Проблема объективности времени в философии
Шрифт:
А теперь сформулируем проблему, в контексте которой я предлагаю рассматривать данный вопрос. Суть проблемы мне видится в следующем. В настоящее время задача создания адекватной онтологии времени и выбора между А- и В-теориями не решена. В этом смысле отсутствие удовлетворительного решения задачи непротиворечивого представления времени посредством какого-то одного подхода, скорее, должно рассматриваться как аргумент в пользу статусности и актуальности именно проблемы объективности времени, коль скоро Мак-Таггарт доказывал именно нереальность времени, хотя это, конечно, и не означает с необходимостью того, что вопрос об объективности должен быть жёстко привязан именно к аргументам Мак-Таггарта. На деле ситуация иная. Постановку вопроса об объективности времени мы просто не обнаружим. В лучшем случае имеет место ситуация, когда современные зарубежные авторы, приступая в своих работах к обзору полемики между А- и В-теоретиками, как бы мимоходом констатируют тот факт и одновременно выражают некоторое удивление по поводу того, что практически никто из исследователей не склонен соглашаться с выводом Дж. Мак-Таггарта о нереальности времени [145] . Так может быть перед нами просто своего рода «лингвистические упражнения», а вопросы выбора между А- и В-теориями никакого отношения к объективной реальности не имеют вообще? В том-то и дело, что нет, и это наглядно демонстрирует обращение к современным исследованиям, посвященным как выяснению общих закономерностей аналитической метафизики [146] , так и конкретно проблеме времени. Вот что пишет, в частности, Д. Мейнли, говоря о предмете современной аналитической метафизики: «Метафизика… задаёт вопросы о природе мира, такие как… прошлое и будущее существуют?» [147] . А вот характеристика, которую даёт современным исследованиям времени Х. Дайк, приступая к обзору дискуссий между сторонниками А- и В-теорий времени. «В двадцатом столетии дебаты о времени в философии фокусировались на статусе времени (tense; т. е. на вопросе о том, описывается ли объективное время в терминах «прошлого», «настоящего» и «будущего» – З.В.). Участники дискуссий спешили указать, что говоря о времени (tense), они имеют в виду не знакомый нам грамматический или лингвистический феномен, а ведут речь об объективном различии между прошлым, настоящим и будущим. Обычный язык безусловно является временным в том смысле, что в нём имеются ресурсы для указания такого различия, однако философов интересует другой вопрос: является ли сама реальность фундаментально временной.
145
См., например: Carrol. J. W., Markosian N. An Introduction to Metaphysics. Cambridge University Press, N.Y., 2010. P. 163.
146
Здесь и далее я использую термин, который предложен Л.Б. Макеевой для обозначения метафизики, которая разрабатывается «в рамках аналитической философии» (Макеева Л.Б. Язык, онтология и реализм. [Текст] / Нац. Исслед. Ун-т «Высшая школа экономики». М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011. С. 4).
147
Mainley D. Introduction. A Guided Tour of Metaphysics // Metametaphysics: new essays on the foundations of ontology. P. 3.
148
Dyke H. On Methodology in the Metaphisycs of Time //The Future of the Philosophy of Time / edited by Adrian Bardon. Routeledge, N.Y., L., 2012. P. 169.
Но раз так, то мы вправе задаться двумя уже знакомыми нам вопросами, которые мы адресовали также и отечественным последователям тезиса об объективности времени, а именно: a) откуда вообще аналитическим философам известно, что время объективно; ведь для этого данный тезис надо прежде всего доказать и b) какими методами возможно исследовать объективную реальность и решать вопросы о свойствах времени? Что касается первого вопроса, то, как уже было сказано, в фокус внимания он непосредственно не помещается, и это – одна из специфических черт аналитической философии времени. Об этом лишний раз свидетельствует то, что в англоязычной философии обнаруживаются иные способы дискурса о времени, которые по самому своему характеру предполагают имплицитное допущение объективного характера времени и того, что дискуссии о времени являются дискуссиями об объективном времени, но происходит это практически до и вне обсуждения самой проблемы объективности времени.
Приведу два примера.
