Шрифт:
Часть 1. Про студентов
Шпаргалки студенты писали всегда, во все времена. Как их пишут представители гуманитарных вузов, и пишут ли вообще, я не знаю, а вот в технических высших учебных заведениях их пишут и ещё долго будут использовать для успешной сдачи экзаменов и зачётов. Почему? Потому что запомнить и грамотно изложить на бумаге огромный объём информации в виде доказательств, формул и теорем могут далеко не все студенты. Многим это просто не под силу. В каждой группе любого технического института есть пять-шесть человек, способных запомнить или самостоятельно вывести необходимое математическое, физическое, химическое уравнение, но остальные, не обладающие такими умственными способностями, прибегают к помощи шпаргалок или «шпор», как они именуются в студенческой среде.
Шпоры бывают разные. Самые распространённые – это так называемые «гармошки». Берётся лист бумаги, лучше «в клеточку», так как на нём удобней писать цифры и другие математические знаки, ножницами нарезаются полоски шириной 4-5 см,
Девушки в наше время использовали для шпор юбки и свои красивые ножки. Но всё это великое знание приходит с годами учёбы и оттачивается от сессии к сессии. У каждого студента свой любимый проверенный опыт и соответствующее мастерство использования шпор на экзаменах. Но на первом курсе, при сдаче первой сессии, нет ни опыта, ни мастерства, ни умения пользоваться шпаргалками. Вот об этой самой первой сессии и первой неумелой попытке использовать шпору и пойдёт мой рассказ.
Как известно, в любом техническом институте (университете), готовящем будущих инженеров, первые два курса посвящаются углублённому изучению основных естественных наук – это высшая математика, физика, химия, а также черчение и начертательная геометрия. Читается много лекций с большим количеством информации, требующей понимания, изучения и запоминания. В одном из старейших вузов столицы лекции по химии для студентов первого курса читал профессор Хазов, доктор наук, заведующий кафедрой, человек энциклопедических знаний, беззаветно влюблённый в химию и знающий о ней всё. Высокий, крупный, с копной красивых вьющихся седых волос, громким голосом и очень интеллигентными манерами. Всегда в строгом чёрном костюме, с галстуком и в белой рубашке. Всегда!
Лекция начиналась с незабываемого вступления: «Дорогие друзья! Сегодня мы рассмотрим следующий раздел химии…» Артистический взмах руки. Глаза горят. Он весь в теме. Не читает лекцию, а поёт оперную арию, только не о любви, а о прекрасных химических формулах и законах, из них вытекающих. Удивительное и захватывающее зрелище. Так красиво, увлекательно и интересно нам больше никто не читал лекций за все пять лет учёбы. Сама лекционная аудитория, построенная ещё в девятнадцатом веке, с прекрасной акустикой, большими высокими окнами, со старинными дубовыми партами, помнящими ещё студентов- революционеров, создавала атмосферу высоких академических знаний. Мы, вчерашние школьники, смотрели и слушали этого удивительного человека с восторгом и обожанием.
