Проблема выбора
Шрифт:
– К губернским гарнизонам хранилища приставить, что тут думать? – я отложил вилку, озвучив самое простое на мой взгляд на сегодняшний день решение. – И одновременно фуражные склады создать, чтобы, коли война случится не бегать с выпученными глазами и не искать, у кого фураж закупить можно, а просто заранее держать нужно количество. Начнет время подходить, что вот-вот портиться начнут запасы, так и вовсе распродать, а новый закупить. Я бы еще кого из химиков попросил что-нибудь придумать, чтобы то же мясо можно было хранить долго, – сами не придумают ничего, я идею тушенки кому-нибудь подкину. Нитритная соль уже, оказывается, имеется в наличии, мне ее Ломоносов демонстрировал. Как и свои навыки в создании вакуума в лабораторных условиях. Почему ничего из этого до сих пор никто не применил – я не знаю, просто для меня этот вакуум стал
– Отличная идея, ваше высочество, просто отличная, – Шувалов засиял как новенький золотой. Ну, действуй, родной. Мне твоих лавров пока не нужно, ты главное задел мне сделай, чтобы я страну в более-менее приличном состоянии получил, готовой к внедрению более глубоких реформ.
В дальнейшем ужин прошел под непрекращающийся бубнеж Шувалова, который уже начал планировать осуществление такой замечательной идеи, что пришла ему в голову совсем внезапно. Когда ужин подошел к концу, я отпустил Петра, попросив Воронцова остаться, под предлогом, что мне хотелось бы обсудить с ним тут книгу, что он мне утром дал почитать. Шувалову это было не интересно, поэтому он быстренько свалил, не напросившись остаться. Надо будет поручить кому-нибудь, чтобы почаще напоминал ему о грандиозном прожекте, который пойдет на пользу всей империи. Лопухина что ли пристроить к этому делу? Он даже, если сболтнет чего личного, тут же укорот языку получит. Шувалову неприятности не нужны, он любит деньги и быть в центре внимания, а всего этого можно из-за слишком болтливого товарища лишиться, особенно, пока Ушаков Тайной канцелярией рулит и спит и видит, как Шувалова сбросить.
Пригласив Воронцова пройти в кабинет, я сразу же направился к столу, с ужасом гладя на растущую кипу бумаг, которую нужно было во чтобы то ни стало как можно быстрее разобрать, вот только времени пока недоставало. Кабинет я выбрал далеко не случайно, нужна была официальная обстановка, чтобы собеседник не чувствовал себя расслабленно.
– Вы хотели поговорить со мной о тех записках, ваше высочество? – сразу же спросил Воронцов, как только получил разрешение сесть.
– Нет, зачем мне о них с вами разговаривать? – я чуть наклонил голову набок и посмотрел на него. Эта привычка наклонять голову была не моя – я так никогда не делал. Но при изучении отвратительного качества портретов герцога, обратил внимание на то, что на них на всех его голова слегка склонена. То ли он в детстве чем-то болел и это последствие, что-то вроде нервного тика, то ли это вообще семейное. С другой стороны, узнавать о такой мелочи было лень, да и незачем. – А что, вы тоже, Роман Илларионович, считаете, что при дворе кормят отвратительно, как заметил господин посланник?
– Нет, ваше высочество, я так не считаю, – он покачал головой. – А вы?
– А мне не с чем сравнивать, потому что при дворе его господина короля Фридриха, не кормили вообще. Знаете, чего мне не хватает? – Воронцов покачал головой. – Картофеля. Весьма питательный и вкусный продукт, надо сказать, но здесь в России почему-то не использующийся. И, знаете, в чем самая большая странность, Роман Илларионович, я точно знаю, что картофель был привезен моим дедом Петром Алексеевичем вместе с табаком. Так как получилось, что табак пользуется спросом, а картофель нет?
– Может быть, потому, что табак – это некая пикантность, а картофель просто еда, которую к тому же надо выращивать?
– Ну так давайте слухи распустим, что есть картофель – жутко аморально. Что это любимая пища лорда Дэшвуда, который, обожравшись его, начинает творить всякие непотребства? Мол, это не он такой плохой, а картофель так на него воздействует.
– Боюсь, что лорд Дэшвуд начнет опровергать эти слухи, – со смешком заметил Воронцов. – Он же гордится тем, что настолько аморален сам по себе.
– Пускай опровергает, – я махнул рукой. – Чем больше опровергать начнет, тем больше все убедятся, что он именно что из-за картофеля такой, а не сам по
– Вы меня пригласили о лорде Дэшвуде поговорить, ваше высочество? – Воронцов снова не сдержал смешок.
