Проблемы космического масштаба общий
Шрифт:
– Точная копия?.. – озвучила мои мысли Лайна, осматриваясь.
– Нет, это тот же самый пространственный карман – отозвалась учёная. – Предупреждая жалобы одного из нас, пока они не озвучены – да, и шкаф, и эта база соединены с одним пространственным карманом, но через него попасть можно только обратно туда, откуда пришли. Кое-что даже мне не даётся...
Её голос звучал искренне удручённым.
– Вы смогли создать альтернативные входы в один пространственный карман? – в голосе принцессы на этот раз для разнообразия звучало не только удивление, но и уважение. – Но на предпоследнем симпозиуме имперской академии это было признано невозможным, и на последнем этот вывод
Принцесса ещё и наукой интересуется? Мы с Лайной одинаково удивлённо взглянули на неё.
– Этим старым болванам намного проще признать что-то невозможным или безперспективным, чем хотя бы попытаться мыслить нестандартно – презрительно фыркнула Аюни; кажется, у неё даже глаза засветились ярче. От раздражения? – Принцесса, я вас прошу, не не замусоривайте себе мозг их пустобрёхством и вообще не упоминайте при мне этих идиотов. Особенно Ойнара Ли-Харо, Улиа Нарига, Шарна Кацке и Лорга Дзе... они позорят саму идею открытости ума и безграничности науки. Только подумать, запретить исследования кварковой нестабильности из-за практически пренебрежимого риска!..
Мы с пираткой переглянулись; Анасия зевнула. Громко.
Глава 15. Разговоры по душам.
– Прекрасная саани уделит недостойному несколько мгновений своего времени? – Вопрос, заданный в лучших традициях вбитого в меня Кальне придворного кодекса вечнозвездной империи Джали заставил одну чрезмерно увлеченную наукой персону все-таки обратить на презренного меня внимание. Еле-еле успел. Еще бы пара-тройку шагов, и Аюни скрылась бы в недрах лабиринта, который она по какому то недоразумению зовет 'маленькой, совсем не приспособленной для нормальной жизни базой'.
– Сейчас как раз из кристаллизаторов образцы доставать надо, и аппаратуру контроля периметра надо запустить... – Может быть я не такой уж специалист по ксенологии, да и психологом одного недоучившегося студента назвать очень трудно. Но когда вот так начинают частить и почти незаметно, но отводить взгляд в сторону, то не надо быть пророком и специалистом по инопланетной культуре, чтобы не понять... не догадаться, что кого-то, не будем показывать пальцами, немного водят за нос, или, что еще хуже, немного в чем-то накалывают. Или 'вешают лапшу', 'разводят' и еще куча подобных терминов.
Достало! Достало даже не отношение, а тот факт, что вокруг меня не то что водят какие то хороводы – нет, меня используют как слепого котенка. Более того – за меня чть ли не лапки переставляют! Гррррр!!!
Может быть, в этом самом излюбленном всеми астероидными грязеловами (коих так любит поминать Лайна) кодексе мой поступок и относится к самым что ни наесть выходящим за границы дозволенного для аристократа. Но! Ректора вашего тридцать три раза правым веслом баркаса до характерного щелчка! Мне вот сейчас. Вот именно в эту минуту абсолютно. Даже не то что бы фиолетово – серобуромалиново! Тем более что за сегодняшний чрезмерно сумасшедший день я и так достаточно являл себя образцом невозмутимости и апологетом нормальности. Хватит!
Схватив замершую и опешившую от неожинанности ученую за плечико, я развернул ее и прижал к бугристой окрашенной какой-то странной то ли краской, то ли покрытой слоем белого пластика стене коридора и заглянул в глаза. В ту самую бездонную бездну, которую опытные сердцеедки прикрывают длинными, как сама жизнь ресницами, манипулируя бедными несчастными и крайне тупыми зверьками, по какой-то причуде эволюции называемыми 'сильным' полом.
– Моего мнения никто спрашивать не собирается? – не сказать, что бы голос, с которым эта фраза была произнесена, смахивал на рычание. Но близко. Очень.
– Антон, о чем ты говоришь?
– Может быть сейчас – приблизив свои губы почти к почему-то моментально заполыхавшему левому ушку, я, сотворив гигантское усилие над своей психикой и нервами, прошептал внезапно охрипшим голосом тот самый вопрос который бился в моей голове где-то с середины этого сумасшедшего дня. – Подопытный? Моя королева...
Не знаю – не знаю и до сих пор не могу понять, почему с моих уст сорвалась именно эта фраза. Взбалмошная, вечно невыспавшаяся, стервозная, грустная и одновременно ехидная, способная одним словом взбесить или заставить смеяться – не знаю – Аюни всегда вела себя так, как будто окружающий мир является всего лишь большой, скучной, но временами интересной песочницей. Все вроде так... за исключением грусти – стылой грусти, спрятанной где-то в глубине омутов этих зеленых глаз, больше подошедших бы какой-нибудь ведьме чем ученому... так о чем же ты грустишь, моя королева? Кто или что посмело оставить стылый след в глубине твоей души. В том самом кристалле сосредоточения больше похожем на цветок... цветок, подернутый дымкой затаенной боли. Будь проклят этот чертов псионический дар, которым я обязан опять же тебе, моя королева. Не знаю и не хочу знать, что же ты сделала с моим телом, но именно благодаря этому я смог прикоснуться своими немытыми руками к... даже не к красоте... да я, черт побери, даже не могу подобрать слова и определения! Да и черт с ними – ты прекрасна, моя королева, и мне хочется выть от того, что я не могу осушить те кровавые слезы, стекающие по совершенным, больше похожим на божественные в своем величии протуберанцы солнечной плазмы, лепесткам цветка твоей души. Прости меня, моя королева... затянутый в шелка двор, кринолины, вечно спешащие пажи, краски и жемчуга дамских нарядов, ржание коней и рев труб... развивающиеся в небесах вымпелы и трубные возгласы герольдов – вот то чего достойна твоя красота. Красота даже не тела – души... той самой души, скрытой полумраком грусти и забвения. Скорлупой, уродливой скорлупой которую ты возводишь своими же руками. Прячась от мира... от себя самой.
– Поплачь, поплачь моя королева. Отпусти себя... – шепот, больше похожий на карканье, на грай могильных воронов ободрал мое горло.
Миг и окружающее стало неважно, спецслужбы, деньги, проблемы и идиотизм всего сущего... была лишь безбрежная зелень глаз, мускус и амбра дыхания, шелк кожи и касание распахнувшего свои объятия разума. То что мягче любого бархата, то что чувственнее любого наслаждения, то что крадется на мягких лапах? то самое чувство? острое зазубренное лезвие, раны от которого заставляют трепетать в наслаждении, содрогаясь в такт каждому рывку, намеку на движение, дуновению...
– Я люблю тебя, моя королева... Люблю!
Не было звука, с которым хрустальная сфера волшебства рассыпается в сказках, не было воя призрачных псов или дьявольского скрипа покрытых патиной и паутиной створок древней твердыни... ничего этого не было – лишь перестук убегающих каблучков и сдавившее сердце... стальными когтями сдавившее чувство.
Разместившиеся на обзорной площадке перед гигантским распахнутым в глубины океана порталом, затянутым тончайшим экраном силового поля, девушки, были заняты ответственейшим делом.