Проблема уха

Исмаев Константин

— Вот видите, — сказал он, наконец освобождая Брынзина, — настоятельно рекомендую вам заняться вашей душой, а то как бы не случилось второго конфуза. Да, кстати, кажется, я обещал вам показать места, куда может попасть человек, если не пролезет в игольное ухо… Да куда же вы!

Освобожденный Эдуард Борисович со всех ног бросился бежать по пустыне прочь. Он ожидал, что его будут преследовать, поймают, подвергнут еще какой-нибудь столь же ужасной, а может быть, даже более бесчеловечной пытке, но его никто не преследовал. Взобравшись

на гребень бархана, Брынзин осмелился посмотреть назад. Но никого не увидел: не было ни ангелов в маскхалатах, ни сумасшедшего садиста, назвавшегося библейским именем. Брынзин всхлипнул и пополз вперед по песку. Полз он долго, очень долго, мучился от жажды, но больше всего от мысли, что если, не дай Бог, он умрет, то весь этот ужас повторится снова. Поэтому он принял твердое решение не умирать ни за что и, как герой Джека Лондона, все полз и полз по песку незнамо куда, пока не сообразил, что ползет по снегу, а вместо барханов вокруг поднимаются серые московские дома. Тогда он поднялся с четверенек и первое, что увидел, был его охранник Володя, который с беспокойством светил ему в лицо фонариком. Брынзин всхлипнул и упал в его суровые объятия.

Володя отнес его к дверям его собственной квартиры. Когда Эдуард Борисович пропал, его гендиректор заподозрил неладное, правда, не сразу: дело в том, что Брынзин иногда имел особенность на несколько дней уходить в запой и пропадать неизвестно где. Но серьезная деловая обстановка вынудила генерального предпринять поиски, и он отрядил людей на квартиру Брынзина, так как ни его домашний, ни мобильный телефоны не отвечали. И вот, когда Володя со своими людьми въехал во двор дома, где жил Брынзин, к своему удивлению, он увидел Эдуарда Борисовича, ползущего на четвереньках по снегу.

Эдуард Борисович был сильным и волевым человеком. По-видимому, он сумел в какой-то степени взять себя в руки, найти ключ и войти в квартиру, хотя не совсем еще отошел от пережитого кошмара, да и Володя как-то странно на него посматривал.

Окно в гостиной было раскрыто настежь, а к батарее привязана веревка, другим концом уходящая за окно. Жены дома не было.

Впрочем, вот уж кто меньше всего интересовал Эдуарда Борисовича в эту минуту, так это жена. На тревожные замечания Володи Брынзин ответил, что это все полное говно, и жизнь человеку дана не для этого. Причем свою, довольно темную, откровенно скажем, фразу никак не разъяснил. После чего Володя стал смотреть на Эдуарда Борисовича еще более подозрительно.

По словам Володи, Брынзин извлек из бара бутылку водки, налил себе полный граненый стакан и выпил залпом. Володя пить не стал, сославшись на то, что он на работе, и предложил проехать в офис. Брынзин согласился, сказав, что ему нужно уладить свои денежные дела. Они спустились вниз, и как раз в этот момент к ним подошел Саша.

Как оказалось, Эдуард Борисович не настолько пришел в себя, чтобы при виде значка, прицепленного к Сашиной

куртке, не испытать сильнейший шок. Возможно, он принял Сашу за кого-то другого. Как признался впоследствии сам Саша, Эдуард Борисович несколько раз заговаривался и называл его «Иоанн».

Как бы то ни было, Брынзин вместе с Сашей приехал в свой офис, волевым решением отправил всех сотрудников, несмотря на поздний час, задержавшихся на работе, домой (в том числе и сходящего с ума генерального), вызвал частного нотариуса, и принялся оформлять бумаги.

Конечно, процесс передачи имущества — вещь сложная. Брынзин еще некоторое время держался, улаживал формальности и узкие моменты, преодолевал вполне естественное сопротивление, но терпенью машины, как сказал Владимир Высоцкий, а тем более терпению человеческому, бывает предел.

Брынзин сорвался. Налегке, без денег и документов он бросился из города, и на одной из подмосковных станций был снят с электрички милицейским патрулем, потому что, как выяснилось, по ориентировке он здорово походил на маньякагомосексуалиста, насиловавшего и убивавшего исключительно сотрудников милиции вот уже вторую неделю.

К счастью, в патруле нашлись разумные люди, поэтому Эдуарда Борисовича не пристукнули на месте. Тем не менее, ему все же здорово досталось. Наконец, после четырех часов допроса с пристрастием, в отделение по случаю заглянул капитан с Петровки. Послушав вопли допрашиваемого, он заинтересовался, потому что то, что кричал Брынзин, некоторым боком подходило под новое и довольно нестандартное дело, которым он с недавнего времени занимался. Поэтому капитан забрал Эдуарда Борисовича, истерически вопившего, что после того, как он побывал верблюдом, ему все нипочем, обратно в Москву, где, на Петровке, 38, Брынзин и написал свое заявление. После этого ему была оказана срочная психиатрическая помощь, и есть надежда, что известный предприниматель, несмотря на пережитые потрясения, еще сможет со временем вернуться к нормальной жизни и работе.

Что касается Саши, то он довез Андрея до метро, и, поскольку тот не дал согласия работать у него шофером, высадил. На прощанье он сказал:

— Представляешь, Андрюха, мне тут приглашение прислали из того самого турагентства, где мы подрались. Где охранник наглый. Помнишь?

— Помню, — сказал Андрей.

— Прикол, да?

— Ну, и? — спросил Андрей, без особого интереса, впрочем.

— Заеду к ним, проучу этого засранца. Вот ведь как в жизни все поворачивается, да?

— Да, — сказал Андрей.

— Ну, бывай, — сказал Саша, — не грусти.

— И тебе того же, — хмыкнул Андрей, открыл дверь и вышел на улицу.

Он некоторое время провожал взглядом уплывающие в московские асфальтовые сумерки кормовые габариты Сашиной машины, потом ссутулился и стал спускаться в метро, размышляя о том, где же все-таки взять денег.