– Лорд Дэшвуд мне интересен лишь в разрезе того, почему его никто не вызвал на дуэль и не прирезал как бешенную собаку, после той отвратительной выходки на маскараде в честь коронационных увеселений, – я задумчиво смотрел на Воронцова, который перестал улыбаться, и в свою очередь внимательно смотрел на меня. – Я читал ваш доклад в «Свободное экономическое общество», где вы предлагаете то, о чем мы говорили за ужином – создание частных запасов зерна на случай неурожая и возможного голода. При этом вы настаиваете на некоторых послаблениях в сторону крестьян, и приводите в пример показатели своих земель, показавших очень хорошие итоговые результаты в следствии рачительного ведения хозяйства.
– Мне лестно слышать, ваше высочество, что вы поддерживаете мои идеи и даже нашли время с ними ознакомиться, – кивнул Воронцов.
– Я много чего понимаю, Роман Илларионович, но я никак не могу понять следующего – про вас в свете ходят слухи, как об отвратительном хозяйственнике, который едва ли не разорил свои земли, ведя беспутный образ жизни. Признаться, я нахожусь в растерянности, как эти два факта могут уживаться друг с другом? Прибавить сюда и то, что, якобы, вы выступаете за полное закабаление крестьян и допущения дворянской вольницы. Вас еще не разорвало, Роман Илларионович, на пару частей из-за всех этих несоответствий? – он молчал, разглядывая собственные ладони. – Просто ответьте мне, что правда, ваш доклад и гуляющие в свете слухи? Я не хочу начать доверять человеку, который даже в предпочтениях ведения хозяйства разобраться не может, – скрестив руки на груди, я откинулся в кресле. Ну же, ответь мне. я впервые здесь встретил человека из дворян, который действительно разбирается в экономике. Сам разбирается, без помощи тысячи управляющих, еще и статьи в разные экономические общества пишет.
– Я писал доклад, основываясь на собственном опыте, – наконец, твердо сказал Воронцов. – И да, я действительно считаю, что дальнейшее закабаление крестьян может в итоге привести к снижению экономической целесообразности, и в итоге к полнейшему краху.
– Хорошо, – я выпрямился и опустил руки на стол. – Очень хорошо. Надеюсь, вам удастся мраморную фабрику создать. И вы доложите мне о своих успехах.
– И… это все, что вы хотели у меня узнать, ваше высочество? – он выглядел растерянным.
– Да, это все. Пока все. Я не знаю, что будет в дальнейшем, но надеюсь, что слухи не станут в итоге правдой.
– Я… – он вскочил, и сглотнул. Нет, ну а чего ты ожидал, что я сейчас с тобой буду планы строить, что ли? Мало ли что ты мне сказал, я должен все проверить, прежде, чем делать тебя своим казначеем, с перспективой занять должность казначея империи. – Могу я идти, ваше высочество? – я уже открыл рот, чтобы дать согласие, как дверь отворилась и в кабинет без предварительного оповещения ввалился Криббе. Он был вымотан до предела, весь в пыли, даже на его волосах пыль лежала тонким слоем, несмотря на шляпу, прикрывающую голову. Захлопнув рот, я жестом велел Воронцову сесть, чтоб не маячить. Лишь позже до меня дошло, что надо было его не осаживать в кабинете, а вон отослать.
Криббе, подошел к столу и протянул мне письмо, сам же, после того, как я забрал письмо слегка дрожащей рукой, упал в кресло, вытянул ноги и прикрыл глаза. Воронцов переводил взгляд, в котором зажглось любопытство, с Криббе на меня и обратно, и уже не стремился куда-то уйти. Я же развернул письмо и погрузился в чтение.
Тетка писала мне собственноручно, поэтому письмо получилось излишне эмоциональным. Когда закончились все положенные охи и ахи, выписанные каллиграфическим почерком, начался текст по существу. Если быть кратким, то ее величество меня понимает и даже возмущается вместе со мной, но людей более того полка, который у меня под командованием выделить не сможет. При этом она клятвенно пообещала полк доукомплектовать. Не придумав ничего лучшего, в мой полк, точнее огрызок полка, решено было влить ингерманландский пехотный полк, точнее тоже тот остаток, что сейчас находился в Петербурге под командованием Наумова и занимался больше всего охраной дворца. Елизавета ингерманландцев терпеть не могла, они напоминали ей о Меншикове, с которым у нее, мягко говоря, не складывалось, и она нашла способ избавиться от раздражающей ее проблемы.