Одним из них можно считать то, что в дискуссии между сторонниками А- и В-теорий времени первые часто используют следующий аргумент: отсутствие онтологического различия между всеми моментами времени, как это принимается сторонниками В-теорий времени, означает, что события будущего существуют одновременно с событиями прошлого и настоящего [149] , но это допущение, в свою очередь, вступает в противоречие с фундаментальной интуицией свободы, поскольку получается, что если всё уже существует, то от самого человека его будущее никак не зависит, оно, строго говоря, предопределено.
149
Правильнее, конечно, говорить, что в этом случае никакого объективного разделения на прошлое, настоящее и будущее просто нет.
Другой пример. По мнению австралийского исследователя Х. Прайса, который в течение ряда лет время возглавлял центр исследований времени в университете Сиднея в Австралии, правильному пониманию времени, в том числе и среди учёных, как раз мешает то обстоятельство, что человек сам является существом, принадлежащим времени, воспринимающим время как бы изнутри, что приводит к тому, что признаются объективными те свойства времени, которые, на самом деле, являются субъективными, как, например, стрела времени. Чтобы понять время, считает Х. Прайс, надо охватить его в единой перспективе, как целое, а для этого, по крайней мере, мысленно, – выйти за пределы самого времени. Такую перспективу, значение которой в том, что она позволяет преодолеть своего рода антропоцентризм во взгляде на время, Прайс называет the view from nowhen [150] . Очевидно, что предположение о возможности выхода за пределы времени и преодоление антропоцентризма возможно только в том случае, если само время признаётся объективным в принципе вне зависимости от его атрибутивных характеристик, то есть как бы a priori, а спор идёт только о том, какие именно его свойства объективны, а какие – субъективны.
150
Price H. Op. cit. P. 3–4.
Вместе с тем можно предположить, что тезис об объективности времени, будучи характерной чертой аналитической метафизики, так или иначе фундирован другой характерной для аналитической метафизики чертой – её общей реалистической установкой, которая находит своё выражение прежде всего в понимании самого предмета метафизики, в качестве которого выступают общие основания реальности, природа мира [151] .
Что касается второго вопроса, то задача минимум здесь (попытки решения данной задачи, как мы видели, имеют место и в отечественной философии) состоит в том, чтобы ответить на вопрос о способах, позволяющих получить нам доступ к объективной реальности; только потом возможно ставить и обсуждать сами метафизические вопросы о времени. Надо заметить, что в аналитической философии также имеются попытки решить эту задачу, причём как в общем виде, применительно к объективной реальности как таковой, так и в частном, применительно к вопросу об изучении времени. Таким образом, помимо обсуждения вопроса об онтологии времени, именно в аспекте вопроса о предполагаемых методах исследования можно вести разговор об объективном времени в аналитической философии. Это – важный момент, поскольку появляется возможность сопоставить подходы к решению данной задачи, используемые в отечественной философии, с одной стороны, с теми, которые предлагаются в рамках аналитической философии, с другой.
151
Mainley D. Op. cit. P. 1. См., также: Dyke H. Op. cit. P. 174. Правда, следует заметить, что в этом случае сама идея объективности времени состоятельна настолько, насколько состоятелен сам тезис реализма, о чём речь пойдёт ниже.
1.3.1. Метафизические вопросы о времени: основные проблемы и закономерности
Чтобы понять в чём отличие в постановке метафизических вопросов о времени в англоязычной аналитической философии, с одной стороны, и в отечественной философии, с другой, а также выяснить, в чём специфика и каковы корректные с методологической точки зрения способы ответа на них, необходимо, прежде всего, уточнить, почему те или иные вопросы о времени могут считаться метафизическими в собственном смысле, то есть в данном случае претендовать на то, чтобы составлять особый класс вопросов? В такой форме данный вопрос, и это в данном случае принципиально, может быть сформулирован только в отношении аналитической метафизики, поскольку диалектико-материалистическая традиция в принципе избегала говорить о метафизических вопросах как об особом классе вопросов, несмотря на то, что само определение времени как формы бытия материи, конечно, следует считать метафизическим в том смысле, что категория материи в данном случае была категорией метафизической по сути. Вряд ли мы обнаружим специальную группу метафизических вопросов о времени и в современной отечественной философии, не говоря уже о том, чтобы их постановка сопровождалась совершенно необходимым в данном случае обсуждением вопроса о том, чем вопросы о времени, решение которых предположительно следует отнести к сфере компетенции метафизики, отличаются от вопросов, решение которых следует отнести скорее к сфере компетенции естественных наук. Что касается более раннего этапа в англоязычной философии двадцатого столетия, то, как хорошо известно, говорить о самостоятельном значении метафизических вопросов там не приходится. А вот в аналитической метафизике мы обнаруживаем совершенно иную ситуацию. Так, например, во «Введении» к сборнику под названием «Философия времени» его составители и редакторы специально подчёркивают, что исследование природы времени возможно двояким образом: в качестве раздела философии науки, с одной стороны, и в качестве раздела метафизики, которая определяется как философское исследование того, что существует, с другой [152] ; более того, здесь же даётся и указание на то, чем научный и метафизический способы исследования времени отличаются друг от друга в плане используемых инструментов. Научные исследования времени предполагают использование эмпирических наблюдений, тогда как в метафизических исследованиях применяется «кресельный метод», предполагающий использование аргументации a priori [153] . Данные рассуждения, на мой взгляд, заслуживают внимания в том отношении, что они являют не только пример осознанного выделения метафизических вопросов о времени в самостоятельную группу, но и предлагают критерий для этого, тем самым признавая за логико-теоретическим анализом понятия времени самостоятельное значение.