Семестр пролетел быстро. Наступила зима, пришла первая сессия, и самый первый экзамен из пяти – это химия. Уютный химический кабинет, в стеклянных шкафах реактивы, колбы, разные химические ёмкости, на стенах плакаты про химию и портреты великих химиков во главе с Д.И. Менделеевым. Боязно и страшно. Экзамен принимает сам Хазов, строгий и сосредоточенный. В аудиторию зашли первые десять студентов, взяли билеты, расселись по отдельным столам. Все серьёзно и внимательно пишут ответы на поставленные в билетах вопросы. Профессор сидит за длинной высокой кафедрой и приглашает готовых отвечать студентов. Одного сажает справа от себя, другого слева. Прочитав ответы на вопросы билета, задаёт дополнительный вопрос и, в зависимости от полноты и точности ответа, ставит оценку, а если сомневается, задаёт ещё вопрос. Дошла очередь и до меня. Я, к сожалению, химию не любил и знал её весьма посредственно, что и отразилось в написанных мною ответах на билет. Ознакомившись с моими знаниями, изложенными на бумаге, Хазов дал мне ещё два вопроса, изучив которые, я понял, что в зависимости от ответа на них мне светит либо «хор», либо «удовл». Я задумался, выскребая из памяти скудные познания химии. В это время к кафедре преподавателя подходит очередной готовый отвечать студент. Чугунов Володя. Хазов, доброжелательно улыбаясь, приглашает его садиться слева от себя. Володя, ещё стоя перед кафедрой, протягивает ему правой рукой свои экзаменационные листы, добросовестно исписанные химическими формулами, и в этот момент из рукава его пиджака прямо на стол медленно падает шпора-гармошка, которая в процессе падения вся изящно распрямилась и шлёпнулась перед Хазовым уже в компактном сложенном виде. Профессор вытаращил глаза и гневно воскликнул: «Это что такое?! Шпаргалка?!» Он, видимо, за свою долгую преподавательскую жизнь видел всякое и на студенческое списывание со шпаргалок насмотрелся, но такой лихой сюжет с шпорой, падающей прямо перед его носом, вероятно, случился впервые. «Я ставлю Вам, товарищ студент, “неуд”. Идите», сурово произнёс Хазов. Бедный Вова, он так и не смог вымолвить ни слова. Взял зачётку и вышел из аудитории. Свидетелями этой сцены были только мы трое: профессор, Володя и я. Все остальные ребята сидели, уткнувшись в свои билеты, и готовились отвечать. Хазов перестал улыбаться, как в начале экзамена, сидел злой. Нервно нарисовал в экзаменационной ведомости «неуд» напротив фамилии Чугунов, затем повернулся ко мне, резко взял мои листы с ответами на два его дополнительных вопроса и, быстро оценив глубину моих знаний, твёрдой рукой поставил в мою зачётку «удовл». Я был счастлив – «не завалил!».
В течение последующих пяти лет учёбы я и Володя неоднократно пользовались шпорами, но таких просчётов в их конспирации мы уже не
В июле 1976 года, сдав летнюю сессию и закончив второй курс, наша группа получила направление в стройотряд, работающий в Смоленской области. Мужская половина группы поделилась, как и в прошлом году, на две части. Первая поехала совершать трудовые подвиги, а вторая половина умело «откосила» от этого увлекательного мероприятия, используя различные поводы, такие как спортивные состязания, справки о болезни, уход за престарелыми родственниками и другие. Девочек-студенток, в отличие от первого курса, в эти строительные авантюры можно было брать только по их горячему желанию, поэтому барышни нашей группы предпочли проводить летние каникулы в более комфортных условиях. Таким образом, нас, желающих заработать трудовые деньги, оказалось семь человек. По строительным меркам очень маленькая бригада. Командир отряда, осмотрев нашу команду, решил не разъединять нас и направил на усиление другой малочисленной группы товарищей, строящих свинарник в одном из отдалённых совхозов Смоленщины.
Студенческие стройотряды тех лет бросали, как правило, на самые неквалифицированные работы. Часто – это рытьё траншей, тяжёлые бетонные работы с носилками и лопатами. Редко доверяли кирпичную кладку или плотницкие работы. В каждом таком отряде обязательно должен быть медицинский работник. Эту функцию всегда исполняли студенты старших курсов медицинских вузов. У них была специальная аптечка, где присутствовало всё необходимое для оказания первой медицинской помощи при различного рода травмах, порезах, ушибах и т.д. В отряде, куда нас направили, также имелся такой врач – студент женского пола, вокруг которого крутилось вечерами много претендентов на «руку и сердце». Отряд состоял из студентов одного факультета и одного курса. Это сплачивало ребят. Делало из разношёрстной учебной группы дружный коллектив, сплочённый совместным тяжёлым физическим трудом и жизнью в непростых условиях стройки.
