Призраки отеля «Голливуд»; Гамбургский оракул
Шрифт:
Резко зазвонил телефонный аппарат. Боденштерн поднял трубку. Он напряженно слушал, вставляя сам только короткие реплики. Когда он повернулся, лицо его выражало крайнее недоумение.
— Звонили из ближайшего полицейского участка, — заявил он. — Я только что говорил с шофером задержанного такси. Тот утверждает, будто высадил госпожу Мэнкуп у нашего дома.
— Вы, должно быть, не поняли, господин комисcap, — заволновался Енсен. — Когда высадил? Около двенадцати?
Боденштерн снова взял трубку.
— Нет, он говорит, минут пять назад.
— Это невероятно! Ничего не понимаю! — Енсен растерянно посмотрел на Муна. — Все сходилось — и вдруг? Вы можете объяснить?
— Увы! — Мун развел руками.
— Я могу объяснить! — Низкий уверенный голос ударил по напряженным нервам.
Все разом обернулись. В приоткрытых дверях стояла элегантная женщина лет пятидесяти с бледным холеным лицом. С округлых плеч спускалось скрепленное золотой цепочкой манто из тончайшего серебристого меха.
— Госпожа Мэнкуп? — Нотариус с изумлением вскочил.
— А где же ваш чемодан? — унылым голосом спросил Енсен, уже предчувствуя крах своей теории, но все еще надеясь на недоразумение.
— Там, где ему место, — в моей комнате! К сожалению, мне временно придется переселиться сюда. Терпеть не могу запаха дешевых сигар. Это вы, должно быть? — Она посмотрела на державшего сигару Муна с таким выражением, что он почувствовал себя пойманным на месте преступления.
— А как же вы вошли? — почему-то шепотом спросил Енсен.
— Рихтер! — Боденштерн гневно вскочил. — Как же он вас пропустил? Рихтер! — заорал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
— Я здесь, господин комиссар! — Детектив толкнул дверь ногой, поскольку обе руки были заняты. — Принес пива, как вы просили… А это кто? — Увидев госпожу Мэнкуп, он чуть не выронил все шесть бутылок разом.
— Лизелотте Мэнкуп, урожденная фон Винцельбах, если хотите знать! И вообще, — она повернулась к Боденштерну, — я буду вам очень обязана, если ваши люди уберутся из моей квартиры по возможности скорее.
Она уселась в кресло, где перед этим сидел Мэнкуп. Рука с тонким запястьем, на котором красовался двойник золотой цепочки с миниатюрными дамскими часиками, облокотилась о письменный стол. При этом она наполовину стерла меловую линию — единственное напоминание о недавнем присутствии Мэнкупа.
— Труп в морге? — спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь. — Надеюсь, мне не придется опознавать мужа?
— Нет! — промямлил Енсен.
— Благодарю! Это будет первый и последний раз, когда я получаю какую-нибудь пользу от прискорбной популярности моего мужа. Кто не знает Гамбургского оракула? — Она повернулась к Клайну: — Магнус оставил что-нибудь?
— Вы говорите о наследстве?
— Пока только о предсмертном письме.
— Значит, вы, в противоположность господину Клайну, считаете это самоубийством? — спросил Боденштерн.
— Меня это мало интересует.
— Господин комиссар, разрешите задать нашей так неожиданно появившейся гостье несколько вопросов? — Дейли с подчеркнутой вежливостью обратился к Боденштерну.
— Это вы гость. Я хозяйка дома. Спрашивайте!
— Чем вызван ваш конфликт с господином Мэнкупом?
— О конфликте не может быть и речи. Как к человеку я относилась к нему в высшей мере корректно, хотя… — Она помедлила, но все же не удержалась: — Он был трудным человеком. Во всех отношениях. Это подтвердят вам даже его немногочисленные друзья… Выдающийся интеллект! Может быть, и так. Но для совместной жизни это скорее препятствие! — Она расстегнула манто и, вынув из кармана сигареты, закурила. Две-три затяжки — и она опять была спокойна. — Так что приходится говорить не о конфликте, а о разнице в убеждениях. Ориентация его журнала мне всегда казалась крайне пагубной. Я этого никогда не скрывала. Если окажется, что Магнуса убили, виноват он сам! — Не глядя на стоявшую поодаль пепельницу, она протянула руку и стряхнула пепел.
— Сколько лет вы замужем?
— Почти тридцать.
— Как же вы все это время терпели его взгляды?
— Моя сестра двадцать лет была замужем за одним из любимцев Гитлера, гаулейтером Кессельдорфом. Когда он принимал своих партийных друзей, она уходила из дома. Но это ей не мешало быть верной женой. Мы, фон Винцельбахи, считаем, что домашний очаг не должен превращаться в политический клуб, где дискуссии начинаются за телевизором и продолжаются до самого утра в кровати.
— И все же вы только что пытались объяснить ваш разрыв идеологическими расхождениями.
— Да, я могу стерпеть все что угодно. Но когда Мэнкуп объявил, что он собирается переезжать в Восточную зону, к коммунистам… — Она глубоко затянулась. — Да что тут говорить, вы меня сами поймете.
Каждый реагировал по-своему. Боденштерн кивнул. Енсен еле заметно вздрогнул. Рихтер продолжал невозмутимо откупоривать бутылки. Дейли ухмыльнулся. Что касается Муна, то он вовсе не слышал ее слов. Все его внимание было сосредоточено на лежавшей рядом с пепельницей пачке сигарет с изображением фараона. Госпожа Мэнкуп курила сигареты «Рамзес».
— Госпожа Мэнкуп, — обратился он к ней, — вы не могли бы нам сообщить, где находились нынче ночью, без десяти двенадцать?… Переведите, пожалуйста, Дейли!
— На каком основании? — Она презрительно прищурилась.
— На том, что ваша осведомленность о смерти мужа весьма загадочна. — Почувствовав поддержку Муна, Енсен воспрял духом.
— Так отгадайте! Вам в полиции платят за это! Но нигде не сказано, что я обязана вам помогать.
— Вы не ночевали дома.
— Если это кажется подозрительным, могу сообщить, что я была у любовника. Или вы считаете, что при моей наружности и в мои годы это исключено?
— Незадолго перед убийством Мэнкупа к нему приходил гость, — не уступал Енсен. — Пил с ним шампанское и…
— В таком случае это не я. Единственный раз, когда я пила шампанское, был день моей конфирмации.
— И курил сигареты «Рамзес»! — продолжал атаку Енсен. — Не отрицайте, госпожа Мэнкуп, на стакане отпечатки ваших пальцев.
— Неужели моих?! — Она усмехнулась. — Это было бы конфеткой для Магнуса! Он всегда говорил, что в нем погиб незаурядный детективщик. Значит, я в роли обвиняемой? Если так, придется отвечать на ваши не слишком вежливые вопросы. О смерти мужа я узнала от своего любовника.