152
Le Poidevin R., MacBeath. Introduction // The Philosophy of Time. Oxford University Press, 1993. P. 17.
153
Ibid.
На первый взгляд всё выглядит достаточно просто и логично. Однако здесь нас подстерегает сразу несколько трудностей. Из приведённых рассуждений видно, что в данном случае именно признание за аргументацией a priori самостоятельного познавательного значения определяет саму возможность метафизических вопросов о времени. Но тогда мы оказываемся лицом к лицу с традиционной проблемой эпистемологии: каким образом вообще возможно знание a priori, если оно, конечно, возможно вообще? В истории философии были предложены самые разные решения этой проблемы. Имеется своё собственное решение и у аналитической метафизики, и оно во многом определяется другой её характерной особенностью – стремлением «опираться лишь на надежные и ясные основания и не содержать пустых спекуляций» [154] . Как указывает Л.Б. Макеева, по мнению аналитических метафизиков «…философы не обладают особой способностью (будь то интеллектуальная интуиция или мистическое чувство), которая бы открывала им доступ к бытию; единственный инструмент, которым они могут пользоваться при решении каких-бы то ни было философских проблем, включая метафизические, это анализ языка» [155] , который в современной аналитической метафизике, по признанию её представителей, рассматривается как способ репрезентации реальности, с которой имеют дело метафизики [156] . Знание a priori в качестве знания об объективном мире, таким образом, в самых общих чертах оказывается возможным здесь постольку, поскольку само познание теснейшим образом связано с анализом языка. Однако, здесь возникают новые трудности. О каком именно языке следует вести речь? Возможно ли строить рассуждения, используя обыденный язык и общепринятые значение слов, или же необходимо создание иных, более «правильных», сравнительно с обыденным, языков; возможно ли обойтись обычной логикой или требуется создание иных? Это – одна группа трудностей. Другая состоит в том, как определить подходящий критерий для оценки истинности метафизических суждений о том, что именно существует. Какой критерий следует выбрать в итоге? Здравый смысл? Концептуальный анализ? Квазинаучный метод? [157] В современной
154
Макеева Л.Б. Указ. соч. С. 270.
155
Макеева Л.Б. Указ. соч. С. 5.
156
Mainley D. Op. cit. P. 3.
157
Mainley D. Op. cit. P. 1. В связи с этим следует заметить, что проблема критериев оценки наших выводов о необходимости пополнить перечень известных нам сущностей новыми, выводов, полученных как в результате логико-теоретического анализа, так и с использованием эмпирического метода, когда речь идёт об умопостигаемых сущностях, либо теоретических объектах, это, конечно, не только проблема аналитической метафизики, но и вообще философской метафизики на протяжении всей её истории, к проблеме времени и вопросу о его онтологическом статусе имеющая самое непосредственное отношение.
