
Самсоныч на крановой вышке, нравится ему здесь: весь порт как на ладони. И море. Ветер пахнет яблоневым цветом, а не гнилой рыбой, солярой и мочой. Выдернув бутылку из кармана грязного смокинга, Самсоныч жадно глотает из горла. Случайно роняет опустевшее стекло, брызги осколков внизу. И ладно. Бывает.
Взгляд мутнеет, погода над гаванью портится, но Самсоныч видит на горизонте дымы. Цокает языком, улыбается, обнажая прорехи в зубах. Началось. Суета внизу. Объявлена тревога. Гарнизон в ружье, свистать всех наверх.
Враг приплыл.
Армия штурмует город. Враги почему-то всегда желают разграбить город. Привычка? Традиция? Зов крови?..
Сотрясается громада стен – дюралевая сталь принимает удары таранов. Тут и там стартуют дирижабли-бомбардировщики. Часть из них вспыхивает, едва успев взлететь, – команды снайперов действуют слаженно, фугасные патроны к зенитным ружьям подносятся регулярно. Пахнет порохом. В небе – прожекторы молний. Порт – в стороне, вне стен – горит вторые сутки. Горы трупов, смрад. Огромные танки, пыхтя паром, ползут к стенам, подрываются на минах, а вслед уже спешат следующие. Сверху льется смола, летят снаряды и ядра, металлические стрелы прошибают броню…
Вражеские офицеры подрастеряли свой лоск: испачканы, небриты, сквернословят и уже не верят в победу. Спускаются в землянку. Пьют шнапс. Лица краснеют с каждой опустевшей жестяной кружкой. Генерал пьян, его шатает. Он приказывает принести клетку с шаманом. И так тихие разговоры вовсе смолкают. Шаман… Уже никто не смеется, поминая пленного уродца.
Разболтанный тягач – котел грозит вот-вот взорваться, из-под заклепок сквозит пар, – сдирая дерн, тащит клетку. Клыканы, особая порода, рвутся с поводков, захлебываясь лаем.
– Эй, я обещаю… Выпить хочешь? Отличный шнапс! Клянусь, если сумеешь, я…
Звенят цепи, шаман презрительно плюет.
Ком зеленой слизи на пропаленной фуражке генерала.
Свист снарядов. Взрывами вспахана брусчатка. Город плавится, выгорает изнутри, окруженный дюралевым кольцом. Пылают яблони в парке. Самсоныч едва не плачет. Он поднимает белый лепесток, изо всех сил напрягается: струйка магии вливается в затоптанный сапогами цвет… Но вместо пышного яблока на ладони появляется червивый огрызок. Что за напасть! Почему так? Почему?..
Самсоныча бьют прикладом в поясницу. Больно. Капрал в пятнистом цилиндре, точная копия того, с плаката, велит идти на стены, защищать родной город. Мол, кончай сопли жевать, воин, ты нужен королеве.
– Все
И вот Самсоныч на стене. То и дело оскальзывается на лужах крови. Выдали тупую шпагу, учебную гранату да флягу спирта. Приказали гордо сражаться, победа за нами, ни шагу назад.
Самсоныч смотрит вниз. Танки, танки, танки… И вдруг вместо брони он видит сотни прекрасных боевых драконов, вместо пехоты – василиска.
Что за?!.. – немой вопрос прокатывается эхом среди защитников.
Что?!
Драконы расправляют крылья, взлетают.
Молнии ласкают чешуи гибких тел.
Клыканы воют, офицеры онемели. Это шок: расширенные зрачки, учащенный пульс.
Армия превратилось в нечто… непонятное.
Погнуты прутья клетки. Шаман на воле: танцует, бьет в бубен (откуда взялся?), жует шляпки мухоморов. Не шаман – бог войны. На шее ожерелье из черепов, ушей и скальпов. Под грязной волчьей шкурой – крепкая кольчуга. Крупными стежками к шкуре приметаны нашивки сотен армий прошлого, теперешнего и запредельного. Берет морской пехоты на голове сменяется рогатым шлемом, шишаком и треуголкой…
Драконы перелетают через стену. Василиск пыжится, моргает – и прожигает взглядом дыру в дюрале, после чего, не замечая раскаленных капель, падающих на спину, вползает в город. Марширует по улицам. Смотрит защитникам в глаза – солдаты, ополченцы, старики и дети, бездыханные, валятся на брусчатку, сморщиваются, испепеляются. Крохотная ручонка отпускает поводок – дирижабль-иллюзия взмывает к закопченному небу.
Генерал доволен.
Поправляет фуражку.
Самсоныч хохочет. Во фляге закончился спирт. Давно покинуты стены, ибо враг в городе, оборона прорвана. Что творится, а? Что творится… Самсоныч падает на колени, загребает пепел горстями, посыпает лысину, натирает подмышки, наполняет карманы смокинга. Самсоныч изменяется: вместо брюшка – рельефные мышцы, вместо плеши – буйные кудри, заплетенные в косы.
Кому война – горе, а кому и мать родная.
Самсоныч оборачивается к перепуганному капралу, вылитому, ну, тому… Манит пальцем растерянных ополченцев, не знающих что, куда и как теперь, и потому легко согласных с любой силой. Самсоныч – кулак, защитники – пальцы.
– Победа будет за нами! – обещает Самсоныч.
И ему верят.
Два дракона сплелись в небе хвостами, вросли в плоть клыками, когтями соединились. Один серый, лохматый, колтуны шерсти по самый гребень. Второй – гладкий, светло-розовый, но такой же агрессивный.
То не дождь с неба, то кровь брызжет из ран. Не ветер – взмахи крыльев.
А внизу, изгвазданные в драконьей лимфе, сцепились не на жизнь, но ради победы два боевых мага – грязный вшивый шаман и неряшливый толстячок в пыльном смокинге.
Кто кого?
Дома пылают, драконы рвут небо в клочья, василиск играет с местными в гляделки.
Генерал обезумел, ему все нипочем. Проголодался – требует обед: жаркое из людской печенки, запеканку из детских потрошков. На десерт фрукты, добытые лазутчиками в осажденном городе. Хрустит генерал яблоком, кашляет – поперек горла, да? – лицо синеет, но никто не спешит на помощь, офицеры переглядываются, понимая друг друга без слов. Все, конвульсии. И замечательно, надоел, сколько можно. Отступить бы, прекратить. Пусть шаман расстарается. Сейчас приказ состряпаем…