Призраки Ойкумены
Шрифт:
Попытки отыскать укрытие на ночь дали только один осязаемый результат: рыжий невропаст подвернул ногу. Он ковылял, шипя сквозь зубы от боли, проклинал каждый камешек на пути, и в итоге вынудил отряд сделать привал. Коллантарии улеглись на землю, выбрав участок с травой погуще, и плотно прижались друг к другу, желая сохранить тепло. Неловкости, равно как похоти, никто не испытал: в колланте волновые тела сплетались теснее, чем сейчас – материальные.
Сон не шел. Степь полнилась звуками: шорохи, скрипы, шелест травы под ветром, треск, пронзительный крик ночной птицы, стрекот насекомых…
– Что дальше? – первым не выдержал рыжий.
– Ты насчет этой девки?
– Нет, блин, я о вечеринке в пабе…
– Сообщим
– Рано панику поднимать…
– Как по мне, самое время…
– Разберемся…
– А если не разберемся?
– Может, она больше не появится…
– А если появится?
– Иди ты к черту! Накликаешь!
– Выйдем в волну – узнаем…
– Что-то неохота мне узнавать…
Воцарилось молчание, долгое и напряженное. Степной оркестр, а также ветер, растерявший остатки дневного тепла, настроения не улучшали.
– Улетаем в жестянке, – подвел очевидный итог Пробус. – Ох, подниму я свои старые кости да мотну на Хиззац! Отыщу барышню, потолкую по душам…
– Я бы составил вам компанию, – будничным тоном предложил Гиль Фриш. – Не возражаете?
– Голубчик! С вами мы ее из-под земли достанем!
Бывший следователь оценил черный юмор реплики помпилианца. Знал бы Пробус… Делиться информацией с товарищами по колланту мар Фриш по-прежнему не собирался. О смерти Энкарны де Кастельбро они узнают, когда придет время. А задание, которое Фриш выполнял на Хиззаце по поручению Луки Шармаля – о нем коллантариям и вовсе знать ни к чему.
– Девушку надо искать через ее спутника.
Как Фриш и рассчитывал, никто не спросил, почему он так решил. Гематрийская логика – лучшее объяснение. К ней инорасцы относились с благоговейным трепетом, и любой гематр пользовался этим предрассудком без зазрения совести.
– Как скажете, дорогуша! Вам и вероятности в руки…
Заснуть – вернее, провалиться в зябкую дрёму – удалось лишь под утро. Позже, проанализировав сны – обрывки, сохранившиеся в памяти – Фриш сделал крайне огорчительный вывод. Сам факт огорчения – чувственного фона – являлся важной частью вывода. Сны отражали изменения, которые гематр подметил за собой сразу после аварийного возвращения на Алайну, но отложил изучение на потом. Восприятие реальности стало включать в себя подозрительные тона и оттенки, ранее несвойственные мар Фришу. Они мешали чистому анализу: и раньше, и сейчас. Эмоции, назвал Гиль Фриш врага по имени. Судя по реакциям, теперь я подвержен их влиянию – меньше, чем, к примеру, вудун или брамайни, но гораздо больше, чем рядовой представитель расы Гематр. Такое впечатление, что часть моего сознания, охваченная страхом перед мертвой девушкой, та самая часть, которую я блокировал в многопотоковом режиме, вырвалась из карантина и, словно вирус-мутант, диктует рассудку свои правила игры. Нельзя сказать, чтобы новый способ мировосприятия был так уж противен Фришу, но бывший следователь сомневался, что способен в данный момент составить самую простенькую гематрицу.
Рассчитав процент повышения эмоциональности, мар Фриш успокоился. Гематрицы – гематрицами, а на качество обычного анализа чувственность влияла некритично.
– Подъем! – хрипло каркнул помпилианец.
Одежда насквозь пропиталась росой. Мышцы затекли, в горле першило, зуб на зуб не попадал от холода. Пробус определил направление до трассы, и полтора километра коллантарии преодолели бегом – пусть и не в том темпе, в каком мчались прошлым вечером по дну оврага. В итоге запыхались, зато согрелись.
Сверившись с картой, Пробус махнул рукой:
– Космопорт там!