Однако наряду с рассмотренными выше, имеется, на мой взгляд, ещё одна трудность, которая не имеет непосредственного отношения к тем проблемам, с которыми сталкивается методология метафизического исследования a priori именно в рамках аналитической метафизики, а предстаёт как трудность более фундаментального порядка, связанная с определением границ самой метафизической проблематики и применяемых для её рефлексии методов в отношении времени в качестве одного из предметов метафизики. Речь идёт о том, что философская метафизика это, очевидно, не только аналитическая метафизика. В истории философии существовали и другие типы метафизики, отличные от аналитической метафизики. И здесь очень важно не упустить из виду, что время традиционно является важнейшим предметом не только для аналитической метафизики, но и для других типов метафизики, а метафизические вопросы о времени оформляются не только как вопросы, фундированные исключительно её собственными предпосылками и установками. Понимание этой особенности времени в качестве предмета метафизики вообще, как представляется, позволяет значительно лучше понять те тенденции, которые обнаруживаются в современной англоязычной метафизике времени. Такое понимание может быть использовано в качестве фундамента для диалога между подходами к метафизике времени в современной аналитической метафизике с подходами, которые обнаруживаются в рамках иных метафизических традиций.
Дело в том, как было указано выше, на постановку целого ряда тех вопросов о времени, которые имеют метафизический характер, непосредственное влияние оказали широко известные рассуждения о нереальности времени, предложенные Дж. Мак-Таггартом. Между тем, современная аналитическая метафизика есть явление иного порядка, чем, так сказать, традиционная спекулятивная метафизика, к которой принадлежал Дж. Мак-Таггарт, и это не могло не оказать влияние на своеобразие подходов к решению проблемы времени в той её форме, где предметом дискуссий оказывается онтология времени. Понимание предмета современной аналитической метафизики, по признанию тех современных исследователей, что работают в этой традиции, в основном восходит к работам У.О. Куайна, который считал, что метафизика имеет дело с тем, что есть [158] (существует). Ответы на вопросы о сущем как оно есть, направленные на составление по возможности полного списка категорий, описывающих сущее, т. е. онтологии, и составляют предмет метафизики. Как получить ответы на вопросы о том, что существует? – вот ключевой для аналитической метафизики вопрос её методологии. Куайн, как известно, предложил использовать для этого принцип онтологических обязательств теории, но в его собственном понимании использование этого принципа было связано с двумя определёнными моментами. Один из них заключался в выраженном натурализме [159] в решении философских проблем: определить, что именно существует, возможно «…только выявлением онтологических обязательств, принимаемых в наших лучших научных теориях» [160] . Другой в том, что по мнению Куайна, выявление онтологических обязательств «…требует использования искусственного формального языка» [161] , роль которого он отводил языку логики придикатов [162] . Взгляды Куайна оказали и продолжают оказывать большое влияние на современную аналитическую метафизику, и это признаётся большинством философов, принадлежащих к данной традиции. Так или иначе, среди современных исследователей, специализирующихся в метафизике, куайновское понимание предмета метафизики является доминирующим [163] . Нетрудно, в частности, заметить, что определение метафизики, которое используют упомянутые авторы «Введения» в книге «Философия времени» в точности соответствует тому, которое предложил Куайн [164] . Не менее важное значение принадлежит принципу онтологических обязательств теории [165] , однако не все метафизики согласны с куайновской его интерпретацией. В целом, анализ литературы показывает, что даже в тех случаях, когда имеет место попытка охарактеризовать тенденции, присущие современной аналитической метафизике, что называется, из первых рук, у различных авторов можно встретить несколько различные оценки. Так, например, существует точка зрения, согласно которой доминирующим следует считать направление, связанное с использованием так называемой квазинаучной методологии, которая принадлежит к тому типу методологии, которая была рекомендована Куайном и получила разработку в трудах Д. Льюиса [166] , и именно она составляет методологическую основу одного из видов реализма, который может быть назван сильным реализмом (strong realism) [167] , или, в других терминах, тяжеловесным реализмом (heavyweight realism) [168] . Например, один из сторонников квазинаучного метода Т. Сайдер называет следующие его существенные черты и указывает те проблемы, с которыми он сталкивается: «Современный исследователь-онтолог сравнивает альтернативные точки зрения как своего рода приблизительные гипотезы о мире и для этого подходит к ним с определённым набором критериев для выбора наиболее правильной теории, среди которых теоретический инсайт, простота, взаимодействие с другими областями знания, например, наукой, логикой, философией языка. Однако здесь онтология сталкивается с теми же проблемами эпистемологического характера, что и наука при выборе наиболее подходящей теории среди альтернативных гипотез. Например, в том случае, когда основные онтологические гипотезы кажутся последовательными и эмпирически адекватными, решающее слово оказывается именно за перечисленными выше критериями. Но тогда возникает вопрос, а сами критерии подходят для решения данной задачи? И вообще: критерии, которые используются для выбора научных теорий, применимы ли для метафизики? Как их артикулировать более ясно и возможно ли с их помощью сделать окончательный выбор?» [169] .