Как уже говорилось выше, нашу группу отделили от основного отряда с врачом, кухней, руководством и отправили в дальний свиноводческий совхоз. Там уже работала небольшая бригада (шесть человек) студентов-старшеклассников (по-моему, пятый курс). Они там работали уже месяц, заканчивали свои труды, так как им предстояло ехать на производственную практику, а мы должны были продолжить начатую ими работу. Нам тогда «стукнуло» 18-19 лет, а старшекурсникам уже 22-23 года. Очень оказались интересными людьми эти ребята. Приняли нас весьма душевно, помогли обустроиться и наладить быт. Жили они, и мы теперь с ними, в частном очень старом доме, владельцы которого, видимо, уже покинули этот красивый мир. В двух комнатах, разделённых обветшалой русской печью, стояли двухъярусные нары с матрасами и чистым постельным бельём.
Работа нас ждала весьма тяжёлая и непростая. Требовалось на месте старого дряхлого свинарника с провалившейся крышей и прогнившими полами построить новый красивый свинарник. Предстояло сломать всё старое и заменить на новое. Работавшая здесь бригада уже сломала и вывезла обломки крыши, убрала гнилые деревянные полы, покрытые многолетним свиным навозом, и теперь заливала бетоном площадку. Начинался другой, очень сложный этап работы – это заготовка строительной древесины в лесу, её распилка при помощи совхозной пилорамы на доски, брусья и стропила для возведения крыши, настила полов и потолков. Работа тяжёлая, требующая выносливости и физической силы. Деревья, огромные старые ели, валили при помощи бензопилы, обрубали сучья и трактором волокли до пилорамы. Часть ребят трудились в лесу, часть на пилораме, а четверо заканчивали бетонирование пола будущего свинарника. С непривычки очень уставали. После работы ужинали и падали в глубокий сон, но постепенно втянулись, привыкли к нагрузкам, и даже стало хватать сил ходить в деревенский клуб на танцы. Больше всех из ребят-старшекурсников нас удивлял Коля, который каждый вечер после изнурительной работы переодевался в чистую одежду (рубашка, джинсы, штормовка с эмблемами нашего института) и уходил на свидание с девушкой в соседний стройотряд, располагавшийся в восьми километрах от нашего совхоза. Тот отряд строил что-то в таком же совхозе, не принадлежал к нашему вузу, и в нём была девушка-врач из медицинского института. Вот к этой медицинской девушке и ходил наш Коля каждый вечер «за тридевять земель» на свидания. Мы все, юные ещё мужчины, часто обсуждали Колину стойкость, настойчивость и поразительную верность объекту любви. Каждый в душе примерял на себя, смог бы он вот так, ночью, усталый, после тяжёлой работы ходить к любимой девушке каждый день по лесной дороге через тёмный лес? Но этими индивидуальными внутренними самооценками никто ни с кем не делился. Вероятно, боялись либо собственного малодушия, либо ещё не испытали, а поэтому и не до конца понимали чувство, называемое любовью.
Время летело быстро, приближался День строителя, праздник, который неукоснительно отмечался во всех студенческих строительных отрядах. Этот день объявлялся выходным. Командиры организовывают забавные весёлые турниры: лучший каменщик, лучший плотник, штукатур и т.д. Всё заканчивалось красивым застольем с вкусной едой, вином, водкой или пивом. В описываемой мной бригаде все ребята также ждали этот праздник. Хотелось отдыха и веселья. Но, к сожалению, всё сложилось иначе.
Сроки строительства горели, а деньги, весьма приличные по тем временам, выплачивались совхозом только после полной сдачи объекта. Незавершённое строительство оплачивалось с потерей 30-40% стоимости работ. Поэтому приехавший к нам командир стройотряда, аспирант нашего факультета, объяснил нам трудности, проблемы, сроки сдачи готового свинарника и объявил, что праздника как такового не будет. День строителя у нас полностью трудовой, но вечером обильный ужин, специально зарезанный по этому случаю поросёнок и вкусная водка. Утром подъём на час позже. Вот так. Мы молча прослушали информацию, вопросов не задавали и тихо разошлись. Тем не менее предстоящий горячий ужин из свежей свинины и водка приятно грели наше сознание.