Они залегли в кустах под откосом. Вряд ли местные водители придут в восторг, узрев восьмерку инопланетных бродяг. Чтобы с гарантией поймать попутку, требовался надежный способ. И этот способ в их распоряжении имелся – древний, как мир, но оттого не менее действенный.
В состав колланта входили две женщины. Приманкой вызвалась быть Анджали. Говорят, брамайни изобрели более восьмидесяти способов ношения сари. За минуту Анджали переоблачилась, безошибочно избрав вариант, от которого рыжий невропаст задышал как астматик во время приступа, а вехден Сарош минуту, если не две, цокал языком без перерыва. Приличия соблюдены, все, что нужно, прикрыто, но статная Анджали выглядела для мужчин сплошным эротическим обещанием.
С первой машиной вышла осечка. Анджали едва успела юркнуть обратно в кусты, когда мимо прогрохотал тупорылый колесный бронетранспортер в камуфляжных кляксах. Приплюснутая башенка дергалась, ребристый ствол энергично тряс дульным тормозом. В поведении ствола тоже усматривался извращенный элемент эротики. Пробус отметил это в ярких формулировках, но БТР, к счастью, уже скрылся за изгибом шоссе.
Вторым на дороге объявился громоздкий «семейный» рыдван лягушачьего окраса. Водитель, живая реклама пива, счел явление Анджали подарком небес. Дурак и не представлял, насколько он близок к истине. Из салона он выпрыгнул бодрячком, а дальше в ход пошел стандартный набор в виде кнута – поясной веревки Сароша, скрученной в недвусмысленную петлю – и пряника: шелеста крупной купюры в пальцах Пробуса. Водителю было невдомек, что вехден скорее сам удавится, чем осквернит священную веревку прикосновением к грязной шее похотливца. Зато Пробус шуршал артистически, и абориген принял единственно правильное решение.
Спустя четыре часа коллантарии поднялись на борт «Счастливчика Чаки», следовавшего рейсом Тилон – Алайна – Пхальгуна. В космопорте у них трижды проверили документы, но паспорта и визы у коллантариев были – комар носу не подточит. Ссориться с гражданами развитых планет Лиги новые власти Алайны не желали – в надежде на кредиты, инвестиции и дипломатическую поддержку.
На Пхальгуне они взяли билеты до Хиззаца – Пробус с астланином и Гиль Фриш. Специально для спутников гематр методично повторил все поисковые действия, которые ранее уже проделывал под личиной Йотама Галеви – и вскоре выяснил, что Диего Пераль находится на Китте, в составе спортивной делегации университета. Двое суток полета, и Хиззац сменился Киттой. Днем и ночью Пробус вслух живописал, как сеньор Пераль выведет его на девушку, а уж он-то, дядюшка Пробус, вытрясет из барышни ответы на животрепещущие вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?!» Фриш помалкивал. Он прекрасно знал, какой шок ждет помпилианца. Но у гематра имелись свои резоны встретиться с Диего Пералем.
Аккорд «гостевого» сигнала прозвучал в тот момент, когда Эзра Дахан, приняв контрастный душ, выходил из ванной комнаты. У Дахана в распоряжении имелось двадцать две минуты свободного времени. Визитеру повезло, а может, он прекрасно знал распорядок дня тренера.
«Знал,» – уверился Эзра, открыв дверь.
На пороге стоял гематр лет шестидесяти пяти в сюртучной паре цвета «графит-электрик». За такой неброский костюм Дахану пришлось бы выложить месячное жалованье. Сухощавым телосложением гость напоминал самого Эзру Дахана, но был выше тренера на семнадцать с половиной сантиметров.
– Мир вам. Мар Дахан?
Вопрос был задан из приличий: посетитель видел, кто перед ним.
– И вам мир. Эзра Дахан, к вашим услугам.
Тренер посторонился, впуская гостя. Тот аккуратно закрыл за собой дверь, бросил взгляд в ростовое зеркало, стоящее в прихожей, и смахнул с лацкана сюртука воображаемую пылинку. Не иначе, активировал сканер: проверить, нет ли «жучков» в апартаментах Дахана. Результат сканирования гостя удовлетворил: пять секунд спустя он вновь коснулся лацкана, отключая устройство. Затем извлек из кармана фиолетовый кристалл в золотой оправе и сжал его двумя пальцами: большим и указательным. Над ладонью всплыла голограмма служебного удостоверения, защищенная от копирования.