158
Куайн У.В.О. О том, что есть // С точки зрения логики. 9 логико-философских очерков / Пер. В.А. Ладова, В.А. Суровцева; под общ. ред. В.А. Суровцева. М.: Канон+ РООИ «Реабилитация», 2010. С. 21.
159
У Куайна это, в частности, проявилось в том, что он отдаёт явное предпочтение пониманию времени как одного из измерений четырёхмерного пространства-времени, которое была развито в рамках ТО (Queen W.V.O. Word and Object. MIT Press, 2013.).
160
Макеева Л.Б. Указ. соч. С. 99. См., также: Chalmers D. Ontological Anti-Realism // Metametaphysics: new essays on the foundations of ontology. P. 77.
161
Макеева Л.Б. Там же.
162
Carrol. J.W., Markosian N. An Introduction to Metaphysics. P. 13.
163
Schaffer J. On What Ground What // Metametaphysics: new essays on the foundations of ontology. P. 350–354.
164
Однако, в современной метафизике существуют и другие, хотя и менее распространённые, способы определения предмета метафизики. Так, Дж. Счеффер в своей статье, обращаясь к восходящему к Аристотелю более традиционному пониманию метафизики как учения о первопричинах, предметом метафизики считает изучение иерархической структуры реальности, задачей которого является выяснение того, какие сущности первичны, а какие производны. Более того, растущий интерес к традиционному пониманию предмета метафизики автор статьи считает одной из особенностей современного состояния метафизики (Ibid. P. 349–352).
165
Carrol. J. W., Markosian N. An Introduction to Metaphysics. P. 13.
166
Mainley D. Op. cit. P. 3.
167
Sider T. Ontological Realism // Metametaphysics: new essays on the foundations of ontology. P. 386.
168
Chalmers D. Ontological Anti-Realism // Metametaphysics: new essays on the foundations of ontology. P. 78.
169
Sider T. Op. cit. P. 385.
Характерно, что описывая квазинаучную методологию, Т. Сайдер специально подчёркивают её отличие от методологии концептуального анализа и пишет буквально следующее: «современные онтологи не являются концептуальными аналитиками» [170] . Данное замечание представляется довольно примечательным, поскольку, если его принять, вообще-то ставит под вопрос возможность самостоятельного логико-теоретического анализа времени a priori в силу того, что предполагает его зависимость от эмпирических критериев оценки истинности суждений, и, следовательно, саму возможность существования метафизического понимания времени в качестве отличного от того, которое предлагается в философии науки. Но даже в том случае, если имплицитно считать, что эмпирические критерии здесь не играют определяющей роли хотя бы потому, что вопрос о соотношении эмпирического и метафизического в современной философии науки остаётся открытым, и, следовательно, квазинаучная методология вовсе не идентична верификационистской методологии [171] , какое-то минимальное различие между наукой и философией всё-равно должно сохраняться, и обычно в качестве критерия, специфичного только для науки принимается минимальный эмпирицизм. Поэтому, если квазинаучный метод предполагает обращение к данным науки в качестве одного из критериев, определяющих выбор подходящей онтологической гипотезы о том, что существует, а именно это и роднит его с куайновским натурализмом, то в этом случае ни о какой аргументации a priori в чистом виде идти не может, и это означает, что в рамках аналитической метафизике мы встречаемся с типом методологии исследования времени, который в некотором роде оказывается сходным с тем, что имеет место в рамках диалектико-материалистической традиции. В любом случае, следует обратить внимание, что обращение к квазинаучному методу делает актуальным для аналитической метафизики времени исследование вопроса о соотношении знаний о времени, которые могут быть получены a priori, с теми, которые могут быть получены в рамках научных исследований времени.
170
Ibid.
171
Поскольку, объясняет Сайдер, согласно верификационизму «теории считаются одинаковыми, если они эмпирически эквивалентны, но в таком случае нам не избежать вопроса о том, каково действительное соотношение между объективным миром и концептуальной структурой теории» (Ibid., p. 417).